Клеймо оборотня

Он начал говорить, стараясь совладать с душившим его смехом:

— Бедный доктор Невилл! Ему оставалось содрать последний покров с моей памяти, и он бы все узнал! Еще чуть-чуть, и тайна открылась бы! Еще чуть-чуть! — продолжал он хохотать.

— Он бы все узнал?! — Клаудиа остановилась, широко раскрыв глаза. Она схватила его за руки, пытаясь прервать бешеный танец.

— Ты вспомнил? Янош, ты что-то вспомнил?!

— Все, все, все! — со смехом ответил он. — Я вспомнил все! Невилл помог мне воскресить воспоминания тысячелетней давности, а то, одно, самое раннее, в котором и заключался ответ, все еще оставалось в подсознании, ожидая своего часа, когда будет сорвана пелена забытья, и вы, вы обе — и ты, Клаудиа, и вы, Луиза, — сорвали ее!

Счастливый смех переполнил его, и он снова закружился по камере.

Луиза старалась держаться от него подальше, опасаясь, что он сошел с ума.

— О чем вы говорите, мистер Калди? Я не понимаю…

— Конечно, вы не понимаете! — смеялся он. — Когда это случилось с Клаудией, она тоже не поняла. Когда это произошло со мной, я тоже не понял. Но теперь я вспомнил, я знаю, я все понял!

— Янош, прекрати! — Клаудиа была близка к истерике. — Скажи мне, мы можем умереть? Можем или нет?

— Да, да, можем! Мы могли умереть в любую минуту, когда бы этого захотели, но мы не понимали, ничего не понимали! Но теперь я знаю, Клаудиа, почему именно с тобой разделил я это проклятье, знаю, почему оно было ниспослано мне. На это ушло три тысячи лет, шестьдесят тысяч полнолуний, сто тысяч жертв, и все-таки я понял!

— В любую минуту?! — воскликнула Клаудиа. — Когда захотели бы? Янош, да я жаждала умереть с той самой ночи в Иерусалиме…

— Да, да, но ты не понимала, Клаудиа, не понимала!

Он прекратил кружиться, схватил ее за руки и вместе с ней опустился на пол.

— А теперь слушай внимательно, Клаудиа, ибо в этом твое спасение. — Он взглянул на Бласко и Луизу. — Вполне может статься, что здесь кроется ключ к твоей свободе, старина, а у вас, Луиза, я надеюсь, появится возможность по-новому осмыслить свои последние слова.

Луиза села рядом с Клаудией, Бласко устроился подле Калди, который с улыбкой и любовью смотрел на них.

Затем он глубоко вздохнул и начал свой рассказ:

— Три тысячи лет назад, в Персии, жил человек по имени Дзардруша, которого греки называли Зороастр, или Заратустра…

Сейчас Калди был совершенно спокоен, и голос его звучал тихо и мелодично.

Луиза, Бласко и Клаудиа, позабыв обо всем на свете и затаив дыхание, слушали печальную повесть о верности и предательстве, о мосте, связующем небо и землю, повесть о мучительном нисхождении в преисподнюю.

18

Для древних народов, не имевших устоявшейся системы летоисчисления, прошлое означало лишь то, что помнили их старики, и когда старики умирали, унося в могилу свои воспоминания, то прошлое становилось легендой, затем сжималось до бесплотного мифа, в конце концов окончательно исчезая в пелене дней, годов, столетий.

Жители древнего Хорезма, живописной гористой страны, которую спустя много лет назовут северо-восточным Ираном, не вели счет годам и, говоря о прошлом, всегда ссылались либо на жестокий голод, прочно запавший в память нескольких поколений, либо на сильную засуху, о которой еще долго будут помнить в народе, на чужеземное вторжение или на страшную чуму, на необычайно суровую зиму или весну, когда с гор сошло много воды. И если бы их спросили, какой тогда был год, они бы, наверное, сказали — тридцатый год правления славного царя Вишташпы, или двадцатый год с тех пор, как Вишташпа впервые услыхал слова пророка Джардруши и, преклонив главу и колена, объявил Ахура Мазду, бога пророка Джардруши, — богом единственным и всемогущим, создателем, хранителем и повелителем Вселенной.

