Прекрасная сторона зла

Звук поворачиваемого в замке ключа не дает мне возможности ответить. Дверь распахивается, и в дом врывается Айлин. У нее красное лицо, она сильно взволнована и тяжело дышит. Замечаю, что она прихрамывает. Увидев в гостиной Рудольфа, корчит недовольную гримасу. Не здороваясь, направляется к лестнице. Вслед за ней вбегает Америго. Он выглядит растерянным. Собирается идти за ней, но, стоя на последней ступеньке, она останавливается и оборачивается к нему.

-– Спасибо, что проводил, но на этом все, – ее голос звучит решительно, но вместе с тем, без агрессии. – Уходи.

Что за метаморфозы произошли за эти несколько часов? Он все-таки стер ей память? От этого предположения меня передергивает. Хочется убить засранца на месте.

– Надо поговорить, – подходя ко мне, бесцеремонно произносит Америго, не обращая внимания на Вагнера, который с трудом сдерживает свое недовольство.

– И как после этого вы можете утверждать, что заботитесь об Айлин, – кивая в сторону Америго, спрашивает Вагнер, – позволяя этому недосуществу ошиваться у вас в доме?

Влияние Рудольфа на меня резко ослабевает. С появлением Америго его поведение резко меняется. Он него веет холодом, надменностью и страхом.

– Полегче со словами, недоумок, – тут же встает в позицию Америго, вытаскивая руки из карманов кожаного пальто.

– Из одной только вежливости по отношению к моему собеседнику сдерживаюсь, чтобы не убить тебя, – хватая его за ворот рубашки, сквозь зубы шипит Рудольф.

– Да кто ты такой вообще? – недоумевает Америго, отталкивая его. Тот пролетает через всю гостиную, ударяется спиной о дверь, сползает на пол. Но тут же вскакивает на ноги. Золотое пламя в его глазах становится агрессивным.

– Отец Айлин, – вскидывая руку вперед, произносит пару слов на каком-то странном языке. Америго издает вопль, и прижав руку к солнечному плетению, падает на колени. Его лицо перекошено от боли и ужаса. Изо рта льется кровь, заливая паркет. Вагнер смотрит на него, и на его губах появляется торжествующая улыбка. Потом переводит взгляд на меня.

– Надеюсь, господин Дорадо, вы оценили щедрость моего предложения и ответите согласием.

– Исцеление… Разве это возможно? – в свою очередь задаю вопрос я.

– Я могу больше, чем вы думаете, – говорит Рудольф. – Для меня нет границ, в которые вы могли бы вписать «невозможно».

Давно я не оказывался перед лицом столь дерзкого искушения. Сохранить жизнь Айлин, снова обрести бессмертие, освободиться от обязанностей опекуна. Для этого нужно всего лишь сказать «да» и нарушить обещание, данное мертвой. Смогу ли потом жить счастливо? Не сочту ли это самой главной ошибкой своей жизни?

Смотрю, как Америго корчится на полу от нестерпимых мук. У него начинается агония. Сколько дней или часов мне осталось до подобного состояния?

– Вы колеблетесь, – замечает Вагнер.

По телу Америго пробегает волна дрожи, и через мгновение он затихает. Сердце останавливается. Тело расслабляется и обмякает.

– Вы же сказали, что не убьете его, – поднимая глаза на Рудольфа, говорю я. – Но тем не менее, он мертв.

– Полноте, Дорадо. Я имел в виду истинную смерть. А то, что с ним сейчас, так, ерунда. Отдых. Вам ли этого не знать? – Рудольф белозубо скалится в улыбке. – Он заслуживает куда больших страданий.

– Каким бы гадом Америго ни был – он мой брат, – не могу понять: это влияние магии или моя кровная связь внезапно взяла верх надо мной? – И я не позволю вам над ним издеваться, чего бы он ни заслуживал.

– Как благородно! А ведь он обрек вас на мучительную смерть, – Рудольф с любопытством смотрит на меня. – Так мы с вами договорились?

– Нет. Я отказываюсь от вашего предложения, Вагнер. И не отдам вам Айлин, – твердо отвечаю я.

– Но вы же понимаете, что я все равно заберу ее у вас. Тогда вы останетесь и без Айлин, и со своими проблемами, – Рудольф не скрывает своего недовольства.

– В таком случае у меня будет шанс отвоевать ее силой.

– Ваше время заканчивается. Вы не сможете победить меня, – медленно, наслаждаясь каждым словом, произносит Рудольф.

