Книги крови V—VI: Дети Вавилона

— Так быстро? — спросил Валентин.

Пока окольными путями они добирались до офиса, Байрон Джовитт выдал серию рифм на тему Апокалипсиса На Сорок пятой улице обретались полуночные бродяги в поисках того или иного кайфа; кто сидел на ступенях, а кто растянулся прямо поперек тротуара. Ни один из них не обратил ни малейшего внимания на такси или его пассажиров. Байрон помог Гарри затащить Сванна на третий этаж.

Офис Д’Амура был его вторым домом — те же теснота и беспорядок. Они усадили труп на вращающееся кресло за стол с немытыми чашками и кипами исков на выплату алиментов. Из всех четырех у Сванна, бесспорно, был самый здоровый вид Байрон потел, как маклер на бирже, Гарри выглядел и чувствовал себя так, будто не спал шестьдесят дней, а рухнувшего в кресло для клиентов Валентина, побывавшего на пороге смерти, оставили последние силы.

— Вид у вас жуткий, — сказал Гарри.

— Не важно, — устало ответил Валентин. — Все скоро закончится.

Гарри повернулся к Байрону:

— Как насчет звонка шурину?

Пока Байрон набирал номер, Гарри обернулся к Валентину.

— У меня где-то здесь есть аптечка первой помощи, — сообщил он. — Хотите, перевяжу вам руку?

— Спасибо, не стоит. Как и вы, я не переношу вида крови. Особенно своей.

Байрон по телефону жестко критиковал шурина за неблагодарность:

— Ну, чего ты ноешь? Я нашел тебе клиента! Господи, да знаю я, который час, но бизнес есть бизнес…

— Передайте ему, что мы платим по двойному тарифу, — попросил Валентин.

— Слышал, Мэл? Двойной тариф. Так что давай приезжай, ладно? — Он сообщил адрес, положил трубку и объявил: — Едет.

— Прямо сейчас? — спросил Гарри.

— Прямо сейчас — Байрон бросил взгляд на свои часы. — Мой желудок подсказывает, что пора перекусить. Вы как? Здесь поблизости можно купить еды?

— Да, в квартале отсюда.

— Есть хотите? — спросил Байрон Валентина.

— Не думаю… — ответил Валентин; ему, похоже, стало совсем худо.

— Ладно. — Байрон повернулся к Гарри. — Значит, вы да я. Десяточку одолжите?

Гарри выдал ему деньги, ключи от входной двери, заказал жареные пончики и пиво, и Байрон удалился. Только после его ухода Гарри пожалел, что не уговорил поэта еще ненадолго потерпеть муки голода. Без него в кабинете стало мучительно тихо. Сванн в кресле за его столом, засыпающий Валентин в кресле напротив. Тишина пробудила воспоминание о последней страшной ночи в доме Ломаксов. Тогда раненный отцом Гессе демонический любовник Мими, пройдя сквозь стены, на время улизнул, и они бесконечно долго ждали в полной уверенности, что он вернется, и в полной неизвестности, когда и как это произойдет. Так просидели они шесть часов — тишину порой прерывали лишь смех или бессвязная болтовня Мими. Первым признаком возвращения любовника стал запах свежих экскрементов, а затем раздался крик Мими: «Содомит!» — когда отец Гессе наконец уступил соблазну, который его вера так долго запрещала ему. Дальше не было тишины, только крики Гессе и мольба Гарри о забвении. Но его мольбу не услышали.

Ему казалось, он и сейчас слышит дьявольский голос, его требования, его завлекающие призывы. Нет, нет, это всего лишь Валентин: его голова металась по спинке кресла в забытьи. Внезапно он вскочил с кресла и прошептал:

— Сванн!

Из его широко раскрытых сверкающих глаз, устремленных на сидящее в кресле тело иллюзиониста, хлынули слезы.

— Он умер, — всхлипнул Валентин, будто во сне запамятовал о горестном факте. — Я не уберег его, Д’Амур, и это его убило. Всему виной моя небрежность!

— Сейчас вы делаете для него самое лучшее, на что способны, — попытался успокоить Гарри, хотя знал, что слова — утешение слабое — Мало кто может похвастаться таким верным другом.

