Врата в преисподнюю

Правда, лишь до тех пор, пока молчала. Разговаривать с ней на трезвую голову невозможно. Сфера ее интересов была настолько скудной, что общение уже после первых пяти минут становилось тягостным и утомительным.

Но это — на трезвую голову…

Наученный опытом, я знал, что после третьей или четвертой, когда интеллекты более-менее уравниваются, ее беззаботная трескотня перестает действовать раздражающе, так как внимание концентрируется в основном на физических прелестях. А, несмотря на несусветную глупость, Рыжая была довольно симпатичной штучкой и прекрасно осознавала это.

— У меня есть чудные ножки и кое-что между ними, — любила повторять она. — А потому, пока я не состарюсь, с голоду не пропаду…

Кстати, о старости она не задумывалась вовсе.

— Неизвестно, что с нами будет завтра, стоит ли зря голову ломать?..

Несмотря на столь устоявшиеся принципы, Рыжая, между тем, была самым бескорыстным созданием из всех знаных мною представительниц слабого пола. С ней легко было сойтись и так же легко расстаться. Без истерик, претензий. Просто: встретились, выпили, переспали. Иногда она жила у меня по несколько дней подряд, иногда наше общение ограничивалось несколькими часами.

Сегодня я был в ударе. В редакции выдали зарплату за два месяца и еще аванс за этот. Мне хватило, чтобы расплатиться с астрономической задолженностью в кафешке и еще осталась приличная сумма про запас. Так что отметить решил на полную катушку. Как нельзя кстати подвернулась Рыжая. Когда выпью, меня неизменно тянет на баб, а тут и утруждаться не надо…

В последний раз мы виделись месяца полтора назад. Но интересоваться, чем она занималась, не имело смысла. Я знал, что в ее жизни абсолютно ничего не поменялось, в ней попросту нечему было меняться.

Мы молча сидели по разные стороны столика, и каждый по-своему наслаждался содержимым своего стакана. Рыжая меня изучила и пока не лезла с глупыми разговорами, я же догонял себя до кондиции, чтобы в дальнейшем суметь эти разговоры поддерживать.

Все казалось чудесным. Погода была изумительной. Как для начала лета, даже слишком жарко. Но в тени разноцветного зонтика царила приятная прохлада.

— Балдеешь? — наконец, не выдержав затянувшейся игры в молчанку, подала голос Рыжая.

— Тащусь! — в тон ей ответил я и, чувствуя, что еще не достиг нужного уровня интеллекта, залпом допил коньяк и заказал еще.

— Погодка — клевая. Может, поедем в сосны трахаться?

Простота — достойная уважения. В этом она вся. Только я еще не был готов к общению и поспешно отглотнул янтарный напиток, ломая голову, чего бы такого сказать…

Однако ответить на незамысловатое предложение не успел. На наш столик упала тень, и легкая рука коснулась моего плеча.

— Андрей…

Я обернулся и увидел симпатичную девушку в широкой соломенной шляпке и громадных темных очках. Сквозь тоненькую блузку просматривались контуры аппетитных полушарий, изумительные ножки были плотно упакованы в короткие потертые джинсовые шорты. Что-то в облике девушки показалось знакомым, но, кто она, вспомнить не мог.

— Привет, — сказал, дабы не выглядеть идиотом, а мысль в голове вхолостую стучалась об черепную коробку, не находя нужного ответа.

— Мне нужно с тобой поговорить. — Голос незнакомки звучал настойчиво и властно. Мне даже показалось, что я в чем-то провинился перед ней.

— Да, конечно, — с готовностью ответил я, пододвигая девушке свободный стул.

— Желательно, наедине…

Внимательно оглядев Рыжую, я понял, что незнакомка выглядит намного привлекательнее, может именно потому, что была незнакомкой, и почти без сожаления поднялся из-за столика. Все же, не желая окончательно сжигать мосты, мало ли как обернется наш разговор, я успокаивающе произнес, что отлучаюсь на минутку. Рыжая равнодушно сдвинула плечами и, как ни в чем не бывало, продолжила наслаждаться "Солнцедаром".

— Коньяк, кофе? — спросил у незнакомки, когда мы пересели за соседний столик.

