Клеймо оборотня

— Д-да, — заикаясь выговорил Невилл, — это… все… очень п-печально…

— Более того, Джон, — грустно продолжил Брачер, — если такое положение дел оставить сейчас без внимания, то результаты могут оказаться самыми плачевными! И все это происходит под носом у этих белых марионеток, этих безмозглых предателей своей расы, которые сидят в правительстве! — В голосе Брачера зазвучали жесткие нотки. — Но мы их остановим, черт бы их всех побрал, остановим!

— Конечно… конечно…

— Джон, ты хочешь знать, каким будет мир через сто лет?

— Это… интересно…

«Боже, помоги мне дожить до завтра, даруй мне еще одну неделю, еще один год…»

— С низшими расами, загрязняющими человеческую породу, будет покончено. Разве это не замечательно, Джон?

— Это з-замечательно, Фредерик.

— Когда будет создана армия оборотней, нам понадобится всего несколько месяцев, чтобы захватить всю страну. Тактические планы уже разрабатываются. Они, как и положено, включают захват ключевых центров и тому подобное.

— Да, да…

— Ошибка Гитлера состояла прежде всего в непонимании того, что все белые, кто бы они ни были, — это все-таки белые. Ну, кроме евреев, разумеется. Я имею ввиду славян, кельтские народы, испанцев, латиноамериканцев — все они, в сущности, белые. Вот они-то и станут нашими союзниками, когда мы развернемся. Конечно, придется вытравить монгольские элементы, загрязняющие славянскую кровь, придется избавиться от краснокожих и ниггеров среди латиноамериканцев… за исключением, конечно, аргентинцев.

— Понимаю.

— Придется призвать на помощь науку, чтобы всерьез и навсегда очистить белую расу от примесей. Мы это сделаем. Это всего лишь вопрос времени.

— Да, да, вопрос времени, да…

Брачер широко улыбнулся.

— Через сто лет, максимум через двести, этой планетой будет управлять белая раса господ, обслуживаемая рабами и процветающая под сенью «нового порядка», который обеспечит партия Белого Отечества. А если наука к тому времени достаточно далеко продвинется, чтобы можно было обойтись без тяжелого ручного труда, то мы избавимся и от рабов. — Он вздохнул. — Утопия. Как и все наше движение. Утопия.

Брачер погрузился в задумчивое молчание. Когда они въехали на территорию учебного комплекса и машина остановилась, капитан улыбнулся Невиллу и сказал:

— Сейчас я иду звонить в Центр. Надо распорядиться, чтобы прислали сюда четырнадцать заключенных. Они понадобятся нам завтра вечером.

— Заключенные? Зачем? — Невилл старался придать своему голосу деловитую озабоченность, как если бы они с Брачером непринужденно обсуждали совместный проект. — Новые эксперименты?

— О, нет, с экспериментами покончено. Дело совсем в другом. Калди ведь ничего не ест до тех пор, пока не наступит превращение, и тогда он насыщается человеческой плотью. Полагаю, с моими парнями произойдет то же самое, и мне не хотелось бы оставить их без ужина.

Невилл содрогнулся.

— Но, Фредерик, почему бы не кормить их каким-нибудь животным мясом, говядиной, например? Разве так уж необходимо…

— Джон, ты сентиментальный дурак, — беззлобно обругал его Брачер. — Эти заключенные рано или поздно все равно умрут во время опытов в «Халлтеке». Так какая разница, как это произойдет, ведь главное, чтобы от их смерти была хоть какая-то польза.

Невилл дрожащей рукой вытер пот со лба.

— Но почему четырнадцать, Фредерик? Ведь в твоей команде пятнадцать человек?

— Ба, Джон, да ты неплохо считаешь! — усмехнулся Брачер.

Удивление на лице Невилла сменилось ужасом, когда до него дошел смысл слов Брачера.

— Фредерик… Фредерик… ты не сделаешь этого… нет, прошу тебя… нет..!

— Тебе будет оказана большая честь, мой дорогой пастор, — с улыбкой сказал Брачер, вылезая из машины. — Ведь это почти то же самое, что и быть брошенным на съедение львам, как первые христиане. Ну, львов, как ты сам понимаешь, мы тебе обеспечить не сможем, а вот оборотни — вполне нам по силам.

