Нечто в лодке по ту сторону озера...

Но передо мной вставал сейчас другой вопрос — что Я могу сделать? Как Я могу остановить это зло? А я могу — повлиять на разум тех людей, кто еще не подпал под влияние этой разрушающей мир идеи, кто еще не заболел этим бредом, кто еще сохранил здравый рассудок — повлиять на людей, чтобы они никогда не несли в этот мир зла, чтобы они не вставали на эту дорогу, ведущую в ад, чтобы они не пересекали черты, за которой человек превращается в нечто извращенное, и становится чем-то таким, к чему уже сложно относится как к человеку. Повлиять на мир, на людей, чтобы они — люди — остались людьми, и несли вокруг себя только любовь и свет, и никакого насилия. И чтобы — очень важно — чтобы они учились понимать друг друга, даже если они с разных континентов и говорят на разных языках.

Итак, я знал по какому пути мне пойти, и что мне нужно сделать, чтобы хоть как-то повлиять на эту ситуацию, чтобы не допустить дальнейшего распространения этой неконтролируемой агрессии в обществе. Нужна была пропаганда.

Теперь следующий вопрос — "Как?" я мог это осуществить, и какие у меня для этого были ресурсы?

Я был музыкант. Я мог использовать свою музыку и свои песни для того, чтобы донести до людей свою идею и свои мысли. Я мог использовать сцену в качестве площадки для пропаганды своих идей и мыслей. Понятие "сцена" в данном случае могло включать в себя самые разные проявления деятельности в зависимости от контекста, — у меня был собственный Интернет-сайт, где я размещал свою музыку, записанную в студии, я мог сделать записи на диск и распространить по друзьям, я мог также сделать профессиональный тираж и пропихнуть его в магазины или, по крайней мере, ларьки, я в принципе мог исполнять свои песни у друзей на квартирах при небольших собраниях, даже телефонный звонок в определенном случае мог стать площадкой для пропаганды и распространения моей музыки, если эту идею довести до ума. Конечно, само выступление на сцене перед большим залом оставалось преимущественным способом и являлось наиболее значимым событием.

Я знал, что не получу за это денег. Скорее всего, даже не приобрету какой-то славы. Но сама идея — сама мысль — будет распространяться и, так или иначе, будет оказывать на людей определенное влияние.

Где-то как-то я слышал от кого-то: если много-много раз повторять ложь — ее станут воспринимать как истину. От себя добавлю — чтобы у людей не происходило подмены понятий и они не начали воспринимать ложь как само собой разумеющееся, необходимо периодически говорить им правду.

Итак, я собирался написать на эту тему песню.

Сейчас уже было немного поздно для того, чтобы сочинять музыку на гитаре. Боюсь, соседи не оценили бы моего благородного порыва.

Я мог уже начать писать текст, но чувствовал себя слишком уставшим, и на ум не приходило ничего стоящего.

Но потерять этот вечер впустую, не выплеснув на данный проект хотя бы часть своей энергии, сублимированной из злости и негодования, я не мог.

Я нашел, что наиболее оптимальным для меня сейчас будет — посидеть ночь в Интернете и покопаться в хрониках Второй Мировой Войны, проводя параллели идей Гитлера с идеями неонацистов, тем более что это было практически одно и тоже. Тогда это привело к катастрофе. Сейчас это часто так же приводит к катастрофе, только в меньших масштабах, в масштабах одной или нескольких людских судеб.

Я хотел погрузиться в то время и ту атмосферу, чтобы лучше прочувствовать зло и тьму, которой была охвачена земля. Чтобы лучше прочувствовать всю боль, страх, ужас и целый спектр других различных эмоций, которые несли в себе сначала — идеология, а потом и — трагедия глобального масштаба. Искусство, тем более творчество, это эмоциональная сфера деятельности человека. И чтобы впоследствии воздействовать на эмоции людей через свои песни, здесь и сейчас мне нужно было самому прочувствовать эти эмоции, чтобы перенести их, хотя бы отчасти, на свое творение.

Я сидел в Интернете несколько часов, просматривая хроники — фотографии, записи, статьи, заметки, письма, сайты посвященные Второй Мировой Войне, а так же различный фотоматериал, который никогда не пойдет на телевидение или на крупные Интернет-ресурсы из-за цензуры, не пройдет по критериям особой жестокости. Я видел горы трупов и просто человеческих останков, разбросанных по полю, оторванные конечности, вывернутые наизнанку тела, растянувшиеся по траве кишки раздавленных танками солдат, крематории и газовые камеры, печи до верху заполненные руками и ногами, концлагеря с голодающими, грязными, в оборванной одежде и с гноящимися язвами на коже военнопленными. Я смотрел эти фотографии с поля боя, а так же фотографии из Нацистской Германии, с парадами немецкой техники, с сотнями тысяч марширующих солдат, и ораторские выступления Гитлера с собраниями народа на площадях, с развешанными по всему городу полотнами с изображением свастики, митинги с гербами и флагами. Мне казалось, что через эти фотографии я видел, как сама тьма сгущалась над землей где-то под облаками, накрывая своей мощной тяжелой тенью крыши домов, она зависала над тем ораторским местом, где стоял ее протеже и, распространяясь по всему городу, поглощала собой людей, захватывая их сердца и умы, одурманивая и играя на их комплексах, слабостях и животных инстинктах. И концентрируясь в одно огромное облако, растянувшееся на сотни километров над городами, она собиралась в центре Европы. Так начиналось это дьявольское шествие по всему миру. Казалось, что даже небо было каким-то неестественным. Словно сам ад пришел на землю, и сатана, спустившись откуда-то из поднебесной, поставил здесь свой трон, установив свою власть.

Я слышал, что Гитлер уделял много внимания оккультным наукам и придавал мистической деятельности особое значение, отводя сверхъестественной поддержке своего движения особую роль. Не знаю, насколько это было правдой или очередной пропагандой, но я легко мог в это поверить. Я видел великую тьму в его движении. Видел великую тьму на его выступлениях. Чувствовал как она, просачивается с кадров видеопленки и фотографий и выплескивается на меня. Помазание сатаны. Я помнил эту тьму. Я уже встречался с ней.

Я сидел в Интернете примерно до четырех часов ночи и изучал эти архивы, пока меня не начало тошнить.

Достигнув определенной точки напряжения, я ушел в ванну и провел там некоторое время, но меня так и не вырвало.

Вернувшись в комнату и почувствовав сильное головокружение, я понял, что мне пора спать.

На сегодня с меня было вполне достаточно.

Позже уже под утро я проснулся от кошмара, оставшись наедине со своим осадком от той боли, страданий и ужаса, которые струились на меня с экрана монитора всю ночь.

И я был не сказано рад, что за окном был апрель и уже начинало светать.

Проснувшись во второй раз уже ближе к 11-ти часам утра, я встал с кровати, быстро позавтракал, привел себя в порядок и начал написание песни.

Я хотел, чтобы эта песня была доступна для восприятия не только подросткам, но и более старшему поколению — поэтому сразу отказался от каких-либо ругательств и чрезмерно оскорбительных выражений. В то же время она должна была быть довольно жесткой, с четкими фразами, которые бы словно рубили топором и приводили разум человека в состояние напряжения и анализа. Поэтому я решил сделать ее в жестком альтернативном стиле, типа "нью-метал" — но не слишком прогрессивный "нью-метал", и не слишком тяжелый, чтобы не отталкивать людей старше 30-ти лет.