– Если он не успеет, я сделаю это за него, – хрипло говорит Америго, приподнимаясь на локте. Быстро он пришел в себя, я даже не заметил, как.

– А вам милейший, уже подписан смертный приговор. Не думайте, что удастся пережить брата! – Рудольф снимает с вешалки пальто, перекидывает его на руку. На пороге оборачивается, смотрит на меня.

– Полагаю… До скорой встречи, Зотикус, – золотистое пламя исчезает из его глаз, возвращая им светло-голубой цвет.

– Надо было сломать позвоночник этой гниде в двенадцати местах. Как думаешь, еще не поздно это сделать? – плюхаясь в кресло, ноет Америго, прижимая руку к груди. Выглядит он плохо. Бледность с синевой разлилась по коже, на висках выступили трупные пятна.

– Может, тебе лучше убраться отсюда? От греха подальше? – предлагаю я.

– Не сейчас, – отмахиваясь от меня, тяжело дышит он. Но я не собираюсь щадить его. Моя злость на него растет, как снежный ком. Выдергиваю его из кресла. Он пролетает через всю комнату, врезается спиной в окно. Стекло разлетается на осколки. Америго оказывается на земле. Недолго думая выпрыгиваю следом. Не давая ему подняться, бью по лицу.

-– Ты стер Айлин память? – сжимая его горло руками, спрашиваю я. Брат слабо пытается разжать мои тиски, хрипит. – Думаешь, так я позволю тебе к ней приблизиться?

– Я не смог… Хотел, но не смог заменить одно насилие другим… – глухо отвечает Америго. У него нет сил защищаться, а я не могу сдержать свою ярость.

Наношу удары снова и снова. Его лицо разбито, из носа хлещет кровь. Заставляю его подняться на ноги – мой кулак врезается ему в грудную клетку, ломая ребра.

– Ты псих… – бормочет Америго разбитыми губами. Отпускаю его, и он падет на спину.

– Если ты еще раз приблизишься к Айлин, этот день станет последним в твоей жизни. Я убью тебя. Если у тебя все еще есть претензии ко мне, давай разбираться лично. Можно прямо сейчас, – мой ботинок тут же оказывается на его груди. Слышно, как хрустят кости. Америго стонет. Рывком хватает меня за щиколотку, и я падаю на землю. Он хочет напасть на меня, но слишком вымотан для этого. Успеваю подняться.

– Ты… Хреновый опекун, – вставая, говорит Америго, упираясь рукой в стену дома. – Хоть знаешь, что эти сволочи с ней сделали? Ты вообще дальше своего носа умеешь видеть?

– О чем ты?

– Сегодня проходил мимо школы, где учится Айлин, решил заглянуть… Эти твари, которые именуются детьми, на которых теперь нельзя поднять руку и отвесить подзатыльник, били ее по ногам, потому что она отказалась встать на колени, а потом отрезали ей клок волос. И, как я понял, подобное с ней происходит не один год, – Америго сплевывает кровь на землю и вытирает рот рукой. – Какого черта ты не можешь разобраться с этим, раз уж такой правильный, как Иисус?

– Ты сам ничуть не лучше этих ублюдков. Или у тебя спонтанная амнезия? – напоминаю я. Тот усмехается.

– Не переводи стрелки на меня. Я знаю, кто я, и не ищу оправданий. Меня удивляет твоя отстраненность от ее жизни на фоне такой идеальной заботы. Неискренне как-то выглядит. Словно ты играешь роль, слова в которой до конца не выучил.

– Догадываюсь, что ты просто так это не оставил…

– Конечно. Убил бы их всех, но Айлин не разрешила. Пришлось ограничиться мелким членовредительством и промывкой мозгов. Я даю тебе шанс самому принять меры, потому что ты ее опекун, и она любит тебя…

Его слова заставляют меня напрячься.

– Но, если ты ничего не сделаешь, – после пары глубоких вдохов продолжает Америго, – я решу проблему по-своему. И не буду церемониться.

– На Айлин наложено заклятье, которое заставляет других людей ее ненавидеть и причинять ей боль. Здесь ничего нельзя сделать, – приваливаясь спиной к стене, говорю я и вкратце рассказываю ему историю девушки.

– А найти того, кто снимет эту дрянь? Оградить от людей? Нанять ей учителя на дом? У тебя что, совсем с головой плохо? – Америго непонимающе смотрит на меня. – Вариантов масса!