Марья Вранница (СИ)

Следующий день выдался дождливым. Тускло-серое утро заглядывало в окна, барабанило по мутному стеклу старого дома пальцами дождевых капель. Вставать не хотелось, тем более ради того, чтобы шагать в лес, собирая на себя влагу с растений, и в награду за перенесённые невзгоды посмотреть на плоский валун, на котором несколько веков назад, возможно, кого-то изнасиловали.

Я поморщился, вспоминая рассказанную Денисом историю. Сейчас, когда наступил какой-никакой рассвет, эта байка уже не пугала и не завораживала. Вызывала небольшой интерес, как неплохой рассказ, но не более того. Печальная участь всех страшных историй - их очарование рассеивается с приходом дня. При ярком солнечном свете заглядывать в Бездну уже совсем не интересно.

Я покрепче прижал к себе мирно сопящую Светку и погрузился в лёгкую дрёму, слушая редкий стук капель. Мне снилось, что мы так и провалялись до самого вечера и снова наступила ночь. Никакого дождя уже не было, я хотел встать, но тело меня не слушалось. Светкино дыхание сбилось, стало прерывистым и неровным. В окно стучались тонкие белые пальцы, вместо ногтей увенчанные изогнутыми птичьими когтями. Это Марья Вранница, и она пришла за мной, чтобы самой, без всяких ворон, выпотрошить меня и сожрать, склевать мои внутренности, оставив на кровати лишь обтянутый кожей костяной остов. Я попытался объяснить чудовищу, что не виновен в её бедах, что оно ошиблось, придя ко мне, но язык меня не слушался, из горла не получалось выдавить даже тихий хрип, а Марья всё стучала, стучала, стучала в окно, тихо шепча что-то на странном наречии, каркая и хихикая...

Проснулся я с криком ужаса. То есть, мне так показалось. На самом деле горло сдавил спазм, и я смог лишь тихо запищать, стискивая Свету в объятиях. Девушка, проснувшись, взвизгнула:

- Димка, сдурел?! - но тут же спросила уже встревоженно, едва повернулась ко мне лицом: - Что с тобой?

Я судорожно глотнул воздуха и помахал в воздухе ладонью, показывая, что я в порядке. Горло медленно разжималось. Я с шумом вздохнул, открывая и закрывая рот, словно рыба.

- Дим, ты чего? - Света рывком села и крепко сжала моё плечо, с беспокойством заглядывая в глаза.

- Нормально, нормально... - пробормотал я в ответ, с облегчением замечая, что голос при этом почти не дрожит. - Кошмар приснился...

- Марья приходила?

- Она самая. Стучалась в окно и каркала.

Света потянулась, успокаиваясь:

- Ну, Юльке об этом расскажи, может, она на радостях Денису ещё раз даст.

Я поморщился, не оценив шутку, и принялся одеваться. Наверняка мой друг уже поднялся вместе со своей пассией.

Но в доме было пусто. На столе обнаружились хлебная и колбасная нарезки и две чашки, в которых добавленное в растворимый кофе молоко уже превратилось в белый налёт.

- Ну и где все? - поинтересовалась Света, из-за моего плеча заглядывая на крохотную кухню-пристройку. - Сбежали без нас Девкин камень смотреть что ли?

- Девичий, - автоматически поправил я. - Ну, Денис вчера понял, что ты догадалась про легенду. Он говорит, что из бабкиных рассказов только имя запомнил, а всё остальное сочинил сам, чтобы Юлю впечатлить.

Света пожала плечами, на ходу забрасывая в рот кусок колбасы и разжигая примус под чайником.

- Ну и флаг им в руки, - прокомментировала она. - Не сильно и хотелось сейчас по лесу шастать, только ноги мочить.

Не поняв, искренне она говорит или скрывает обиду, я предпочёл промолчать и принялся раскладывать тонкие кусочки сырокопчёной колбасы по заветренным кускам хлеба.

