Лето с чужими
Лето с чужими читать книгу онлайн
Японские романы и фильмы соблазнили весь мир — это факт. Хотя в каждом главный герой — сама Япония, они мало что открывают западному взгляду и тем завлекают в свой мир, где сверхъестественное многократно вложено в реальность, будто набор лакированных шкатулок. Но реальная жизнь в наше время достаточно похожа — что в Калифорнии, что в Токио. И книги Таити Ямады, как и его более известного коллеги и соотечественника Харуки Мураками, — прекрасные точки перехода от нынешнего жесткого реализма к потустороннему.
В первом романе Таити Ямады, выходящем на русском языке, наверное, больше всего пугает удушающий цинизм современности. Где грань между подлинно сверхъестественным и глубоко личными призраками самого человека? Ведь главный герой книги — как и автор, довольно востребованный телесценарист средних лет, — даже не знает, какая нечисть его преследует: может быть, он ест и пьет с призраками, может быть, даже занимается с ними любовью... Но в книге их гораздо больше, чем становится ясно в конце: призрачна не только его брошенная семья, не только фантомы, которых он выводит на страницах черновиков «по двести знаков на каждой», но сама его жизнь в многоквартирном доме рядом с автотрассой, где по ночам горят только три окна. Сегодняшние призраки сотворены нашими тайными страхами, намеренными заблуждениями и нечаянными маниями. Призраки Ямады — едва заметные помехи на телеэкранах современного общества, у которого непоправимо сбилась настройка.
Традиционные «сказки о призраках», как считают японцы, лучше всего рассказывать летом. Если вас от ужаса прошибает пот, в летнюю жару это не так заметно. Однако сейчас жуть модернизирована, и в дрожь нас бросает не только от скрипа дверей или всполохов молнии на башнях готического замка, но и от гула лифта и мигания лампы в пустом коридоре. Так добро пожаловать в современный кошмар многомиллионного города, где любая произвольно взятая душа по-прежнему инфернально одинока.
Максим Немцов, координатор серии
Таити Ямада (р. 1934) — японский сценарист и писатель. С 1958 года работал на киностудии «Сётики», в конце 1960-х годов начал писать для кино и телевидения независимо. Критики считают, что он «революционизировал» японскую телевизионную драматургию и стал «живой легендой» японского кинематографа. Автор сценария японских блокбастеров «Странствия людей», «Американская история», «Создание воспоминаний», молодежного телесериала «Яблоки разных размеров» и т. д.
Роман «Лето с чужими» (1987) завоевал престижную литературную премию Ямамото Сюгоро за лучший роман «для широкой аудитории». В 1988 году книга была экранизирована режиссером Обаяси Нобухико (в американском прокате фильм носил название «Невоплощенные»).
Жуткая сказка о призраках, написанная с гипнотической ясностью: динамичная, интеллигентная, с не оставляющими в покое болезненными пассажами психологического просветления, от которых книга трогает до глубины души. Ямада — один из лучших японских авторов, которых мне доводилось читать.
Брет Истон Эллис, автор «Американского психопата», «Информаторов» и «Гламорамы»
Высоко рекомендую. Умная и тревожная история о призраках, которая застала меня совершенно врасплох.
Дэвид Митчелл, автор «Сна № 9»
«Лето с чужими» написано в такой тональности, которая выдает глубокую эмоциональную проницательность... Издатели отправили Таити Ямаду тем же рейсом на Запад, которым к нам прибыли Харуки Мураками и Кэндзабуро Оэ, только Ямада пишет партитуры богаче и целеустремленнее, чем у его более знаменитых соотечественников. Однако, пока не выросло международное признание Ямады, сравнения с Мураками и такими фильмами, как «Звонок», неизбежны.
«Scotland on Sunday
Этот призрачный роман написан с той ясностью, которая традиционно считается японской.
«The Observer»
Незабываемо зловещее полотно — и мощная атмосфера, в которой мешаются жар, дождь и скорбь... История о призраках, аскетичными мазками набрасывающая портрет городского отчуждения. Мощное настроение «Лета с чужими» не пропадает еще долго после того, как наступит изящный и мрачный конец.
«The Guardian»
Превосходно написанный роман, где ненавязчиво поднимаются неоднозначные вопросы, достойные психологического триллера, однако книга не отпускает от себя, подобно старому доброму детективу. Как и классика «хоррора» — фильм Хидео Накаты «Звонок», — «Лето с чужими» предлагает заглянуть в то забытое прошлое, где «ужас» был высоким искусством, а произведения в этом жанре приводились в действие не количеством пролитой крови или выпотрошенных внутренностей, а хорошим сюжетом.
