Глаз урагана

яся пытка никогда не кончится. Будто чья-то злая и пока слепая воля не отпускала ее, цепко удерживая в когтях отчаяния и нараставшего страха. Где все остальные люди? Где «скорая», милиция, спасатели, случайные прохожие, в конце концов?! Ведь дом находится в самом центре города! Она напомнила себе, что наступил предутренний час новогодней ночи. И все-таки…

Они вышли из подъезда, перебравшись через глубокий сугроб. Дверь была сорвана с петель и занесена снегом. Из сугроба торчала черная собачья голова с залепленными глазами. Возможно, пес пытался спрятаться в подъезде, и ему не хватило для этого какой-нибудь секунды.

Дине сразу стало ясно, что на таком морозе она долго не продержится. Ледяной воздух сковывал движения, прилипал к лицу колючей маской. Улица погрузилась в темноту. В соседних домах стояла гробовая тишина, и ни в одном окне не было света. Крыши сливались с небом. Неизвестно, уцелела ли вышка. Белый седан лежал на боку, врезавшись в столб смятой крышей. Дверь со стороны водителя была открыта; в салоне – никого. Другой автомобиль вынесло на тротуар и, очевидно, протащило несколько десятков метров вдоль стены. Еще дальше замерли четыре машины, сцепившиеся между собой.

Дина в замешательстве огляделась по сторонам. Влево и вправо тянулось мрачное каменное ущелье, перегороженное поваленными деревьями и столбами. Кое-где ощерились рваным металлом взломанные витрины и вскрылись темные норы подвалов. Город выглядел заброшенным и вымершим задолго до обрушившегося на него катаклизма.

Немного поколебавшись, Дина сделала выбор. Ян терпеливо ждал. Лица не разглядеть, однако было ясно, что он тоже замерзает. Взявшись за руки, они побрели в сторону площади. Дина никогда не думала, что тишина и безлюдье могут действовать так угнетающе. А когда где-нибудь возникала темная фигура или проскальзывала чья-то тень, первым чувством был испуг, но не надежда. Может быть, уцелевшие одиночки испытывали то же самое. Во всяком случае, тени исчезали раньше, чем женщина с мальчиком успевали приблизиться к ним. В этом не было ничего от романтики постапокалиптических фильмов. Тишина порождала безнадежность, а та окутывала мозг мглистым туманом, сквозь который не просачивалось ни единой законченной мысли. Спустя всего несколько минут Дине начало казаться, что все окружающее – лишь повторяющаяся декорация посреди огромной голой тундры, в которой господствуют холод, тьма и забвение…

Так они шли, брели, плыли в тягучем кошмаре через два или три квартала. Боковые улицы уводили в такую же непроглядную тьму. Приходилось лавировать между завалами, и это значительно удлиняло путь. Дина чувствовала, что достигла той стадии замерзания, когда охватывает безразличие ко всему. Даже судьба сына волновала ее все меньше и меньше. Она брела, как заведенная кукла, – просто потому, что еще не кончился завод и не было причин останавливаться. Она уже не различала, что сжимает в своей руке – камень или руку Яна. Она не слышала его жалоб и обращенных к ней вопросов. Кажется, он звал