На полпути к могиле

Раздался оглушительный грохот. В воздух взвился густой едкий дым. Кости, стоящий в центре смерча, расставив ноги, сверкая зелеными глазами, был ужасающе великолепен.

По трассе распространялась паника. На встречной полосе образовалась пробка — водители, не веря своим глазам, останавливались полюбоваться на следы разгрома. Каждую секунду — новый скрежет тормозов, и новое столкновение. Кости не стал задерживаться, чтобы полюбоваться своей работой. Он взял меня за руку, а мать перебросил через плечо, и мы помчались за придорожные деревья.

Машина ждала его в пяти милях впереди. Там шоссе было еще свободно. Кости уложил мать на заднее сиденье, задержавшись, только чтобы прилепить ей к губам полоску пластыря, и мы рванули с места.

— Спасибо, что ты сама ее остановила, милая. Ты меня здорово выручила. Склочность характера ты унаследовала не от отца — от нее. Она меня укусила.

Для парня, в которого только что врезалась идущая со скоростью шестьдесят миль машина, он выглядел на удивление свеженьким.

— Как ты это сделал? Как остановил машину? Если вампиры так могут, почему Гасила не помешал мне вчера вломиться в дом сквозь стену?

Кости презрительно фыркнул:

— Этот щенок? Ему бы и малыша на трехколеске не остановить. Ему, милая, по посмертному счету, не больше шестидесяти. Чтобы проделать такой трюк и потом горько не пожалеть, нужен старый мастер-вампир, вроде меня. Поверь, боль жуткая. Потому-то я и хлебнул по глоточку из тех двух типов, прежде чем зашвырнуть их подальше. Кстати, кто они такие? Не из полиции…

Ответ следовало хорошенько обдумать.

— Гм, это какая-то правительственная служба, какая, они не сказали. Не слишком они разговорчивы. Думаю, они перевозили меня в особую тюрьму — может, из-за Оливера.

Он глянул на меня:

— Надо было меня подождать. Тебя могли убить.

— Не могла я ждать. Один из подкупленных Оливером копов пытался меня пристрелить, а потом собирался подорвать больницу, куда они увезли маму! Это все Оливер, Кости. Он сам признался, еще и хвастался, как Хеннесси «вычистил» ему штат. Как будто все эти люди — просто мусор. Господи, да я бы его десять раз убила, и было бы мало.

— Почему ты так уверена, что эти, которые тебя увозили, были не из его людей?

— Точно не из его. Кстати, ты обращался с ними так, словно ничего не слышал о презумпции невиновности. На четверых уронил машину…

— А, не дергайся, — последовал беззаботный ответ. — Они успели выскочить до взрыва. А если бы не успели, так им и надо за нерасторопность.

— А это чья? — Мы ехали в мощном черном «вольво», наполненном запахами новой машины.

Кости скосил на меня глаз.

— Твоя. Нравится?

Я покачала головой.

— Ничья теперь, а скоро ли прежний хозяин заявит об угоне?

— Никто не заявит, — успокоил он. — Это тебе подарок на Рождество. Зарегистрирован на имя, которое стоит в твоих подложных документах, так что они его не выследят. Наверно, лучше было сделать тебе сюрприз, но так уж сложились обстоятельства.

У меня отвисла челюсть. Он говорил совершенно серьезно.

— Я не могу принять его! Слишком дорогой подарок! — После всего случившегося я сцепилась с ним из-за роскошного подарка.

Мы со здравым смыслом даже не знакомы. Он устало вздохнул:

— Котенок, ты не можешь хоть раз просто сказать «спасибо»? Правда, милая, пора оставить все в прошлом.

Я съежилась от внутренней боли, вспомнив, что все и впрямь в прошлом, только не так, как он думал.

— Спасибо. Прекрасная машина. А я тебе только новую куртку купила.

До Рождества оставалось две недели, а могла бы остаться тысяча лет.

