По ту сторону стаи

   А во сне чередой проносились миражи Межзеркалья. Впрочем, сном это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, бред - так же как существование между посещениями комендантского кабинета, вновь расколотыми зубами и заплывающими даже от одного удара глазами можно было считать жизнью весьма относительно. Но у меня было наготове моё собственное заклятие: месть... гордость... честь... равновесие... и так по кругу. Ах, ну да, конечно, ещё мне снилась старуха-провидица с крючковатым носом - сидела со своим снежным шаром и, глядя прямо на меня, изрекала проклятое Прорицание. Будь это не во сне, я свернула бы её тощую шею и разнесла чёртов шар о стену. Я просыпалась и жалела, что она давным-давно сдохла, и никто так и не успел развенчать её славу. А теперь все, словно в Создателя, верили в сопливого недоноска-полукровку, который был примечателен только тем, что, согласно Прорицанию, появился на свет в день лунного затмения и имел на плече родимое пятно, в котором разглядели треугольный стяг руны Победы.

   Его мать торговала лекарственными травами в крошечной лавчонке в Сохо, пока не умерла от какой-то ядовитой дряни.

   Он и школу-то закончил с трудом, этот Райт, а потом устремил честолюбивые помыслы на Сектор Всеобщего Покоя, где, не имея ни мозгов, ни капитала, ни родственников, можно было быстро подняться на самый верх. Наконец противостояние достигло своего апогея, и толпы стали собираться на всех углах и так и сяк толковать старое Прорицание. Смута породила кучу новоявленных пророков, стряхнувших пыль с баек Хэрриот, и они наперебой возвещали пришествие очередного Спасителя.

   Люди уповали на абстрактного Мессию, мои соплеменники - на вполне себе конкретного "пшеводника"-Райта.

   Мы были словно бельмо на глазу, страшная сказка под названием "чистильщики". Чем не стая, которую должен был укротить Пастух, судя по всему, попросту отправив на тот свет? Мы поняли, что если и сейчас не выйдем из тени, то нас переловят по одному и передавят, как тараканов, - и начали массовый террор - уже не хитроумной политикой или деньгами, а откровенной грубой силой пытаясь вернуть утраченную когда-то власть. Слово "чистильщики" резало слух, но выражало суть - мы вычищали грязную породу, зарвавшихся кровосмешенцев и их подпевал. Не было лучшей кандидатуры, кроме этого... мистера Райта, чтобы пачками запихивать нас сначала за решётку Сектора, а потом - в заледенелую бездну Межзеркалья. Он стал там настоящей шишкой - как не стать: Пастух, Поводырь, Миротворец. Родившийся в смутное время, чтобы вырасти и водрузить победный стяг из вывернутой волчьей шкуры...

   - Не холодно? - спрашивает Лена.

   Торопливо затягивается и вкладывает то, что осталось от сигареты, мне в руку, - а я почему-то не могу удержать окурок, а он ведь так быстро тлеет на ветру, всемогущий Создатель, так быстро тлеет...

   - Жарко, - отвечаю. Кашляю, и кровь стекает по крепостной стене, куда я приноровилась сплёвывать её, всё время в одно место. Так много крови.

   - От тебя несёт, как от печки, - она придвигается ко мне ближе и изо всех сил обхватывает руками.

   - Не пущу, - вдруг говорит она в пустоту. Пустоте.

   Я знаю, что, едва сомкнув глаза, не сплю, а брежу от проклятой болезни. Каждую ночь. И сегодня тоже.

   В проклятом сне опять присутствует эта старуха-провидица, и Винсент, и хозяин, и всё это перемешано в какой-то странный коктейль, и вдруг всё моё существо пронзает такая страшная, смертная боль, что я кричу... кричу, как не кричала никогда в жизни... и от этого крика просыпаюсь.

   Это уже не сон. Это реальность. А крик всё продолжается и продолжается. Но кричит кто-то ещё, и я слышу это, несмотря на окованные железом двери и толстые крепостные стены. Кажется, что тюрьма трясётся. Меня снова скручивает болевой спазм такой силы, что я на какое-то время перестаю видеть. Мозг поглощает беспросветная тьма отчаяния, ненависти и обречённости. И вдруг всё кончается. Словно лопается хрустальная нить и наступает непроницаемая, чёрная тишина, какая бывает, наверное, если ты оглох и ослеп одновременно. И в этот момент я понимаю, что случилось нечто непоправимое. Меня как будто бы разорвали пополам: одна половина ещё здесь, а вторая уже мертва.

