Некрономикон

Спустя семь долей дня Цкауба сидел скорчившись на своем долгограннике, в благоговении и чуть ли не в отчаянии, поскольку вместе с правдой вскрылся новый и противоречивый комплекс воспоминаний. Больше не знать ему покоя внутреннего единства с самим собой. На все времена и пространства их стало двое: Цкауба, ведун с Яаддит, забираемый отвращением при мысли об отталкивающем земном млекопитающем Картере, которым ему предстояло стать и которым он побывал; и Рэндольф Картер из Бостона на Земле, потрясаемый страхом перед клешнерукой рыластой тварью, которой он был когда-то и которой сделался вновь.

Время, проведенное на Яаддит и идущее по своим меркам, — хрипло продолжал Свами, чей натужный голос начинал выдавать признаки усталости, — само по себе составляет историю, которая не укладывается в кратких пределах рассказа. Были путешествия на Стронти, и Мтуру, и Кат, и другие миры двадцати восьми галактик, доступных для облекающихся в световой луч созданий с Яаддит, и путешествия во времени на целые эоны в прошлое и будущее с помощью серебряного ключа и многих других символов, известных ведунам Яаддит. Были мерзейшие схватки с белесой скользкостью дхолей в первобытных туннелях, изъязвивших планету. Были полные восторга и жути просиживания в библиотеках среди залежей мудрости десяти тысяч миров, процветающих и погибших. Были напряженные собеседования с другими умами Яаддит, вплоть до Высшего Старчества Буо. Цкауба никому не сказал, что стряслось с его личностью, но когда на передний план выходил аспект Рэндольфа Картера, он исступленно выискивал любые возможные способы возвращения на Землю в человеческом облике и отчаянно упражнял в человеческой речи иновидную гортань, столь худо для этого приспособленную.

Вскоре аспект-Картер с ужасом узнал, что серебряный ключ не может вернуть ему человеческий облик. Ключ был изготовлен — как слишком поздно он вычислил из того, что помнилось, виделось в дремах и следовало из яаддитской премудрости, — в Гиперборее на Земле и властен был только над углом наклона личного умозрительного плана человека. Тем не менее ключ мог изменять угол наклона планетарного плана и произвольно переправлять во времени следующего с ним, не меняя его телесной оболочки. Некая дополнительная волшба наделяла ключ безграничными силами, которыми он иначе не обладал, но и это открытие было делом рук человеческих — и силу оно имело в недоступно расположенном месте и не могло быть повторено ведунами с Яаддит. Все это невпрочет было писано на пергаменте, оставшемся в ларце с вычурами гнусной резьбы, прятавшем в себе серебряный ключ, и Картер горько сокрушался, что бросил его и не взял с собой. Недоступная теперь Сущность из бездны предостерегала его, буде он не тверд в знании своих символов, и без сомнения полагала его во всеоружии.

По мере того как влачилось время, он все отчаяннее бился над тем, чтобы использовать чудовищную премудрость Яаддит для отверзания обратного пути в бездну к всемогущей Сущности. С его новыми познаниями он бы мог далеко продвинуться в прочтении загадочного пергамента, но при нынешних обстоятельствах эта возможность была чистой насмешкой. Случались, однако, времена, когда аспект-Цкауба выдвигался на передний план, и тогда он силился вытравить вносившие разлад воспоминания Картера, которые смущали его покой.

Так утекали долгие периоды времени — на целые века дольше, чем охватывает человеческий ум, ибо существа на Яаддит умирают не раньше, чем по завершении длительного оборота времени. После многих сотен планетных коловращений аспект-Картер как будто стал брать верх над аспектом-Цкауба и стал тратить непомерное количество времени на исчисление расстояния от Яаддит в пространстве и во времени до Земли человечества, которой предстояло статься. Цифры были умопомрачительными — не поддающиеся счету эоны световых лет, — но незапамятная премудрость Яаддит дала Картеру навык оперировать ими. Он взращивал в себе способность переноситься в дремах к Земле и узнал о нашей планете многие вещи, которых никогда не знавал. Но не мог вызвать в видении нужную формулу на утраченном свитке.