«The Asian Reporter»
«Лето с чужими» — туго скрученный и туго натянутый роман; дочитывая такие книги, подолгу не выпускаешь их из вспотевших ладоней. Ямада заводит сюжет в неожиданные углы, и у читателя остается ощущение поистине японской «сказки о призраках». В книге достаточно общего культурного фона, чтобы западный читатель себя с нею ассоциировал, однако хватает и отчуждения, чтобы поразиться ее новизне и инаковости. Тем, кому захочется раскрасить свой страх чужими оттенками иной культуры, найдется чем восхищаться в этом точном и пугающем романе.
«Vertical Inc.»
То, что могло оказаться простой сказкой о призраках, перерастает в психологически острый портрет человека, не привыкшего к тому, чтобы о нем заботились... Добавьте джаз, кота и колодец — и получится роман Харуки Мураками. Но очевидное сравнение подрывается истинным и трогательным психологизмом «Чужих». И если книге не хватает экзистенциальной грации Мураками, это компенсируется гуманизмом самой возможности — встретить своих давно покойных родителей.
Патрик Несс, писатель
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Глава 3
В следующий раз я встретился с нею спустя два дня.
После обеда накрапывал дождь. Я собрался на телевидение и спустился в холл, а она только что вошла с улицы.
В одной руке она держала зонтик, в другой — сумочку и три пухлых пакета с покупками. Заметила меня.
— Добрый день, — начал я. По-прежнему чувствуя себя виновным.
— Извините, — сказала она тонким голоском, склонила голову и добавила: — Той ночью я наговорила глупостей.
Когда женщина вновь посмотрела на меня, в ее глазах читалось смущение. Она показалась мне красивее, чем раньше.
— Я тоже был не в себе.
— Помешала вашей срочной работе.
— Ничего. Если вы не против, заходите — чего-нибудь выпьем.
— Спасибо.
Мы попрощались и расстались.
Из полиэтиленового пакета выглядывала зелень.
Я немного успокоился, но на душе по-прежнему было тяжко. Прошлой ночью в одиннадцатом часу я вышел на улицу проверить, горит ли свет на третьем этаже. Накрапывал дождик. На пятом, третьем и первом этажах светилось по одному окну, но силуэтов людей я не заметил.
«Свет еще ни о чем не говорит, — подумал я. — Умри человек в одиночестве — и он будет продолжать гореть».
Дождь припустил сильнее, но я продолжал следить за окном еще какое-то время. В конце концов так ни с чем и вернулся к себе. В голову лезли разные мысли о женском одиночестве.
А тут — грубая реальность: пакет с зеленью. «Вот оно как», — ухмыльнулся я, направляясь к станции. Так просто люди не умирают.
Затем настал тот день.
Было начало августа.
Я почти никуда не выходил — ни на вечеринки, ни просто выпить в бар. Знакомых у меня и так было немного, а после развода и визита Мамии я вообще, как мне кажется, стал недолюбливать людей.
Тогда, в холле, я пригласил женщину как-нибудь выпить, но до сих пор у меня такого настроения не возникало. Женщина в свою очередь так ничего мне и не ответила. Вообще подобные фразы — нечто вроде приветствия. В мире телевидения раздавать подобные приглашения и обещания легко, как дышать, и никто не воспринимает их всерьез.
«Давай как-нибудь выпьем, забыв о работе...» «Ради твоего произведения я в любой момент готов отказаться от всего остального...» «Если так будет продолжаться, конец японским телесериалам; я всерьез хочу поработать с тобой... как-нибудь...» «Слышь, почему ты меня не используешь? Разве? В смысле, в прошлый раз? Ах да, точно. Действительно, была твоя вещь. Извини, как я могла ошибиться. Признаться, она мне понравилась. Ничего подобного не встречала за все время работы на телевидении... »
За восемнадцать лет сочинительства я научился определять истину этих слов.
Но та женщина — не с телевидения, это правда. Правда, она — обычный житель большого города. Вряд ли никогда в своей жизни не сталкивается с банальными пустыми фразами. Кстати, о чем с ней говорить, если придет? Выслушивать ее историю жизни и сочувствовать судьбе как-то не хотелось. Переспать с ней? Если без продолжения — куда ни шло, но все могло зайти далеко, а этого мне никак не хотелось.
Так... тот день. Начало августа. Если быть точным — четвертое число. Я выбирал галстук в универмаге на Гиндзе.
В подарок. Продавщица лет тридцати выложила передо мной пять галстуков, но все показались мне блеклыми.
— Вы говорили, лет сорока?..
— Да, около пятидесяти.
