Кусачий клуб

Как будто он не ударил меня в спину в том момент, когда согласился перестать быть человеком.

Он присоединился к ним, к вампирам. Нашим повелителям, которые сделали моего отца неудачником и позволили Монике Моррелл выйти из-под контроля, делать что захочется, что оказалось фатальным для моей сестры. Они послали убийц за моей мамой.

Майклу должно быть известно лучше. Он должен был знать, что несмотря ни на что, я не мог его простить, не в глубине души. Они лишили меня семьи.

Василий и Глори схватили его, конечно же, и засунули в другой фургон, тот, в котором сидели вампиры. Они не рисковали перевозить нас вместе, больше нет. Слишком много поединков. Он продолжал кричать на меня, но я просто смотрел, пока они запирали его, и тогда я ушел.

Раньше он был моим другом, и, черт возьми, до сих пор было больно осознавать, что он сделал это с нами, со мной. Он изменил все. В то время, когда он понимал, что это значит.

Возможно, это был шок от встречи с ним — я не знаю — но я обнаружил, что чувствовал себя не таким подготовленным к предстоящей схватке, как раньше. Моя голова болела, и я устал — сон не приходил легко в последнее время, причиной всему были все эти синяки и треснувшие кости. Когда Глори была рядом, становилось лучше. Я практически не думал. Но теперь, в фургоне, я заметил, что между бойцами людьми и водителем была натянута плотная сетка, будто мы были злобными собаками или что-то еще. Когда я оглянулся на остальных, я подумал, что, возможно, это было правдой. Нас было четверо, и, если честно, я был, наверное, самым жестким. Однако, я этого не замечал. Они выглядели, как приятели моего отца байкеры — все потные, мускулистые и в татуировках, с бритыми головами и козлиными бородками. Они были готовы растерзать любого. Думаю, я был таким же, или, по крайней мере, буду таким, как только мы доберемся до места, в которое направляемся.

Как только Глори улыбнется мне снова.

Я откинул назад голову и закрыл глаза, и вместо того, чтобы видеть злобную, холодную улыбку Глори, я увидел милую улыбку Клер, одну из тех, что она дарила только мне, ту, что заставляла меня забыть всё о своем гневе или жестокости или боли. Рядом с ней мир становился лучше. Я становился лучше. Из-за нее. Это было полной противоположностью того, что со мной делало присутствие Глори — оно заставляло меня вспомнить всё плохое, умножить это и пожелать выплеснуть это на кого-либо, кто был передо мной. Клер заставила меня забыть все это и понять, что я не должен быть сердитым.

Нет, я делаю это ради нее. Ради нее. Мне нужно заработать свой выход из города, пока не стало слишком поздно.

Она даже сказала это прошлой ночью, до того ужасного момента в тренажерном зале, когда она была так близко к Майклу, и я… я подумал…

Я знал что это было неправдой. Я знал что Клэр не причинила бы мне боль подобным образом.

Я открыл глаза и прерывисто вздохнул. Мне нужна Глори. Я не мог оставаться жестким, если думал о Клер — я скучал по ней, и я ненавидел, что это заставляло меня чувствовать себя слабым и больным. Она первая оставила меня, разгуливая с этим ублюдком Мирнином, сбегая тайком, чтобы быть с ним. Что бы она ни сказала, это была правда.

Но я ничего не мог поделать. Я хотел ее. Я хотел, чтобы она была со мной, и единственный верный способ добиться этого — убраться подальше отсюда. Из Морганвилля.

— Эй, Коллинз, не спать! — крикнул Бретт, у которого пройдет его первый поединок сразу после моего.

— Должен стать раскаленным, мой человек! — Он ударил меня в плечо, именно туда, где у меня был большой, распространяющийся синяк и опухоль. Я не поморщился, но от боли, прошедшей сквозь меня, у меня перед глазами появилась красная пелена, и неожиданно стало трудно дышать. Я справился с этим и заставил себя усмехнуться ему в ответ.

— Стань я немного раскаленней, я сожгу тебя заживо, — сказал я. Он завыл, как волк.

Некоторым парням не нужно было влияние Глори, чтобы сходить с ума — Бретт был таким. — Ударишь меня еще раз, и я сломаю тебе, чувак.