Капитан взглянул на «кнутов», которые вылезли из грузовика и сейчас направлялись к нему, он кивнул в сторону Невилла и коротко бросил:

— Взять его и запереть.

Усталой походкой Брачер двинулся в сторону административного корпуса, прислушиваясь к отчаянным крикам пастора, умолявшего о пощаде и милосердии. Потом крики стихли, и Брачера догнал Бриггс.

— Поезжай в Маннеринг прямо сейчас, — распорядился капитан, — и позвони Халлу в Калифорнию. Звони из моего кабинета по новому телефону с электронным противоподслушивающим устройством.

— Будет сделано, капитан. А что сказать мистеру Халлу?

Брачер на мгновение задумался, затем ответил:

— Попроси его от моего имени приехать к нам как можно скорее. Скажи, что проект «Ликантрон» завершен и эксперименты увенчались успехом. Передай ему… — Лунный свет отразился в его глазах, придавая взгляду какое-то неестественное, дикое выражение, когда он прошептал: — Передай, что мы выиграли войну.

17

Луиза Невилл стояла посреди камеры, с сердитым видом сложив руки на груди, вслушиваясь в то, что говорила Петра, то есть Клаудиа. Она обращалась к Калди, который сидел, скрестив ноги, на холодном полу, и с отсутствующим видом выводил в пыли тонкими пальцами пятиконечные звезды.

Клаудиа говорила по-итальянски, а Калди отвечал на романшском, поэтому и Луиза, и Бласко понимали, о чем шла речь, хоть пока не вступали в разговор.

Женщина, так хорошо известная Луизе под именем Петры Левенштейн и вдруг оказавшаяся Клаудией Прокулой, в прошлом женой Понтия Пилата, впервые появилась в камере в этом качестве вчера вечером. В течение часа она яростно кричала на Калди, обвиняя его во всех своих несчастьях, а потом убежала. Всю ночь и все утро Луиза везде искала ее, желая объясниться с ней, расспросить, понять. В конце концов Луиза ни с чем вернулась в камеру Калди. К ее величайшему изумлению, Клаудиа была здесь. Она спокойно и ровно разговаривала со своим старым товарищем по несчастью. Гнев предыдущего вечера исчез, уступив место осознанию неизбежности свершившегося.

Охранник запер дверь камеры, оставив вместе двух людей и двух оборотней, а сам уселся за стол в конце коридора.

— Для меня все было достаточно просто, — говорила Клаудиа. — После того, как мы расстались, я скиталась по Центральной Европе, прислушиваясь к тому, о чем говорят в кафе, закусочных, бистро. Очень скоро я поняла, что мы с тобой по неведению остались в стороне от поистине небывалого прогресса, которого достигла наука за последние несколько веков.

— И ты поверила, что химия поможет тебе разгадать тайну нашей жизни и укажет путь к смерти, — понимающе кивнул Калди. — Поразительно, Клаудиа. Эта мысль никогда не приходила мне в голову.

— Потому что ты, Янош, никогда ничего не читал, кроме романов, пьес и стихов, — заметила Клаудиа.

Он пожал плечами.

— Да, очевидно, это еще один из моих недостатков. И все-таки, как ты оказалась в Штатах?

— Ах, Янош, ну где твой здравый смысл? — нетерпеливо воскликнула она. — Коли я решила заняться наукой, то куда было еще ехать после второй мировой войны? Где находились лучшие университеты, передовое оборудование, современные технологии? Мне суждено было приехать именно сюда. А в 50-х годах, когда Америка принимала множество беженцев из Европы, попасть сюда не составило труда.

— Что ж, разумно, — пробормотал он, — но… твое новое имя и биография? Тебе же, наверное, пришлось подделать документы?

— Вовсе нет. Петра Левенштейн существовала на самом деле, и ее родителей действительно убил оборотень.

— Другими словами, ты, — сказал он утвердительно.

— Конечно, — ответила Клаудиа. — Я потратила несколько лет, чтобы найти подходящую семью. Я искала семью, состоящую из мужа, жены и дочери лет пяти, не имеющих родственников и живущих в маленьком городке. При этом необходимо было, чтобы девочка некоторые вечера проводила вне дома, у родственников или где-то еще, но достаточно регулярно.