Рейс через Атлантику (СИ)

Реши сейчас и навсегда:

Повар ты? Или еда?

Джеймс оторопело глянул на Мартина.

- Погоди-ка. Ты этот выбор имел в виду? Что за...

Мартин смутился, потёр нос.

- Нет, вовсе нет, - быстро проговорил он. - Я говорю, что у каждого из нас есть выбор: что делать с собственной жизнью. Это как пенни в кармане. Можно потратить его с пользой, а можно просто выкинуть. Выбор мы делаем сами. Грег потратил свой пенни зря, зря. В некотором смысле, он стал едой. То есть то, что потребили, но как в случае с алкоголем пользы от такого потребления никакой. Но он мог быть поваром - тем, кто управляет потреблением. Делает его приятным и полезным.

Джим выпил и поморщился.

- Я не силён в философии. Ты говоришь непонятно. Повар...Еда... Чушь собачья! Грег мёртв. Для кого он и стал едой, так это для рыб. - Джим зажмурился. - Чёрт подери, я до сих пор вижу плавающие куски мяса. И это ужасно...

Они налили ещё по одной. Потом заговорили о прошедшем урагане. Мартин утверждал, что проспал всю ночь, как убитый, поскольку до этого две смены помогал в машинном отделении кочегарам. Потом снова помянули Боцмана. Наконец, Джим решил, что с него хватит. Голова шла кругом, а вкус алкоголя уже вызывал тошноту.

Прежде чем снова вернуться в каюту, Джим прогулялся по палубе. Темнело, на "Феррисе" уже зажигались огни. Глухо стучали молотки - всё ещё ремонтировали гребные винты. К корме Джим решил не приближаться. Он остановился на баке и тяжело прислонился к релингу. Над океаном властвовал штиль. Небо до самого горизонта оставалось чистым. Но эта безмятежность показалась Джеймсу хуже самого сильного шторма - она давила, поглощала волю, забирала мысли. На "Феррисе" вдруг не осталось места, где Джеймс мог чувствовать себя уютно. Корабль стал для него отвратительным домом, домом со старыми, скрипящими половицами, наполненный запахом плесени и старья. Домом с тёмным подвалом, где жили полчища крыс. Домом, где по ночам на чердаке завывает ветер и трещат балки. И хочется поскорее удрать из этого места, но удрать невозможно! Влажный морской воздух пьянил Джеймса сильнее выпитого виски, ужасно хотелось спать.

Джеймс спустился на нижнюю палубу. Остановился возле двери каюты Грегори. Подумать, только! Еще два-три дня назад они сидели за столом, дулись в покер. Обсуждали войну в Европе и делились планами на будущее в Америке. И вдруг Грегори нет. Джеймс круто развернулся и поспешил к себе. Наверное, Мартин прав - таков был его выбор. Дикий, бессмысленный. Джеймс вошёл в каюту и растерянно глянул на открытую дверцу туалетного шкафчика. Кажется, он закрывал его? Джим машинально захлопнул дверцу и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Он чертовски устал. Джим начал погружаться в сон. Медленно, неспешно, словно он тонул в густом киселе. Сквозь дрёму Джиму казалось, будто сумерки в углах каюты сгустились, налились вдруг неестественной чернотой, превратившись в странные призрачные отростки. С удивлением Джим отметил про себя, прежде чем заснуть окончательно, что эти отростки тянутся к нему со всех сторон.

Глава 8

Джеймс проснулся от громкого хлопка. Что это может быть? Он включил свет и потёр глаза. Оглядев каюту, он заметил, что дверца туалетного шкафчика снова была открыта. Да что с ней такое?! Джеймс нехотя слез с кровати, закрыл дверцу. Но едва улёгся и погасил свет, как в каюте раздался отчётливый и громкий стук. Джеймс чертыхнулся, резко сел и включил освещение. Шкафчик опять был открыт. Но не успел Джим встать, чтобы закрыть её, как она закрылась сама. Джим нахмурился. Что за шутки?! Дверца вновь открылась, потом резко, с характерным хлопком закрылась. Электрический свет мигнул, вспыхнул ярче. Джим почувствовал, как лоб его покрылся испариной. Сердце ухнуло. Тук-тук. Стучала дверца, движимая неведомыми силами. Тук-Тук. Он слышал раньше это звук. Но где?! Дверца двигалась всё быстрее. Спираль в лампочке то раскалялась добела, то едва светилась красным. Тени вокруг двигались, прыгали и дёргались в каком-то диком танце.