— Я никогда не был ему другом, — покачал головой Валентин, не отрывая наполненных слезами глаз от трупа.— И все надеялся: придет день, когда он полностью доверится мне. Но он не доверился.

— Почему?

— Он вообще никому не доверял. Положение не позволяло. — Тыльной стороной ладони Валентин вытер слезы.

— Может быть, — предложил Гарри, — сейчас самое время рассказать мне обо всем?

— Если хотите.

— Хочу.

— Что ж, хорошо, — вздохнул Валентин. — Тридцать два года назад Сванн заключил сделку с бездной. Он согласился быть ее посланником, если, в свою очередь, ему даруют магию.

— Магию?

— Способность творить чудеса. Трансформация материи. Приворот душ. Даже изгнание Бога.

— Это вы называете чудесами?

— Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — ответил Валентин.

— Так Сванн был настоящим магом?

— Вне всяких сомнений.

— Тогда почему же он не пользовался своим могуществом?

— Пользовался, — сказал Валентин. — Каждый вечер. На каждом представлении.

— Не понимаю, — озадаченно проговорил Гарри.

— Все, что Князь токи предлагает человечеству, не стоит и ломаного гроша, — сказал Валентин. — Иначе он бы ничего не предлагал. Сванн не догадывался об этом, когда заключил первую сделку. Он узнал позже. Чудеса бесполезны. Чудеса отвлекают от истинных интересов и забот. Они — лишь риторика, театр.

— А что есть истинные интересы?

— Вам это известно лучше, чем мне, — ответил Валентин.— Возможно, дружба? Любознательность? Разумеется, это не имеет никакого отношения к тому случаю, когда вода обращается в вино или Лазарю даруют еще один год жизни.

Гарри видел в этом истину, но не причину, приведшую мага на Бродвей. Можно было и не спрашивать. Валентин просто освежил факты, а короткий рассказ осушил его глаза — ушли слезы, и в чертах лица появилось оживление.

— Сванн быстро осознал, что он продал душу за чечевичную похлебку, — пояснил Валентин. — А когда осознал, впал в отчаяние. По крайней мере поначалу. Затем принялся строить планы отмщения.

— Каким образом он собирался мстить?

— Например, тратить впустую темные силы. Применять магию, которой так кичится бездна, для тривиальных фокусов, тем самым приуменьшая ее могущество. Как вы уже убедились, то был акт героического своенравия и упрямства. Всякий раз, когда трюк Сванна объясняли ловкостью рук, это чувствительно задевало бездну.

— Почему же бездна не убила его? — спросил Гарри.

— О, она пыталась. Много раз. Но у Сванна имелись союзники. Агенты во вражеском стане вовремя предупреждали его. В течение нескольких лет ему удавалось избегать возмездия.

— До вчерашнего дня?

— До вчерашнего дня. — Валентин вздохнул. — Он был беспечен, да и я тоже. Теперь он мертв, и у пособников бездны руки чешутся завладеть его телом.

— Ясно.

— Нельзя, однако, утверждать, что мы абсолютно не подготовились к этому случаю. Он принес свои извинения Небесам, и я смею надеяться, что ему простят прегрешения. Молитесь, чтобы было так. Под угрозой спасение не одного только Сванна.

— Ваше тоже?

— Всех нас, кто любил его, — отвечал Валентин. — Если мы сумеем уничтожить его физические останки прежде, чем бездна завладеет ими, нам, возможно, удастся избежать последствий его сделки.

— Зачем же вы так долго ждали? Почему не кремировали его сразу после смерти?

— Адвокаты бездны — люди неглупые. Согласно особой статье договора, тело должно «вылежаться» определенный период. Если б мы этой статьей пренебрегли, Сванн автоматически поплатился бы душой.

— И когда выходит срок?

— Срок истек три часа назад, в полночь, — сказал Валентин. — Вот почему они так встревожены. И так опасны.

Еще один стишок соткался в голове Байрона Джовитта, легкой походкой возвращавшегося по Восьмой авеню и жевавшего на ходу сэндвич с тунцом и салатом. Музу нельзя торопить. Для придания четверостишию окончательной формы достаточно и пяти минут, а если намечается продолжение — то чуть больше. Потому Байрон и не спешил обратно в офис, пребывая в мечтательном настроении и подгоняя строки в угоду рифме: он надеялся явиться с готовым стихотворением.