Возвращение чувств. Машина (СИ)

Поприветствовав ту же почтеннейшую публику, жителей, гостей и прочая и прочая славного города… э-э… Бельфор (как подсказали ему из-за кулис), он рассказал пару анекдотов, знакомых Катарине, и корнями, наверное, уходившим ещё ко временам Юлия Цезаря, и перешёл, наконец, к представлению артистов и их номеров, щедро сгущая краски на их редкостных достоинствах. Когда он, пошатываясь, наконец, удалился, большинство зрителей – она готова была поспорить! – испытали облегчение от того, что он заткнулся и ушёл.

Первой на сцену вышла немолодая, полноватая и наштукатуренная слоем, не меньше, чем в два пальца, женщина, которая спела неплохим, в принципе, голосом актуальные, надо думать, комические куплеты, при этом ещё танцуя и тряся во все стороны длинной пышной юбкой так, что становились видны её пухленькие ножки. В этом, очевидно, и заключалась вся соль данного номера. Юмор текста, в связи с некоторой некомпетентностью в области местной и столичной политики и политиков, Катарина оценить не смогла, но зрители, судя по их реакции, были в восторге: такие куплеты явно заменяли им газеты и радио с телевидением, а показ частей ног – варьете. Но в целом толстушка и ей понравилась. Во всяком случае, она пела и танцевала сама, а не как многие в её время – только танцевали. Под «фанеру»…

Программа, последовавшая после этого, оказалась скучновата и слабовата, особенно в техническом отношении. Но это для Катарины, избалованной достижениями других веков. А у местных жителей и фокусник с его простыми, но помпезно обставленными трюками, и жонглёр, и акробаты проходили на ура. Так что она не роптала, а приобщалась к традициям и культуре.

Бригада из двух весёлых карликов и карлицы, одетая в костюмы вельмож, разыграли мини-сценку, в которой примерно за десять минут были охвачены все перепетии и сложносплетения сюжета фильма «богатые тоже плачут», и даже Катарина не удержалась от смеха – но не от карликов, а от ностальгических воспоминаний об этой части своей биографии.

Своё искусство показали и шпагоглотатель, и силач – здоровенный толстопузый мужчина с кучей железного инвентаря, который слегка задолбал присутствующих настойчивыми предложениями поднять «хоть что-нибудь» из его барахла. Желающий, конечно, наконец, нашёлся, и, конечно, не поднял.

Но вот кто действительно понравился Катарине, так это певица, выступавшая почти в самом конце. Молодая и, к сожалению, слепая девушка, которую вывела на подмостки за руку маленькая девочка, чудесным, чистым и сильным, несмотря на свою хрупкость, голосом, спела какую-то старинную сентиментальную рыцарскую балладу (Рыцарь в конце-концов погиб, спасая короля! А его «дева-дама» так и не вышла замуж.).

И хотя девушка пела долго, все слушали, буквально затаив дыхание, (она видела на словно просветлевших лицах этих огрубевших и циничных работяг настоящие слезы!) а затем неистово хлопали и восхищались от души. Маленькая девочка снова вышла, и помогла певице спуститься и уйти за кулисы.

Потом выступал кто-то ещё – Катарина уже не смотрела, она думала о своём. Девушка навеяла на неё сентиментальное настроение и лёгкую грусть.

Примерно через полтора часа представление закончилось, и когда артисты стали обходить толпу со шляпами для сбора денег, Катарина приблизилась, и тоже кинула несколько денье – ей понравилось, и шоу всё-таки всколыхнуло в ней воспоминания о невозвратных Временах и Чувствах… Впрочем, кто знает – может, не таких уж невозвратных. Ведь она теперь – молода. Так что поживём – увидим.

Обратно решили двинуться, чтобы не толкаться, через боковую улочку. Пробираясь вдоль стен домов, опоясывавших центральную площадь, наткнулись на странную палатку в глухом переулке. До этого они её здесь не замечали – или не обращали внимания. Правда, это было и не удивительно – палатка стояла на отшибе, скрытая углом какого-то длинного здания, и своим обтрёпанным видом мало кого могла бы привлечь.

Катарина однако решила-таки дойти до неё и посмотреть – что там.