Наскоро позавтракав бутербродами с дрянным кофе, мы принялись строить планы на день. Дожидаться Дениса с Юлькой, сидя дома, не очень хотелось, поэтому начать мы решили с прогулки по окрестностям, но быстро в этом занятии разочаровались. Враново представляло собой весьма печальное зрелище: россыпь обветшавших домишек, построенных, кажется, из всего, что под руку попадалось. Молодёжь покинула это место давным-давно, оставив только стариков и старух, смурных и до самых глаз закутанных в сальные платки и шарфы, доживать тут свой век посреди дремучего соснового бора.

Словом, смотреть во Враново было нечего. Немного спасало только то, что мы оба любили Лавкрафта, так что местная атмосфера принесла некую долю наслаждения, но и этого развлечения хватило не больше, чем на двадцать минут. Соваться в лес, угрюмой тёмно-зелёной стеной возвышавшийся над ветхими домишками, было боязно, особенно после того, как я рассказал, что дохлую ворону в наше лобовое стекло, скорее всего, бросили намеренно. Столкнуться посреди незнакомого леса с тем, кто развлекается подобным образом, - так себе удовольствие.

Так что, побродив немного по умирающей деревне, у которой не хватало сил даже на агонию в виде сельского клуба или краеведческого музея, мы вернулись домой, решив обследовать своё пристанище. Много времени на это не ушло: крохотная кухонька, служившая также прихожей, коридор да две комнаты поведали нам свои тайны буквально за четверть часа. Самыми любопытными находками стали перевязанные ветхой тесёмкой фотографии каких-то Денисовых предков, которые мы скромно отложили в сторону, не решившись просматривать без хозяина дома, да циклопических размеров сервант советских времён, доверху набитый книгами. Скорее всего, собирала их Денина бабка, причём по советской привычке делала это совершенно бессистемно: огромные пыльные стопки журналов "Пионер" и "Юность" соседствовали с какой-то советской литературой аграрно-натуралистической направленности и несколькими томами совсем уж ветхого вида в кожаных переплётах с выдолбленными на обложках непонятными символами и крестами. На нижних полках серванта обнаружилось несколько толстых тетрадей, аккуратно заполненных от руки красивым убористым почерком. Их-то мы и решили изучить в первую очередь. Я напомнил было Свете, что дневники не сильно отличаются от фотографий в плане интимности содержания, но она эту мысль проигнорировала, а я не стал настаивать.

Выбравшись из пыльных недр советской мебели, мы оттащили нашу добычу на кухню. Заподозрив, что ничего шокирующего нам обнаружить не удастся, я прихватил с собой пару номеров "Юности", выглядевших не слишком заплесневелыми.

- Ну, чего там пишут? - поинтересовался я у уткнувшейся в древние тетради девушки, пролистывая очередной рассказ о студенте, занятом поисками себя.

Света пожала плечами:

- Не совсем понятно... Дневники написаны пополам на русском и, кажется, польском. Тут и рецепты, и какие-то семейные события. Смерти, рождения, свадьбы. В русскоязычной части, по крайней мере. С польской немного сложнее, язык я не знаю. Но, похоже, тут про какие-то культы или легенды.

- Вранница упоминается? - ткнул я пальцем в небо.

- А вот, кстати, да. Раза по три на каждой странице. Как ты думаешь, Денис знает польский?

- С чего бы?

- Ну, это его предки...

Я неопределённо хмыкнул, покачав головой, и углубился в изучение фотоотчёта с какой-то выставки бородатого года.

Денис вернулся под вечер. Один. Светку к тому моменту уже распирало от желания задать ему целую кучу вопросов по поводу дневников на русско-польском, но, увидев выражение лица моего старого друга, она предпочла оставить их все при себе. Его трясло крупной дрожью, руки бесцельно хватались за всё подряд, взгляд ни на чём не задерживался дольше, чем на секунду.

- Собираемся и уезжаем... - хрипло скомандовал он с порога, ухватившись за дверной косяк.

- Едем? А... А Юлька где?

- Едем срочно! - выкрикнул Деня и разрыдался.

Привести его в себя и заставить рассказать, где же Юля, у нас получилось далеко не сразу, но полная чашка горячего чая, щедро сдобренного коньяком, сделала своё дело. Следуя литературным клише, я должен был бы сказать, что рассказанная им история потрясла нас и напугала до дрожи в коленях, но всё было не так. В первую очередь мы заподозрили, что Юля с Деней вместе решили продегустировать местные грибы.