Некрономикон

В той сумрачно причудливой комнате Нового Орлеана, откуда, что-то почуяв, спасся бегством старый черный слуга, необычный голос Свами Чандрапутры все больше надсаживался в хрип.

— Господа, — продолжал он, — не стану просить принимать эти вещи на веру, пока я не представил вам специального доказательства. Итак, принимайте это как баснословие, когда я говорю о тысячах световых лет — тысячи лет во времени и несчитанные биллионы миль в пространстве, — в течение которых Рэндольф Картер бороздил космос в виде нездешнего, не имеющего названия существа в тонкой оболочке ионизированного металла. Он с величайшей тщательностью высчитал длительность приостановки жизненных функций, приурочив ее конец лишь за несколько лет до момента посадки на Землю в 1928 году или около того.

Ему никогда не забыть того пробуждения. Вспомните, господа, ведь до своего векового сна он прожил сознательной жизнью тысячи земных лет в самой гуще нездешних и ужасных диковинностей Яаддит. Этот отвратительный проедающий холод, и угасание угрозных видений, и взгляд сквозь зрительную щель в оболочке. Гущина звезд, созвездия и туманности — и наконец, в их очертаниях нечто родственное тем земным созвездиям, которые он знал.

Когда-нибудь о его нисхождении в Солнечную систему можно будет поведать. Он видел Кинарт и Юуггот у самого Окоёма, вблизи миновал Нептун и успел заметить зловредную седую плесень, испещряющую его; познал несказанную тайну, близко заглянув в туманы Юпитера, и на одном из спутников увидел кошмар; и созерцал циклопические руины, простирающиеся по рдяному диску Марса. Когда стала приближаться Земля, она предстала ему в виде тонкого полумесяца, устрашающе возбухающего в размере. Он сбавил скорость, хотя чувство, что он наконец-то дома, неохотно позволяло ему потерять даже минуту. Я и не пытаюсь вам передать это чувство, как мне описал его Картер.

Что ж, Картер до последнего медлил в верхних слоях земной атмосферы, ожидая, когда над Западным полушарием наступит день. Он хотел приземлиться там, откуда покинул Землю — возле Аспидовой норы в холмах позади Аркхэма. Если кто из вас бывал подолгу вдали от дома — а один среди вас, я знаю, бывал, — полагаюсь на ваше воображение в том, как подействовал на него вид Новой Англии, с ее плавной зыбью холмов, громадными вязами, кривоствольными садами и древними камнями стен.

С рассветом он сел на нижней лужайке старого поместья Картеров и за тишину и одиночество преисполнился благодарности. Как и тогда, когда он отбыл, стояла осень и запахи холмов бальзамом излились в его душу. Он сумел затащить металлическую оболочку вверх по склону делянки в Аспидову нору, хотя через заглушенную сорняками расселину во внутреннюю пещеру она не проходила. Там же и облек он свою иноземную плоть людским платьем и восковой личиной, без чего было не обойтись. Он продержал там оболочку более года, пока известные обстоятельства не продиктовали необходимость нового укрытия.

Картер прошелся пешком в Аркхэм — применяясь при этом с соблюдением человеческой осанки управляться со своим телом в земной силе тяжести, — и в банке обменял свое золото на наличность. Также навел он некоторые справки — выдавая себя за иностранца, малосведущего в английском, — и обнаружил, что на дворе 1930 год, лишь двумя годами позже, чем он наметил.

Конечно, его положение было ужасным. Лишенный возможности доказать свою личность, вынужденный каждый миг пребывать начеку, с определенными трудностями относительно питания и под гнетом необходимости сберегать нездешнее зелье, поддерживавшее его аспект-Цкауба в дремлющем состоянии, он чувствовал, что должен действовать как можно быстрее. Отправившись в Бостон и наняв комнату в обветшалом Уэст-Энде, где бы мог жить недорого и неприметно, он без промедления навел справки об имении и состоянии дел Рэндольфа Картера. Тогда-то он и узнал, как не терпелось господину Эспинуоллу, здесь присутствующему, разделить имение и как доблестно бились господин де Мариньи и господин Филлипс за его неприкосновенность.