У входа на циновке сидел мальчик лет восьми с грустно-потерянным выражением лица. Очевидно, на фоне мощной конкуренции цирковой труппы он отчаялся зазвать хоть какого-нибудь клиента. Заметив двух припозднившихся мужчин, он, почти отчаянно, с надрывной мольбой в голосе, заученной скороговоркой протараторил:

– О благородные мессеры! Не проходите мимо такой удачи! Специально для вас! Заходите и узнайте свою судьбу! Только здесь для вас приподнимут завесу над будущим, и откроют загадки минувшего! Прошу вас, посетите гадалку: всего одно денье! Ну пожалуйста, зайдите к нам! – к концу рекламного слогана слёзы явственно проступали в его охрипшем тоненьком голосе. Катарину проняло.

– Послушай, парень, – она не шутила, – Да ты больше заработал бы, если бы просто просил милостыню! У тебя настоящий драматический талант! Ты мог бы разжалобить и трухлявый пень!

– Но днём, с позволения вашей милости, я так и делаю! А сейчас я должен помочь своей тётушке. Да и местные мальчишки-нищие бьют меня, если увидят, что я работаю на их местах… Вот и приходится то прятаться, то убегать.

Ага, подумала Катарина, нормальные рыночно-профсоюзные отношения. У каждого цеха, даже нищих, своя монополия на работу и конкретные рабочие места.

Но мальчишку жалко. Действительно, он мелковат – такого побьёт любой. И что там у него за тётушка?.. Зайти, что ли?

Повернувшись к своей спутнице, то есть, спутнику, она спросила:

– Ну что, Шарль, может, зайдём? Наверное, это весело?

Няня фыркнула. Затем довольно сердито сказала:

– Нет уж, любезный Готье! К гадалкам и прочим шарлатанам я ни ногой! Уж лучше я буду потом спать спокойно, без этих глупостей! Да и поздно уже – пойдём домой.

– А я, пожалуй, всё-таки попробую, – тронутая мольбой во взгляде мальчика, сказала Катарина, сделав шаг ко входу.

– Ну вот ещё! Что же мне, стоять тут, ожидая тебя?! – возмутилась Мария. Она явно была не в восторге от решения Катарины.

– О нет-нет, благородный мессир! – торопливо повернулся к ней мальчишка, – Вы тоже можете зайти, и подождать со всеми удобствами! У нас есть и кресло, и подставка для ног!

Это и решило дело. Мария, проворчав «ну ладно, раз так», и зайдя внутрь, поторопилась опустить уставшую от долгого хождения и стояния нижнюю часть туловища в удобное, хотя и сильно обшарпанное кресло, которое стояло в передней половине палатки, образующей как бы прихожую. Катарина же, оставив ей сумку с покупками, поколебавшись, и подмигнув неодобрительно насупившейся няне, откинула плотную матерчатую перегородку заднего отделения, и вошла внутрь.

Помещение, оказавшееся перед ней, оказалось больше, чем можно было предположить, находясь снаружи. Освещалось оно одинокой масляной лампой, чадившей в центре стола, стоявшего ближе к дальней стене палатки, которая, так же, как впрочем, и все остальные, была разрисована несколько поблёкшими от времени мистическими изображениями: тут были и звёзды, и традиционные знаки зодиака, и стилизованные животные, и сказочные существа – русалки (очень симпатичные), единороги, драконы, и ещё много незнакомых и непонятных знаков, символов, фигур и букв…

Катарина не могла не подивиться искусству художника: всё вместе создавало атмосферу нереальности и таинственности. Если бы такая реклама была на наружных стенах, отбою от клиентов точно не было бы! Впрочем, маркетинг заштатной гадалки – не её дело.

За столом, уронив голову с лохматыми полуседыми волосами на руки, мирно спала пожилая, если не сказать старая, судя по дряблой, иссохшей коже рук, усталая женщина. Вот она чуть повернулась во сне, но шум, кажется, не разбудил её.

Катарина, ещё раз осмотревшись, и подумав, совсем уж было решила уйти, не будя предсказательницу, и отдать немного денег изможденному мальчишке. Как вдруг послышался глубокий грудной низкий и мелодичный голос:

– Прошу вас, садитесь сюда, благородная… ой… прошу прощения, благородный мессер! – одна из рук указала на кресло напротив гадалки, от стола медленно поднялась голова с пышной, хоть и несколько спутанной шевелюрой. На Катарину взглянули два больших, тёмных, и несколько затуманенных глаза.