Человек-Хэллоуин

Он долго стоял под самым горячим душем в своей жизни, ему казалось, будто он соскребает прошлое с кожи, намыливает мылом «Айвори» воспоминания, выполаскивает все скверное, что марает его жизнь.

Он глядел, как грязная вода утекает в сток ванны.

Одевшись, он спустился на первый этаж и попытался позвонить Лурдес. Трубку взяла ее мать.

— Bueno? — сказала она.

— Hola, cenora Castillo, es Lourdes en casa? [17]

— Стоуни? — спросила миссис Кастильо голосом, полным подозрения. — Это ты?

— Да, — ответил он. — А…

Она прервала его.

— Что ты сделал с моей дочерью? Где она? Почему со вчерашней ночи ее не было дома? Что ты…

И тут линия мертво замолчала.

Стоуни уставился на телефонную трубку, пытаясь осмыслить то, что она сказала.

«Со вчерашней ночи?

Лурдес так и не пришла домой вчера вечером?»

Стоуни ощутил чье-то присутствие у себя за спиной — может быть, его насторожил какой-то звук, или дурной запах изо рта…

Он развернулся.

Вэн стоял, держа в руке вырванный из розетки телефонный провод.

— Не надо звонить. Не сейчас, Не сейчас, Стоуни, братишка Я сделал кое-что действительно очень-очень нехорошее.

Вэн выронил провод.

В другой руке у него был большой охотничий нож без ножен.

— Ты пытаешься позвонить ей? Ха! Ты никогда больше ей не позвонишь! — Вэн стоял перед ним посреди гостиной. Лицо его едва узнавалось под маской из крови и разорванной плоти. — Я убил Лурдес. Я ее убил!

— Бред!

Сердце Стоуни прыгнуло, что-то заскребло в горле. Руки и ноги налились свинцом. Вокруг него и без того был настоящий ад, и день, и теперь вечер, просто ад, посреди которого вдруг оказался он. Мир его превратился в кошмар вопросов и недомолвок, и вот теперь еще это…

— Она в доме Краунов. Они ее уложили на кровать. Они долбаные придурки. Диана Краун, она., она что-то жуткое, Стоуни. У нее в глазах живет одна штука. В ней такая сила!

И тут Вэн что-то вытащил из кармана.

Протянул Стоуни.

Это был маленький фиолетовый цветок, который Стоуни принес Лурдес и который она воткнула себе в волосы. Прошлой ночью, в церкви Девы Марии, Звезды Морей. Он вложил цветок в руку Богоматери, но Лурдес засмеялась и сказала, что Деве Марии это не нужно. Как красиво смотрелся этот цветок в ее темных волосах!

Только теперь он уже не был фиолетовым.

Он был красный, сморщенный, темный и пах кровью. Три длинные пряди черных волос оплетали его, словно вырванные в ярости вместе с корнями.

— Что за.. — Стоуни перевел взгляд с цветка в руке на брата.

Вэн усмехнулся, зубы у него были желтые и гнилые, белые волосы стояли дыбом. В руке он сжимал охотничий нож.

— Ты ведь знаешь, это ты вынуждаешь меня. Ты сам. Я чувствую тебя внутри себя, ты заставляешь меня сделать это!

Стоуни шагнул назад, уверенный, что Вэн собирается ударить его ножом.

— Я никогда, черт побери, не любил тебя, братишка, — захихикал Вэн, а потом всадил нож себе в живот, крутанул и потащил вверх, к горлу.

Кровь Вэна Кроуфорда хлынула Стоуни на рубаху.

Глава 26

— Господи! — закричал Стоуни, отскакивая назад, стирая с себя кровь, сдирая голубую рубашку, стаскивая джинсы.

Ему казалось, кровь просочилась прямо в него, впиталась в кожу, затекла в горло. Он чувствовал, как жизненная энергия его брата проходит сквозь него.

Окровавленная ухмылка растянулась по физиономии Вэна, он выдернул охотничий нож, словно сам был еще здесь, до сих пор жил в залитом кровью искромсанном теле, и протянул нож Стоуни.

«Возьми его, — прошептал кто-то внутри его. — Возьми. Обрушь на них. Я не смог. Я не настолько силен. Ты самый сильный!»

— Нет! Вэн! — закричал Стоуни.

