Возвращение чувств. Машина (СИ)

За лежаком, прямо у стены, в полу имелось отверстие, запах из которого не позволял усомниться в его предназначении. Ага, вот почему её до сих пор не затопило, как княжну Тараканову…

Интересно здесь решены проблемы гигиены… Ещё раз – хм!..

Обойдя всё помещение по периметру, и внимательно осмотревшись, она ничего, ну то есть – решительно ничего больше не нашла. Вот разве что в тёмном углу у двери увидела кувшин.

Обычный глиняный кувшин, в котором оставалось ещё литра полтора попахивающей всё той же плесенью, воды. Не придумав ничего лучше, она отхлебнула немного.

Нормально, пить можно.

Грех, конечно, жаловаться, но уж слишком похоже на тюрьму.

Или ещё хуже – на средневековую тюрьму. Этакое жуткое подземелье для особо тяжких преступников. Или, ведьм, что ли… Да и костюмчик у неё как раз подходящий по стилю к интерьерчику – такие она видела только на картинках в учебниках по истории средних веков, ну, и в соответствующих фильмах. Но вот отсутствие нижнего белья…

Опять жутко зачесалась голова. Что это, неужели настоящие вши?! Вот свинство – похоже, что так. Ладно, это неприятно, но не смертельно. Вывести можно, даже легко…

Ну хорошо, обстановку и условия своего быта она изучила. Остаётся самое сложное – осмыслить, что всё это означает.

А этого она пока… побаивалась.

Проблемы, связанные с переездами, переменами, новыми людьми, обстоятельствами, всегда беспокоили, напрягали её. Они требовали каких-то новых решений, действий, знаний и знакомств… Она же по природе, скорее, консервативна в привычках, поведении. Любит размеренность, последовательность и стабильность.

Вводить в свою жизнь что-то новое было тяжеловато и… да, страшновато – надо это признать честно хоть перед самой собой. Но она преодолевала в своём прошлом и это.

А здесь… Что же – здесь?..

Однако к счастью (или к сожалению?) предаться самоанализу и осмыслению обстановки ей не дали. Причём достаточно прозаическим образом.

Откуда-то из-за двери послышались приближающиеся шаги. Сопровождались они каким-то странным постукиванием и металлическим побрякиванием. Стресс мгновенно обострил все ощущения и заставил собраться, сконцентрироваться для встречи с чем-то новым, неизвестным: недаром же она училась этому на тренировках…

После нескольких коротких остановок шаги затихли, наконец, напротив её двери, и чья-то тень замелькала сквозь щели, перекрывая и без того слабое мерцание огня.

Страха, хотя казалось, для него вроде и имелись некоторые основания, не ощущалось.

Побрякивание стало совсем громким, звук шёл прямо от центра двери – словно с неё снимали… железные засовы или замки. Затем что-то звякнуло о камень, и дверь со скрипом и скрежетом распахнулась вовнутрь.

О, Господи!

В открывшемся проёме стоял рослый, крупный молодой мужчина.

Она с первого же взгляда определила, что он не враг ей. Всё, чему учили её, говорило об этом. Да и чисто инстинктивно она ощущала то же.

Уже хорошо. Союзник – это как раз то, что ей сейчас нужно. Особенно, если она и правда в темнице.

В одной руке мужчина держал кувшин – близнец того, что она использовала, в другой – какой-то кирпич и связку ключей. Но не это бросалось в глаза в первое мгновение.

А его одежда!

Чёрный мешковатый кожаный камзол с нашитыми серыми кожаными же полосами и толстым нагрудником, длиной до середины бёдер. Облегающие серые лосины на ногах. Кожаные сапоги с отворотами, повыше колен. И металлическая каска с перьями на голове.

Ох. На этот раз действительно – ох! Вряд ли этот маскарад в её честь. Значит…

Приятное бородатое лицо вошедшего осветилось улыбкой, когда в свете факела, висевшего напротив двери в железном держаке, он увидел её. Губы зашевелились, она услышала голос – хрипловатый приятный баритон:

– Ну слава Богу, ваша милость живы! Не возложили на мою душу такого греха! А я-то, хоть виду и не подал, уж больно за вас опасался: вы были в таком… отчаяньи! Но всё равно – нельзя такое говорить!.. И впредь прошу вашу милость таких речей не вести – все знают, что самоубийцы не попадают в Царствие Небесное!

