Книги крови V—VI: Дети Вавилона

— Не обращайте на меня внимания, — сказал Баттерфилд, отвернулся и стал подниматься по лестнице. Вдову Сванн он нашел на первой площадке. Она была еще жива, и Баттерфилд быстро довершил, начатое Д’Амуром.

— Дело плохо, — сказал Валентин. — Слышите — шум внизу. Другой выход отсюда есть?

Гарри сел на пол и, привалившись спиной к упавшему шкафу, старался не думать о лице Доротеи в тот миг, когда пуля нашла ее, и о существе, нуждавшемся сейчас в его помощи.

— Есть. Пожарный выход к лестнице вниз, на задний двор.

— Пойдем покажете его. — Валентин попытался поднять на ноги Гарри.

— Убери руки!

Валентин отшатнулся, как от удара.

— Простите, — проговорил он. — Вероятно, я зря надеюсь, что вы меня не отвергнете… И все-таки я надеюсь.

Ничего не ответив, Гарри поднялся с заваленного отчетами и фотографиями пола. Поганая у него жизнь: вынюхивать следы адюльтера по заказам мстительных супругов; прочесывать трущобы в поисках сбежавших детей; поддерживать отношения с дерьмом, поскольку дерьмо всплывает, а все остальное тонет. Едва ли душа Валентина может быть более зловещей.

— Пожарный выход в конце коридора. — Он устало махнул рукой.

— Мы еще можем успеть вынести отсюда Сванна, — сказал Валентин. — И предать тело достойной кремации… — Его настойчивое желание сохранить честь и достоинство покойного господина подкупала. — Но вы должны помочь мне, Гарри.

— Помогу, — сказал Д’Амур, избегая смотреть на демона. — Только не рассчитывайте на любовь и привязанность.

Если можно услышать улыбку, то именно ее Гарри и услышал.

— Они планируют покончить с нами до рассвета.

— Недолго осталось.

— Час, наверное, — ответил Валентин. — Но этого достаточно. В любом случае.

Шум топки умиротворял Чаплина гул и потрескивание были так же знакомы, как жалобы собственного кишечника. А вот за дверью начали плодиться шумы абсолютно незнакомые. Пытаясь определить их источник, его рассудок рисовал дурацкие образы: смеющиеся свиньи, скрежет зубов о стекло или о колючую проволоку, танцующие по полу копыта. По мере нарастания шума росло и беспокойство Чаплина. Решив позвать кого-нибудь на помощь, он направился к железной двери из подвала, но та оказалась заперта, и ключ отсутствовал. В довершение всех неприятностей погас свет.

Привратник испуганно забормотал:

— Пресвятая Мария, Матерь Божья, спаси нас грешных и помоги в час испытаний… — И замолк, услышав обращение к себе.

— Михельмас! — внятно произнес голос.

Вне всяких сомнений — это его мать! И вне всяких сомнений — голос прилетел от топки.

— Михельмас, — поинтересовалась она, — долго мне еще жариться тут?

Да нет, не могла она здесь появиться во плоти: прошло тринадцать лет, как мать умерла Может, это ее дух? Чаплин верил в духов. Конечно, ведь он видел их иногда — они рука об руку входили и выходили из кинотеатров на Сорок второй улице.

— Открой-ка, Михельмас, — велела мать тем тоном, каким в детстве делала ему выговоры. Послушный сын, он подошел и присел у дверцы. Еще никогда его любимая топка не дышала таким жаром он почувствовал запах подпаленных волосков на своих руках.

— Открой дверцу! — повторила мать.

Разве маме можно отказать? Не замечая раскаленного воздуха, он потянулся к задвижке.

— Проклятый консьерж! — Гарри в сердцах пнул запертую дверь пожарного выхода. — Запасная дверь должна постоянно оставаться открытой. — Он позвенел цепью, опутавшей дверные ручки. — Придется идти по лестнице.

В коридоре за их спинами зашумело, по трубам отопления прокатился гул, от которого завибрировали старые радиаторы. В этот самый миг в подвале Михельмас Чаплин, повинуясь маминому приказу, открывал дверцу топки. Когда ему в лицо бросилось пламя, его вопль взвился до третьего этажа, а следом вскарабкался грохот распахнувшейся подвальной двери.

Гарри поглядел на Валентина; отвращение мгновенно исчезло.

— По лестнице не получится, — проговорил демон.

Стрекот и шелест, мычание и визги уже поднимались снизу. Что бы ни родилось в подвале, оно явно было скороспелым.

— Надо чем-то взломать дверь, — сказал Валентин.

Гарри лихорадочно перебирал в памяти вещи из здешних офисов в поисках инструмента, могущего произвести впечатление либо на дверь пожарного выхода, либо на солидную цепь, державшую дверные створки. Ничего толкового на ум не приходило — одни пишущее машинки да скоросшиватели.