Индус отдал поклон, хотя ни малейшего выражения не отразилось на его смуглом, неподвижном, скрытом густой бородою лице.

— Окольными путями, — продолжал он, — Картер раздобыл хорошую копию отсутствующего пергамента и приступил к труду над его расшифровкой. Меня радует, что я смог во всем этом оказаться полезен — ибо он весьма скоро обратился ко мне и через меня связался с другими мистиками по всему миру. Я переехал жить к нему в Бостон, в убогое пристанище на Чэмберс-стрит. Что касается до пергамента — с удовольствием выведу господина де Мариньи из его замешательства. Позвольте, обращаясь к нему, сказать, что те иероглифы являют собой язык не наакаль, но ръ’лайихьян, занесенный на Землю отродьем Ктулху бессчетные столетия тому назад. Это, конечно же, перевод — гиперборейский оригинал существовал на миллионы лет раньше на языке прамира тцат-йо.

Расшифровка потребовала большего труда, чем Картер предвидел, но он ни на миг не терял надежды. С начала этого года он идет семимильным шагом, благодаря одной книге, вывезенной им из Непала, и нет никаких сомнений, что скоро он одержит победу. И тем не менее, к несчастью, возникло одно препятствие — исчерпывается запас того зелья, что поддерживало его аспект-Цкауба в дремлющем состоянии. Однако это не такое великое бедствие, как он опасался. Личность Картера забирает все большую власть над телом, и когда на передний план выходит Цкауба, пробуждаемый теперь лишь каким-то экстраординарным волнением, он обыкновенно бывает слишком одурманен, чтобы пустить насмарку хоть какие-то усилия Картера. Он не может найти металлическую оболочку, чтобы вернуться в ней на Яаддит; хотя однажды он ее едва не нашел, но Картер заново ее перепрятал, когда аспект-Цкауба был целиком подавлен. Перепугать нескольких человек и породить некие кошмарные слухи среди поляков и литовцев бостонского Уэст-Энда — вот весь вред, который он смог причинить. По сю пору он ни разу не попортил тех одеяний, которые старательно подготовил Картер, хотя иногда он их сбрасывает, и тогда некоторые части требуют замены. Я видел, что скрывают эти одежды, — и на это худо смотреть.

Месяц назад Картер прочитал оповещение об этой встрече и понял, что должен действовать быстро во спасение своего имения. Он не мог ждать, пока расшифрует пергамент и вернет себе человеческий облик. В результате он поручил мне выступать от его имени.

Господа, заявляю вам, что Рэндольф Картер не умер; что временно он пребывает в аномальном состоянии, но через два, самое большее через три месяца сможет появиться в надлежащей форме и потребовать имение под свое собственное попечительство. Посему я прошу вас отсрочить эту встречу на неопределенное время.

Де Мариньи и Филлипс, как под гипнозом, не сводили с индуса глаз, Эспинуолл же разразился хриплым пыхтением и мычанием. Раздражение старого юриста вылилось к этому времени в открытую ярость, и он обрушил на стол кулак с апоплексическими прожилками. Когда он заговорил, это напоминало отрывистый лай:

— Сколько еще терпеть эти дурачества! Я час прослушал этого сумасшедшего — этого жулика, — и теперь ему хватает дьявольской наглости говорить, что Рэндольф Картер жив, и безо всякой на то причины просить нас отложить принятие каких-либо решений по поводу его имения! Почему вы не вышвырнете негодяя вон, де Мариньи? Вы намерены выставить нас всех на посмешище перед каким-то шарлатаном?

Де Мариньи успокоительно поднял руку и мягко заговорил:

— Давайте думать не торопясь и проясним наши мысли. Это была весьма замечательная история, и в ней есть то, что даже такому несведущему человеку в мистике, как я, не кажется невозможным. Тем более что я получаю с 1930 года письма от Свами, отвечающие его изложению событий.

Стоило ему замолчать, как отважился вставить слово старый господин Филипс:

— Свами Чандрапутра говорил о доказательствах. Я также вижу много существенного в этой истории, и сам я получал дающие ей странное подтверждение письма от Свами в течение последних двух лет. Но кое-что в этих утверждениях доходит до крайности. Не имеется ли чего-то осязаемого, что бы могло быть показано?