Он стиснул кулаки и улыбнулся, но он воспринял меня всерьез и сел, прислонившись к стене фургона. — Ты снова думал о той девушке?

— Нет, — солгал я. Я пытался не думать, потому что это причиняло боль. Было больно думать, что где то поблизости она возможно разыскивает меня. Все о чем я мог думать, что гдето она могла быть одна, напугана, можат быть плакала.

Из-за меня.

Я снова закрыл глаза и ударился головой о стену фургона, достаточно сильно, чтобы пострадать и оставить вмятину. Я хотел, чтобы Глори ездила с нами.

Я очень, очень этого хотел.

Когда я вылез из фургона, мы были у какого-то разрушающегося старого склада, очередного дерьмового куска древней истории Морганвилля, которым никто не занимался. Я видел исчезающую надпись снаружи. Это, должно быть, была какая-то ковровая фабрика.

Большое кирпичное здание, не так много окон, а те, что имелись, были выбиты на три этажа вверх какими-то местными ребятами с сильными руками. Не так много времени для осмотра достопримечательностей, но я узнал этот район; вы не вырастите в этом дурацком городишке, не рыская вокруг мест, в которые твои родители не хотели бы, чтобы вы ходил. Я и Лисс сунулись в один из таких заброшенных складов, когда ей было около двенадцати, а я был глупее, чем обычно. Нам удалось отделаться, но, оглядываясь теперь назад, я не мог поверить, что мы так рисковали.

Теперь, когда ее не стало, я похолодел от мысли о всем том риске, которому я подверг ее.

Если бы я мог всё исправить, остановить тот пожар, вытащить ее из дома, пока весь этот дым и пламя…, то я никогда бы не позволил ей снова так рисковать. Я бы защитил ее. Именно это и должен делать старший брат — защищать.

Но нет, я вел себя с ней как осел, и заснул на диване, а к тому времени, когда проснулся, доме уже горел и я не смог вытащить ее. Я не знаю, проснулась ли она. Я надеялся, что нет. Я надеялся, что она никогда не знала, никогда не чувствовала такого пронзительного страха, что испытал я, когда пытался добраться до нее.

Встряхнись, Коллинз. Лисс умерла. Мама и папа умерли. Я должен сосредоточиться на преодолении ближайших двух часов или около того, не присоединяясь к ним. Если я все сделаю правильно, я заработаю много денег: достаточно, чтобы купить выход из города, затеряться, создать новую жизнь. Забыть Клер.

Это было то, что я должен был сделать. Забыть. Забыть все.

Стало легче, когда Глориана подкралась и взяла меня за руку. Она была вампиршей, да, но она не воспринималась одной из них — я не ненавидел ее и не хотел причинить ей боль. Я хотел угодить ей, во всех отношениях… не то, чтобы она хотела что-нибудь от меня, кроме как настроить на хорошую битву. Она предпочитала клыкастых мальчиков. Как Майкл.

Просто еще одна причина ненавидеть его. Как будто я нуждался в дополнительной.

— Ты готов? — спросила она меня. — Ты станешь моим рыцарем в сияющих доспехах, Шейн, защищающим меня от всех больших, плохих люди? — Она сказала это с улыбкой, но у меня возникло ощущение, что она не имела это в виду. Она, казалось, издевалась надо мной, но я не мог сильно расстроиться из-за этого. Было в ней что-то… что-то, что в глубине души я знал, что ненавидел, но все еще не мог сопротивляться. — Потому что у нас большие планы на тебя сегодня. Ты нужен нам, чтобы заработать для нас много денег, очень быстро, и этими деньгами мы погасим часть долгов. Старых долгов тому, кому мы предпочли бы не быть должными, если ты знаешь, что я имею в виду. Тогда у Бессмертной Битвы появится новый владелец, и Василий и я будем в безопасности. И мы все сможем навсегда уехать из Морганвилля.

Она говорила мне то, что, как я знал, она не хотела, чтобы я понял, и в какой-то степени я понимал… и я знал, что что-то тут неладно. Но было уже слишком поздно для этого, для осторожности или размышления, или сопротивления.

Я ненавидел их вид, но я бы сделал все для Глорианы и она знала это.

— А теперь, — сказала она и потрепала меня по руке так же, как она бы погладила собаку по голове. — У тебя не возникнет проблем с твоим разминочным поединком, не так ли?