— Думай, человек! — молил Валентин.

Мысль снова пробежалась по уголкам памяти. Требовалось что-то тяжелое и крепкое. Лом, молоток… Топор! Этажом ниже располагалась контора человека по фамилии Шапиро, агента порноактеров. Месяц назад одна актриса чуть не отстрелила агенту причинное место. Промахнулась. Гарри слышал, как на следующий день Шапиро хвастался кому-то на лестнице, что приобрел самый большой топор, какой только смог найти, и теперь с радостью снесет башку любому, посмей тот покуситься на его драгоценную персону.

Суматоха внизу стихала Надвигающаяся тишина тревожила больше, нежели предшествовавший ей шум.

— Времени в обрез, — торопил демон.

Оставив его у скованной цепями двери, Гарри рванулся к лестнице:

— Сможешь притащить сюда Сванна? — крикнул он Валентину уже на бегу.

— Постараюсь.

Когда Гарри подбегал к лестнице, внизу замирали последние шорохи, а когда первый пролет был наполовину преодолен, все окончательно стихло. И стало абсолютно непонятно, где сейчас враг. Этажом ниже? Или вот за этим углом? Он пытался не думать об этом, но встревоженное воображение заселяло каждую тень и неосвещенный уголок.

Гарри благополучно добрался до конца лестничного пролета и крадучись пошел по полутемному коридору второго этажа к офису Шапиро. На половине пути до нужной двери он услышал за спиной шипение. С трудом погасив желание рвануть вперед и бежать, он глянул через плечо. Одна из батарей отопления, не выдержав температуры и давления, выпустила тонкую шипящую струйку пара Гарри позволил сердцу проделать путь обратно — от глотки до груди — и поспешил к двери Шапиро, молясь о том, чтобы похвальба соседа не оказалась пустой. Иначе они приговорены. Ну конечно, офис закрыт. Локтем он вышиб матовое стекло двери, протиснулся внутрь и нащупал выключатель. Стены комнаты были сплошь заклеены фотографиями секс-богинь, но они едва затронули внимание Гарри — паника его возрастала, словно подпитывалась каждым ударом сердца. Наспех он обыскал офис, в нетерпении опрокидывая мебель. Ничего.

И вновь шум снизу, преобразившись и добравшись до второго этажа, нашел Гарри — неземная какофония сродни той, что он слышал на Восемьдесят третьей улице. Д’Амур скрипнул зубами, и нерв больного коренного опять схватило пульсирующей болью. Что означал музыкальный призыв? Сигнал к наступлению?

Отчаявшись, Гарри пересек кабинет Шапиро и подошел к столу в поисках хоть чего-нибудь, чем можно сбить цепь. Там, в узком пространстве между столом и стеной, он обнаружил топор и вытянул его из тайника.

Как и говорил Шапиро, инструмент был массивный, тяжелый и грозный. Гарри вышел из кабинета — пар из расширившегося свища радиатора залил коридор дымкой — и услышал, как с новой силой грянула музыка. Скорбные причитания взметались и угасали, ритм подчеркивала вялая перкуссия.

Храбро нырнув в облако пара, Гарри поспешил к лестнице. Когда его нога коснулась нижней ступени, музыка словно впилась ему в загривок и громко шепнула в ухо:

— Слушай.

Слушать он, разумеется, не желал; музыка была мерзкой. Однако каким-то способом — вероятно, пока он в растерянности и отчаянии искал топор — она все же вползла ему под череп и истощила силы, оттого топор стал невыносимым бременем.

— Спускайся вниз, — манила музыка, — спускайся вниз, присоединяйся к оркестру.

Гарри попытался выдавить короткое «нет», но с каждой новой нотой музыка все больше овладевала им. В этом кошачьем концерте он начал улавливать мелодии, продолжительные закольцованные мотивы, от которых ток крови делался вялым, а мысли — идиотскими. Гарри смутно сознавал: оказавшись во власти источника музыки, он получит отнюдь не удовольствие, а лишь боль и отчаяние. Тем не менее ему никак не удавалось стряхнуть экстатическое оцепенение. Ноги сами несли его на призывы труб. Он позабыл Валентина, позабыл Сванна, позабыл о страстном желании бежать, обо всех потраченных во имя побега усилиях — и начал спускаться по лестнице. Мелодия заплелась еще более замысловато. Теперь в ней слышался хор, нестройно тянувший песню на неизвестном языке. Откуда-то сверху прилетел голос, окликнувший его по имени, но Гарри не внял призыву. Музыка, вцепившись в него, увлекла вниз еще на один лестничный пролет — и наконец стали видны музыканты.