   Я начинаю с ужасом догадываться, что произошло. И кто кричал совсем недалеко. Лена.

   Только что окончилась война. И наш хозяин проиграл.

   Мне уже не до крика. Мне уже вообще не до чего. Мне нужна только смерть.

   Наверное, я здорово напоминаю труп, потому что стражник, приоткрыв дверь, долго смотрит на меня, силясь понять, умерла я или жива.

   Мне всё равно, стоит он там или нет. Даже если бы он забыл дверь открытой и ушёл, я, наверное, так и осталась бы лежать, слепо глядя в потолок. Мне больше некуда идти.

  Слуга без хозяина. Раб без господина. Исчезло звено, связующее меня с этой жизнью. Исчезла и больше никогда не появится вновь прозрачная волна разговора-зова. Я не представляю себе, что такое ТАКАЯ свобода. ТАКАЯ - она никому не нужна, она убивает меня. Я не представляю себя саму по себе, не в середине пирамиды. Слишком давно это было. Да и было ли вообще?

   ...Месть... Гордость... Честь... О, нет, бессильно теперь моё заклятье, и всё ближе подступают каменные стены, неся холод и безумие.

   И отсюда вряд ли кому-то из нас теперь удастся выйти.  

Глава 3

    - На выход, высокородная! - дверь открывается, и конвоир ждёт, когда я миную дверной проём. На его обычно ничего не выражающем лице написано торжество. - Конец твоему хозяину! - говорит он.

   Я равнодушно прохожу вперёд и привычным движением завожу руки за спину. Из камеры напротив выводят Лену. Это что-то новенькое. Обычно рандеву с комендантом проходит один на один. Неужели жирный ублюдок настолько осмелел?

   По лицу Лены мало что можно понять, но я знаю, что она думает о том же, что и я. Есть ещё второй вариант: смертная казнь для всех нас. Коллективная. Наверное, скалы над морем и топор заплечных дел мастера. Будь мы просто убийцы, попавшиеся на том же самом во второй раз и теперь доживающие свой век, теряя душу и разум осколок за осколком, возможно, нас вообще ждала бы амнистия. Все, кто жил в Британии - максимум пара тысяч человек - наверняка пребывали в состоянии отупляющей эйфории, подогретой парами виски: кончилась, чёрт её дери, война крови. Но мы были оппозиционерами, военными преступниками, которых эта полукровая шваль ненавидела и боялась больше всего на свете. Так что казнь была бы по крайней мере логична. Если бы Фортуна повернулась лицом к нам, а не к ним, хозяин так бы и поступил. Одним махом избавиться от всех врагов - что может быть приятнее? Если так - тем лучше.

   Нас заводят в этот хлев, который жирный ублюдок считает кабинетом. Он там не один. Чуть сбоку от стола стоит второе кресло, и в нём сидит не кто иной, как Джеймс Райт. Барабанит пальцами по подлокотнику и со скучающим видом смотрит куда-то сквозь нас. Я почему-то ничуть не удивлена. Что-то подобное я и предполагала.

   Нас толкают лицом к стене. Прижимаюсь щекой к холодному камню, грубому, как наждачная бумага, и смотрю на Лену.

   - Близзард, - говорит она одними губами.

   - Легран, - чуть улыбаюсь я.

   - Представляешь этого сопляка в роли палача? - спрашивает она и тут же получает удар по почкам. Прикрывает от боли глаза, но я вижу на её губах усмешку. Лена никогда не согнётся, они, верно, плохо знают и её, и меня. Нас можно убить, но не согнуть. И уж конечно не сломать.

   - Надеюсь, к двадцати годам он хоть чему-то научился, - добавляет она.

   Нам уже всё равно, что мы будем представлять собой при выходе из этой комнаты. Если мы вообще из неё когда-нибудь выйдем.

   Открывается дверь, и вводят кого-то ещё. Я краем глаза вижу, что это Фэрли и Уолли Макрайан. Интересно, сколько ещё смертников они рискнут сюда притащить?