Она не сразу осознала смысл и всю важность сказанного, так как совсем другое поразило её при первых же словах. Вошедший говорил на… французском.

И она понимала его.

В школе она учила немецкий, да и то – что выучила, благополучно забыла, так же, как и английский из институтского курса. А сейчас она прекрасно ощущала и чувствовала все тонкости и нюансы обращённой к ней речи. Как и то, что смысл сказанного – очень важен.

Однако надо что-то ответить, и ответить правильно и быстро – так сказал расчётливый наблюдатель где-то глубоко в её сознании: этот молодой и симпатичный парень, судя по всему, хорошо к ней относится. Сильно волновался, возможно, даже молился за неё, чего-то «нехорошего» наговорившую. (И – не в этом ли одна из причин её… появления здесь?!).

Неужели предыдущая хозяйка этого тела пыталась наделать глупостей?

Слишком похоже, что не только пыталась, но и наделала…

Только какой же надо быть дурой, чтоб добровольно отказаться от такого тела?!

Впрочем, не судите, как говорят, да и не судимы будете…

А пока такого ценного союзника, как юный бородач нельзя потерять – всё-таки она, похоже, в темнице.

Думать надо быстрее. Ответ готов, но получится ли ответить? Она сконцентрировалась на словах и интонациях молодого человека, стараясь воспроизвести сочный колорит старо-французского. Со скромной и милой полуулыбкой она произнесла:

– Я передумала.

Это прошло легче, чем она опасалась. Оказалось, что говорит она глубоким, приятным, бархатно-певучим голосом, каким она всегда мечтала обладать, глядя на любимых киноактёров. Да и с оформлением мысли в слова тоже проблем нет. Единственное неудобство состояло в том, что она слегка охрипла – перемёрзла-таки, похоже, на полу.

– Ну то-то же! – ещё больше обрадовался бородач, и вошёл в камеру ещё на один шаг. Длинный и тонкий меч, висевший у него на боку задел при этом за косяк с характерным звоном, – А я вашей милости поесть принёс.

Он поставил в угол кувшин и протянул в её сторону подозрительный кирпич:

– Вот, специально выбрал получше, да уж боялся, что придётся… нести назад!

Ей за эти короткие мгновения из их разговора и неизбежных логических выводов, сразу стало ясно так много. Но, с другой стороны, катастрофически мало:

– Во-первых, она – француженка, и она во Франции (или, по-крайней мере, в стране, где французский в ходу). Во-вторых, она отброшена по времени на несколько веков назад, так как на специально организованный к её пробуждению маскарад таких масштабов, да ещё с гипноизучением иностранных языков, шансов никаких нет. В-третьих, без сомнения, она – пленница. В-четвёртых, её симпатичный (да, черты его лица, хоть несколько грубоваты, но мужественны и приятны) страж относится к ней действительно с сочувствием. И, похоже, предыдущая хозяйка этого тела пыталась, и не без успеха, расположить его к себе.

Отлично. Тут она с ней полностью солидарна.

Было и ещё несколько соображений, но сейчас основное значение для её освобождения из этого сырого и крайне неприятного места, имеют третье и четвёртое.

Парень наивен и открыт. Пожалуй, даже слишком открыт – его сочувствие к ней не заметит только слепой. Нужно постараться, разумеется, использовать его. Но – аккуратно и грамотно. Подставить наивного, похоже, деревенского, парня, было бы подло.

Но тогда – какую же выбрать линию поведения? По его обращению (да и по её одежде) похоже, что она какая-то высокородная дама. Следовательно, по-идее, она не может разводить здесь, в эту эпоху, демократию с простым солдатом: барьеры между классами и сословиями здесь ещё сильнее, чем в обществе недоразвитого капитализма, к которому она привыкла там… дома.

С другой стороны…

Есть одно древнее чувство, которое, к счастью, не признаёт классовых барьеров. Да и зачем мудрить – может, в этом солдате её единственный шанс на спасение, ведь, похоже, на другие возможности спасения, типа, помилования, или оправдания, надежды нет – иначе отчаяние не овладело бы бывшей хозяйкой…