Залитый кровью брата, он видел последние конвульсии тела, упавшего, словно марионетка, которой обрезали веревочки, свалившегося на пол бесформенной кроваво-коричневой грудой. Пар поднимался от уже мертвой плоти.

Какой-то проводок в мозгу Стоуни перегрелся, ему показалось, он раскачивается на качелях над пропастью…

«Это просто ночной кошмар, ничего этого не могло произойти, ничего. Все, что было, это шутка, розыгрыш, сон».

Чувствуя, как внутри него ворочается сила, он раскинул руки и закричал во все горло. Голос его разнесся эхом. Крик вернулся к нему множеством других криков, звучащих его голосом.

Стоуни ощущал в себе странный грохот, будто в нем проснулся готовый извергнуться вулкан. «Я схожу с ума. Я наблюдаю, как схожу с ума. Этого не может быть. Подобного дерьма не может происходить на самом деле». Он обхватил голову руками. «Только не сейчас. Держись. Найди Лурдес. Ты должен как-то найти ее. Не может быть, чтобы она умерла Она носит твоего ребенка».

А потом глубочайшее спокойствие снизошло на него. Комната искривилась, будто исторгая из себя нечто отвратительное. Тело так и лежало здесь, дешевый голубой ковер пропитался кровью.

Но все его мысли были только о Лурдес.

Стоуни пошел взять чистую одежду с вешалки в чуланчике. Оделся. «Не думай пока об этом, — твердила ему какая-то часть сознания. — Не думай о том, что у тебя на глазах сделал брат. Лурдес — единственное, о чем ты должен думать. Если она в беде, если она в том доме, ты обязан разыскать ее».

Он взял фургон матери, семейный автомобиль, хранящий тайну его рождения, то есть не его, о нет, рождения некоего другого Стивена Кроуфорда, а этот, этот Стоуни родился в доме Краунов. Все самое гнусное в жизни случалось в доме Краунов, только он и понятая не имел об этом раньше и сейчас, когда все так запуталось, не знал, как туда добраться. Машину он водил один раз в своей жизни: прошлой весной они со старинным приятелем Джеком ездили по проселочным дорогам за Векетукетом на машине его отца. Стоуни тогда научился тормозить и делать все, что требуется, и сейчас ему было плевать, остановит ли его какой-нибудь коп. И кому бы было не наплевать? «Ха-ха-ха, полисмен Деннехи, мой брат только что распорол себя от паха до шеи охотничьим ножом, а вас волнует, есть ли у меня права?»

Все сделалось таким спокойным, таким мирным, словно его ощущение Бога… Был ли это Бог? Или же просто чувство, что ничего хуже уже не может произойти, ничего страшнее, чем то, как его брат всадил нож себе в живот. «Не думай об этом, не вызывай в памяти этот образ, внутри тебя что-нибудь взорвется, если ты будешь часто думать об этом…»

Охотничий нож лежал на сиденье рядом со Стоуни. Он даже не помнил, как забрал его у умирающего брата, не помнил, для чего собирался использовать. Едва помнил, как держал нож в своей руке…

Он ощущал в себе нечто, о чем, должно быть, знал всегда, всегда ощущал это в глубине себя: свою непохожесть на других, свою неприкаянность на этой чужой земле, свою уверенность в том, что он, как Король Бури, пришел из другого мира, из другой семьи…

Джонни Миракл и… И кто?

Кто его мать, если не женщина по имени Энджи Кроуфорд? Кто она такая? Почему Нора не могла ему рассказать?

Он едва не врезался в черные чугунные ворота на въезде в поместье Краунов. Открыв дверцу машины, Стоуни вышел и посмотрел на особняк. Как Лурдес может быть здесь? Мертвая или живая? Почему она должна быть в доме, где никого не знает и где никто не знает ее?

Диана Краун отдернула занавеску на окне второго этажа Она распахнула высокую раму, и холодный октябрьский ветер растрепал волосы девушки.

— Убирайся с дороги, — бросил он, когда она вышла встречать его к парадной двери. — Убирайся на хрен с моей дороги. — Он поднял охотничий нож.

— Стоуни, не нужно огорчаться, — сказала Диана Краун. — Все можно объяснить. Все это сделано ради того…

— Просто уйди на хрен с дороги, — повторил он — Я тебя даже не знаю. Кто вы вообще такие? Где комната? Где Лурдес?