— Какую куртку?

Помоги мне Боже, ну где мне взять сил, чтобы уйти от него? Темные карие глаза прекраснее всего, что можно купить за деньги. Я проглотила комок в горле и начала описывать куртку, чтобы не расплакаться.

— Ну, такая длинная, как полупальто. Черная кожа, ты будешь выглядеть нарядно и таинственно. Если полиция не распотрошила все, что оставили от моей квартиры вампиры. Я ее свернула и спрятала в пустой шкафчик на кухне.

Кости взял мою ладонь и пожал ее. Слез было уже не удержать.

— А Гасила? — Лучше спросить поздно, чем никогда.

Раз Кости жив, вопрос этот можно считать риторическим.

— Сохнет в Индиане. Этот тип гнал на полной скорости час за часом. Жаль, что я не мог заняться им как следует, Котенок, — спешил вернуться к тебе. Догнал, проткнул колом и оставил догнивать в лесу у Сидар-Лейка. Мы столько трупов после себя оставили, что один лишний лодку не перевернет. Кстати, мы теперь как раз в Индиану и едем.

— Зачем в Индиану? — Я смутно порадовалась, что Гасила мертв.

Может, теперь бабушка с дедушкой смогут покоиться в мире.

— У меня там приятель, Родни, он сделает вам с матерью новые документы. На одну ночь устроимся у него, а завтра ближе к вечеру уедем. Мне еще надо с утра уладить несколько дел. А оттуда переберемся на несколько месяцев в Онтарио. Тех двоих, что сбежали, мы выследим, помяни мое слово, но заниматься этим придется тихо, пока здесь слишком горячо после Оливера. Твои парни поищут тебя немножко, не найдут — и переключатся на другую дичь.

Ох, если бы все было так просто.

— Как ты узнал, что нас перевозят?

Он весело хмыкнул:

— Посмотрел и увидел. Они расчистили проход с этажа к черному ходу и приставили вооруженную охрану к машинам, так что все было ясно. Мне осталось только опередить вас и подождать.

Основательный глухой удар переключил мое внимание на заднее сиденье. Кости ухмыльнулся:

— Похоже, твоя мама проснулась.

27

Родни, к моему удивлению, оказался гулем. Я почему-то ожидала вампира. Кости вытащил маму из машины, так и не сняв пластыря со рта, и передал мне, после чего представил нас. Родни и глазом не моргнул. Наверное, привык, что людей к нему на дом доставляют связанными и с кляпом во рту.

Я поставила мать на ноги и, одновременно придерживая ее, чтобы она не бросилась бежать, пожала Родни руку.

— Извините, что сразу беспокою вас, Родни, но где у вас ванная?

— Никакого беспокойства. Первая дверь налево, — улыбнулся упырь.

Я потащила мать за собой.

— Мы сейчас вернемся, Кости. Я хочу ее почистить и перемолвиться словечком.

— Мы подождем, милая.

Я заперла дверь и сразу пустила воду в ванну. План я составила еще по дороге, но теперь надо было, чтобы мать мне подыграла. Сквозь пластырь прорывалось свирепое ворчание. Я вздохнула. Кости и сквозь шум воды услышит.

Задумчиво взглянув на зеркало, я до отказа выкрутила кран с горячей водой. Скоро ванная наполнилась паром. Отлично! Я пальцем написала на запотевшем зеркале:

Она приписала строчкой ниже три слова:

Я кивнула: да — хоть и тошно мне было. Я писала, насколько позволяли размеры зеркала, стирала и писала снова.

Я твердила это самой себе. Ничего другого не остается. Только больно было невыносимо.

Она пристально взглянула на меня и написала на зеркале:

«Верь мне, — повторила я. — Я обещала».

Мать кивнула, и я сорвала пластырь. Она оглянулась на дверь, но не сказала ни слова.

— Постарайся, когда мы выйдем, разговаривать вежливо.