— А твои вкусы не меняются.

— Стабильность в наше время — слишком большая роскошь, — ответил философской тирадой, тщетно пытаясь вспомнить, где раньше мог слышать этот чудный, чарующий голосок.

— Ну, во-первых, здравствуй…

— Здравствуй, — несколько запоздало обменялись приветствиями.

— А, во-вторых, что это значит? — если бы ее глаза не были спрятаны за темными очками, они, судя по голосу, в момент бы меня испепелили.

Девушка порылась в сумочке и достала сложенную газету, Когда развернула, я узнал родимое издание примерно двухнедельной давности.

На первой полосе крупным шрифтом выделялся заголовок статьи: "Молодая, пока еще малоизвестная, ученая собирается совершить переворот в науке". Ниже, шрифтом помельче шла издевательская врубка: "Она бросила вызов именитым коллегам и надеется, что у нее что-то получится. Причина, скорей всего, в недостатке жизненного опыта или в достойной уважения наивности, которую вернее было бы назвать глупостью. И все же, юношеский романтизм вряд ли кого может оставить равнодушным. Тем более что только он способен родить нечто действительно свежее и оригинальное…"

Рядом с врубкой красовалась фотография кандидата исторических наук Татьяны Свиридовой. Наш фотокор запечатлел ученую в тот момент, когда она нещадно громила речами именитых авторитетов. Текстовка под снимком была соответствующей.

Сравнив газетный снимок с собеседницей, я больше не сомневался, что встречался с ней раньше.

— Уважаемая Татьяна… Извините, забыл ваше отчество…

— Не страшно. Мы ведь давно перешли на "ты"… Так вот, мне бы хотелось знать, что все это значит? — требовательно повторила она.

— Ничего не значит, — спокойно ответил я. — Обычный газетный материал.

— Обычный? — от негодования ее личико покрылось пунцовыми пятнами. — Да ведь это — прямое оскорбление!

— Отнюдь, — возразил я. — Согласно "Закону о прессе" я имею полное право высказывать собственное мнение. Если кто-то с ним не согласен, существует суд, который в состоянии разрешить все вопросы конфликтующих сторон.

Мне вовсе не хотелось разговаривать с ней таким тоном, но что-то подсказывало, что для разрядки напряжения необходимо действовать именно таким образом. Иногда мы, журналисты, бываем настоящими скотами. Такие, увы, издержки профессии.

Интуиция меня не подвела. Татьяна машинально отхлебнула коньяк, и некоторое время сидела молча. Все это время она нервно курила длинную тонкую сигарету с золоченым мундштуком.

— Мог же ты меня хотя бы предупредить…

— Откуда я знал, что нашу "задрипанную" провинциальную газетенку читают в Киеве? И разве мог предположить, что из-за этой паршивой статейки ты сорвешься с места, дабы немедленно расправиться с автором? Правда, если бы я знал это, написал бы еще круче. И тогда бы, наверное, наша встреча состоялась еще раньше…

— Хам! — Мне показалось, что голос ученой дамы звучит уже совсем не грозно.

— Между прочим, могла и сообщить о своем приезде. Я бы встретил… — перешел в наступление.

— Могла бы… — огрызнулась Татьяна. — "Ваш абонент в настоящее время отсутствует. Можете оставить сообщение после длинного сигнала…"

Она была права. Телефон у меня стоял на втором месте по раздражительности после будильника, и я, в основном, все тяготы общения сваливал на автоответчик.

— Все равно мне приятно, что ты приехала. Только, как тебе удалось меня разыскать?

— В редакции объяснили, что существует не так много мест, где ты можешь быть после получки.

— Ты была в редакции? — ужаснулся я.

— Да. У тебя очень милый редактор. Мы так хорошо с ним пообщались…

— Ты ему глаза за статью не выцарапала?

— Зачем? Наоборот, сказала, что у него талантливые кадры, способные из ничего сделать сенсацию.

— Он, конечно, расцвел?

— Было такое. Обхаживал меня по высшему классу. Еще немного и предложил бы руку и сердце.

Похоже, она решила поиздеваться надо мной. Наверняка, заметила мой влюбленный взгляд, уж очень явно сосредоточенный на ее женских прелестях.