Краем глаза Джим заметил движение на стене напротив. Он повернулся. Газетные вырезки, прикреплённые к стене, вдруг рассыпались на сотни кусочков. Кусочки завертелись, подхваченные несуществующим вихрем, взметнулись в воздух. Потом стали прилипать к стене, собираясь в слова. Слова выстраивались в строчки. Джим прочёл первую.

Коль в гости ты ко мне пришёл...

Стук взбесившейся дверцы, ритмичный, громкий, неестественно отчётливый, сводил с ума. Джим сидел, не в силах встать, намертво прикованный к кровати безумным, животным страхом. Он зажмурился, заткнул уши. Это просто сон! Дурацкий кошмар! Джим открыл глаза.

Садись со мной скорей за стол...

Гласила следующая строчка. Руки безвольно упали на кровать. Стук дверцы превратился в рёв. Теперь Джим вспомнил, где он слышал этот звук! Тогда, в каюте Милен. Смутный, на грани слышимости стук. Стук из каюты мистера Брукмана! Буквы собрались в оставшиеся строки песни. Той самой, что напевал перед смертью Грегори.

Реши сейчас и навсегда:

Повар ты? Или еда?

Джим закричал. Дико, отчаянно. Закричал до спазма в груди, до хрипоты. Но его крик тонул в безумном рёве хлопающей дверцы. Зеркало, закреплённое на дверце, разбилось, брызнув миллионом осколков. Джим вскочил. Прочь из каюты! Наверх, наверх! Джим рванул, сшибая всё на своём пути; позади вспыхнула и взорвалась лампочка. Джим не помнил себя от охватившего его беспредельного ужаса; ни осталось ни единого чувства, ни единой мысли - всё было заполнено липким, всепроникающим страхом. Он не понимал, куда он бежит. Перед взором мелькали двери, ступеньки, перила. Он бежал, подгоняемый кошмаром, ему казалось, что чернильно-чёрные щупальца темноты преследуют его попятам и готовы вот-вот схватить. Джим больно ударился обо что-то, перед взором вспыхнули искры. Он запнулся, упал. И тьма плотной пеленой окутала его.

Джеймс открыл глаза. Все тело болело. Где он?! Джеймс приподнялся на локтях и огляделся. Проморгался. Мутная пелена, застилавшая взор, сошла. Это была не его каюта. У кровати стоял джентльмен. Джим сразу вспомнил его - это был доктор из каюты напротив Милен.

- Очнулся, - улыбнулся он. - Ну, слава Богу. Как самочувствие?

- Паршиво, - прохрипел Джим и упал на подушку. - Что со мной? Где я?

- Ты, дорогой мой, в корабельном лазарете, - охотно пояснил док. - Уж не знаю, что с тобой случилось, но вчера ночью ты пытался повторить прыжок того несчастного, что разорвало гребными винтами. Тебя утром нашли матросы висящим на релинге у кормы. Ещё бы чуть-чуть...

Джеймс содрогнулся от мысли о том, что было бы с ним, если "ещё бы чуть-чуть".

- Как я там оказался?

Док пожал плечами.

- Тебе виднее, какие черти тебя туда загнали. Перебрал накануне?

- Нет. Мне приснился кошмар. Жуткий, док. Самый кошмарный из тех, что я видел. - Джеймс вздрогнул. - И я не помню, как оказался на палубе. Я бежал куда-то...Я ничего не соображал от страха.

- Мда, - произнёс доктор, - я такого не припомню, чтобы люди от ночных кошмаров бросались за борт. Да, в общем, ладно. Хорошо, что всё обошлось. Пока отдыхай, набирайся сил.

Док ушёл. Джим закрыл глаза и попытался заставить себя не думать о случившемся. Получалось плохо. Джим не ощущал течения времени: все его существование теперь превратилось в борьбу со страхами и воспоминаниями. Они рвались на свободу, пытались вновь завоевать разум. Но Джим не хотел сдаваться без боя, ему казалось, что если сейчас - вот сию минуту - хотя бы на мгновение он позволить победить себя, то просто сойдёт с ума.

Раздался стук в дверь.

- Привет! Как ты? - поинтересовался Мартин, осторожно прикрывая за собой дверь.

Джим прислушался к ощущениям. Ноющая боль в мышцах отступила.

- В порядке. Стараюсь не свихнуться.

- Я поговорил с доком. Он сказал, что серьёзных травм у тебя нет. И если ты себя хорошо чувствуешь, то мы можем пойти в бар и пропустить по рюмке.