— Надеюсь, эти поярче будут. — Она ловко подхватила и выложила передо мной еще четыре-пять. На этот раз все — таких расцветок, что люди шарахаться будут.
— Что-нибудь среднее.
Но что это — «среднее», продавщица уловить не могла.
— Например, какого плана?..
— Не такой скромный, но и не броский. — При этом я, блуждая взглядом по витрине, понимал, что несу чушь. Требовал того, чего нет в природе.
Размышляя, как жить со своей новой свободой, я не мог придать мыслям форму, и при этом понимал сейчас, что мне блеклость не по душе, яркость бросается в глаза... А ничего «среднего» просто не бывает.
В конце концов, осознавая всю бесполезность покупки, выбрал один галстук — с оранжевыми, желтыми и зелеными узорами на бежевом фоне — и вышел на улицу.
Я ненавидел покупать что-нибудь «в подарок». Но тут не сдержался и в таком возрасте приобрел себе на день рождения галстук. Даже в молодости до такого не додумывался. Выходит, стал сентиментален. Людям стыдно признаться.
Вот... Как просторен становится мир, когда едешь за границу и понимаешь местный язык. Свободно заговариваешь с людьми, убалтываешь женщин...
Однако вот язык освоен, и ни разговоры с людьми, ни болтовня с женщинами уже не получаются. Только понимаешь, что и шагу не можешь ступить за пределы своей натуры. Никаких просторов перед разведенным мужчиной сорока с лишним лет быть не может. Но все же про себя я тихо сказал: «Однако...» Был вечер. Я из последних сил плелся домой по городу самого утра утонувшему в привычной летней духоте. Вернусь домой, приму душ, поработаю в прохладе два-три часа — на завтра останется меньше. Потом завалюсь на диван и со стаканом виски посмотрю кассету Феллини. Ну, то есть — все как вчера.
А разве не хочется мне сделать что-нибудь эдакое? Все-таки день рождения...
Я понимал, что из этого уныния необходимо вырваться. Начать новую жизнь. Дарить самому себе галстуки — хуже некуда.
И тут я остановился.
Показалось или я впрямь что-то увидел?
Вход в метро.
Станция Гиндза. Над лестницей в подземелье висит указатель двух направлений этой линии: «Сибуя, Омотэ-Сандо» и «Асакуса, Уэно».
«Асакуса»! Меня остановило слово «Асакуса». Давненько оно не попадалось мне на глаза.
Я оттуда родом.
А что, если съездить? И с этой внезапной мыслью я сбежал по ступенькам. Сколько лет я там уже не был? Больше десяти?
Я родился в 1939-м в квартале Таварамати. Отец мой был мастером суси, мать ему помогала. Отца дважды забирали в солдаты: до и после моего рождения. Мать незадолго до поражения в войне уехала со мной на время в Тотиги [4] — в деревню к своим родителям. Закончилась война, отец в 46-м вернулся с Филиппин, и мы втроем опять поселились в Асакуса. Сваливая в кипящую кастрюлю все съедобное, варили «витаминный суп» и торговали им на черном рынке. Я еще учился в начальной школе и тоже им помогал. Помню, как мать для «наваристости» разводила в воде муку, а затем раскладывала по тарелкам готовую еду из огромного чана. В клубах пара мать казалась молодой.
В пятидесятом разразилась Корейская война. В ту пору отец наконец-то вернулся к своему ремеслу — снова стал делать суси. Ресторанчик располагался в самом центре Токио — на Нихомбаси, но мы продолжали снимать комнату в Асакуса. И отец, и мать любили этот район. Наша квартира располагалась на втором этаже лавки жестянщика, прямо за токийским храмом Хонгандзи [5].
Там мать ждала второго ребенка.
Но я так и не узнал, братик это или сестренка. В январе следующего года мать ехала на багажнике отцовского велосипеда, и обоих сбила машина. Скончались на месте. На улице перед Международным театром. Что за машина, так и не выяснили.
«То был джип оккупационных войск. Вот полиция и бездействовала», — позже говорил в сердцах мой дядька из Нагои. Тогда же я узнал, что машина была черного цвета.
Меня, двенадцатилетнего, отправили на родину отца — в деревню префектуры Айти [6], где я поселился с овдовевшим дедом. Крестьянин, однако земли немного, урожая на продажу нет — только бы самим прокормиться. Дед меня жалел и работать почти не заставлял. Но я сам стал деревенским пацаном. Чтобы выжить в местной школе, пришлось поскорее смыть с себя запах столицы.
Когда я учился в предпоследнем классе, дед умер, и я опять остался один. Землю деда продал дядька из Нагои, у которого я затем жил последние полтора года до выпуска.