И тогда наконец он замыслил безумный план побега с Яаддит, начало которому было положено, когда он обнаружил зелье, способное погрузить его аспект-Цкауба в вечный сон, не рассеивая при этом его знаний и воспоминаний. Он полагал, что его расчеты позволят ему проделать путешествие в оболочке из световой волны, какого не проделывало ни одно существо на Яаддит — телесное путешествие сквозь безымянные эоны и через невероятные галактические просторы к Солнечной системе и к самой Земле. Попав на Землю, хотя и в теле клешнерукой рыластой твари, он, быть может, сумеет найти и разгадать до конца странное тайнописание свитка, оставленного им в автомобиле в Аркхэме; и с его помощью — и с помощью ключа — вернуть себе свое привычное земное подобие.

Не вслепую он шел навстречу опасностям подобной попытки. Он знал, что, когда доведет угол наклона планетарного плана до нужной эпохи (чего нельзя было сделать, несясь в пространстве), Яаддит будет мертвой планетой, где восторжествуют всепобедные чревоземные дхоли, и его бегство в оболочке из световой волны представлялось делом весьма неверным. Отдавал он себе также отчет и в том, что, на манер адептов, ему придется достичь приостановки всей жизнедеятельности, чтобы вынести века и века полета через немереные пустоты. К тому же он знал — если уповать на удачный исход путешествия, — что ему предстоит выработать иммунитет против земных бактерий и прочих условий, враждебных для плоти с Яаддит. Больше того, он должен суметь прикинуться человеком, пока не сможет снова найти пергамент, разгадать его и возвратить себе этот облик неподложно. Иначе долго ли быть обнаруженным и уничтоженным впавшими в ужас людьми как нечто, что не вправе существовать. Нужно также и золото — по счастью, доступное на Яаддит, — чтобы как-то перебиваться во время этих его исканий.

Планы Картера мало-помалу начали реализовываться. Он раздобыл оболочку из светового луча, сверхъестественно прочную, могущую выдержать и чудовищное перемещение во времени, и беспримерный полет в пространстве. Он проверил все свои исчисления и отправлялся снова и снова в своих дремах к Земле, стараясь подступиться как можно ближе к 1928 году. Он удивительно преуспел, упражняясь в приостановке жизнедеятельности. Он обнаружил именно тех болезнетворных бактерий, которые требовались, и рассчитал те перегрузки, к которым должен привыкнуть. Он искусно изготовил восковую личину и мешковатое платье, дававшие ему возможность сойти среди людей за какого ни на есть человека, и измыслил двойной силы чары, чтобы защититься от дхолей в момент своего старта с мертвой, мрачной Яаддит в непостижимом будущем времени. Он позаботился и о том, чтобы собрать большой припас зелий — на Земле недоступных, — которые бы удержали его аспект-Цкауба в стесненном состоянии, пока он не сможет сбросить телесную оболочку Яаддит; не пренебрег он и небольшим количеством золота для земных нужд.

День отправления был временем смуты и тревожных предчувствий. Картер взобрался на площадку к своей оболочке под предлогом полета на тройную звезду Нитон и влез в футляр из сияющего металла. Места ему оставалось как раз столько, чтобы произвести обряд серебряного ключа, и, совершая его, он медленно заставил воспарить свою оболочку. Устрашающе вспучился и померк день, и объяла тошная мука боли. Космос, как помешанный, пошел колесом, и другие созвездия заплясали на черном небе.

Внезапно Картер ощутил новое равновесие. Холод межзвездных провалов проедал снаружи его оболочку, и он видел, что свободно парит в пространстве — металлическое здание, откуда он отправлялся, пошло прахом годы тому назад. Поверхность под ним кишела великанскими дхолями; и в то самое время, пока он смотрел, один из них вздыбился на несколько сотен футов и своим скользким белесым концом возделся с ним вровень. Но чары делали свое дело, и через миг он уже покидал Яаддит, целый и невредимый.