У народа Хорезма не было в прошлом никакого примечательного события, которому можно было бы приписать начало всех времен, каковым явилось рождение Иисуса для христиан, основание Вечного города для древних римлян или ночное бегство Мухаммеда в Медину для мусульман. Они не знали, а если б знали, то все равно не поняли бы, что пройдет еще не менее двухсот пятидесяти лет, прежде чем вспыхнет первый Олимпийский огонь в Греции, что только через семьдесят лет в благодатном цветущем крае появится маленькая пастушеская деревушка, которая впоследствии станет великим Римом. Они не подозревали, что ровно через одно столетие израильский царь Соломон воздвигнет храм в честь Бога своих предков, а еще через тысячу лет храм этот будет разрушен в третий, и последний, раз. Они не знали, что одна тысяча двадцать шесть лет отделяют их от вселенского чуда, взошедшего яркой звездой над Вифлеемом, и что впереди еще не менее шестнадцати столетий, прежде чем пророк Мухаммед в спешке покинет полуночную Мекку.

Люди в Хорезме обо всем этом ровным счетом ничего не знали, ибо не в их силах было раздвинуть таинственные завесы, отделяющие настоящее от будущего. Они не знали иных богов, кроме своего собственного, и ни видения прошлого, ни пророчества будущего были им не ведомы.

Но Джардруша знал все. Он знал, что Вселенной правит одно единственное Высшее Существо, и это Высшее Существо неоднократно, разными путями и в разных странах, в разные времена и под разными именами открывало человеку свою божественную сущность. Он знал, что Ахура, Эль Шаддаи, Аллах, Яхве, Атон и еще сотня других имен, которые когда-либо и где-либо произносили человеческие уста, были именами одного и того же непостижимого, всемогущего, всезнающего и вечного Бога, воззвавшего к нему, Джардруше, сорок дет назад, открывшегося ему под именем Ахура Мазда, или Обладающий Великим Знанием, и пославшего возвестить истину народу Арьянавайи, страны ариев, Арании, Ирана.

Джардруша знал все, ибо ему дано было постичь откровения Великого Бога Ахуры Мазды. И теперь, на пороге семидесятого года жизни, он знал, что скоро покинет этот мир и предстанет, наконец, перед Великим и Всемогущим на Мосту Разделяющем, который приведет в Храм Истины, где он и пребудет во веки веков. Пророк сознавал, что дни его сочтены, но не страшился забвения. Сорок лет проповедовал он, учил строить храмы, воспитывал жрецов, посвящая лучших из них в высшие степени великих таинств, открытых ему Ахурой Маздой.

Вот и сейчас Джардруша вглядывался в светлые, вдохновенные лица трех молодых жрецов, стоявших перед ним, и думал, что они скорее всего будут последними, кто пройдет у него обряд посвящения. Он был стар и болен, и жрецы старой веры, почитатели дэвов, Карпаны, жаждали его смерти и, как он подозревал, даже вступили в сговор с племенами варваров-кочевников на северной границе. Его не страшила гибель от рук туранских головорезов, не трогали угрозы и ненависть Карданов, ведь Джардруша не боялся смерти. Ему, посвятившему душу свою Великому Богу Ахуре Мазде, бояться в этом мире было нечего.

— Вы трое отныне — опора и надежда народа, — обратился он к молодым людям, внимавшим каждому его слову с благоговейным трепетом. — Вам, сыновьям благороднейшего из кланов Арьянавайи, сыновьям Магайа, выпадет хранить неугасимый огонь истины, когда я оставлю этот мир и найду успокоение в светлом царстве Ахуры.

Три молодых жреца склонили головы, желая тем самым показать, сколь недостойны они этой почетной обязанности.

— Я знаю всех вас со дня вашего появления на свет, как знаю и отцов ваших, бывших прежде вас, — продолжил Джардруша. — Вам я открою последние тайны, великие истины. И священные слова, услышанные здесь, вы сокроете в ваших сердцах до конца дней своих, и никто никогда не узнает их, кроме тех, кого вы изберете вместо себя.

Сказав это, пророк поднялся со своего огромного, как трон, кресла, снял со стены два горящих факела и жестом показал ученикам следовать за ним. Он открыл потайную дверь в стене позади кресла, и из просторного зала, который был самым большим помещением в мраморном храме Огня древнего города Балха, они попали в узкий коридор, ведущий глубоко вниз, к тайному подземному храму, хранилищу Священного Огня, непревзойденного в своей чистоте. Ни один из трех юношей прежде не видел священного очага, хотя, разумеется, они много слышали о нем. Показав им святая святых — великий Алтарь Огня Истины, Джардруша тем самым еще раз, в последний раз, дал понять, сколь безгранична его вера в этих юношей, ведь здесь, в святилище, глубоко под землей, старый пророк когда-то давным-давно своею рукой начертал откровения Ахуры Мазды, и эти письмена он охранял трепетно и беззаветно, ибо дороже у него ничего не было, и даже его собственная жизнь была ничто в сравнении с этим великим таинством.