Черный бук (СИ)

Как бы там ни было, но следовало наладить розетку, пока не вернулись с обеда бодрые и откормленные сотрудники нашего отдела. Забыла сказать, на обед я не пошла, исполняя распоряжение сисадмина охранять винтики на стуле, иначе он ни за что не отвечает. Тоже мне, новость, он и так ни за что не отвечает!

Я подобрала пластиковую крышку и попробовала всунуть на место. Она не влезала. Если одна сторона и вставала назад, то другая напрочь отказывалась. Повертев крышку так и сяк, я воровато огляделась и прихватила лежавшую на столе отвёртку сисадмина, подстелила бумажку и опустилась на колени, радуясь, что надела джинсы. Так было значительно удобнее. Я вставила на место одну сторону коробочки и, воткнув отвёртку между второй её стороной и кабель-каналом, с силой надавила. Отвёртка соскользнула, ухнув куда-то вглубь проводов. Меня по инерции впечатало носом в стену, и пальцы соскользнули с изолированной рукоятки на довольно длинную стальную крестовину; одновременно раздался треск, и меня шибануло током, а из розетки выплыл чуть синеватый дымок.

Пальцы я разжала сразу, оттолкнулась лбом от сены и застыла, скрюченная, пережидая боль. Никому не советую совать пальцы в розетку, не отключив электричество. Ощущение незабываемое, ни с чем не спутаешь: болит всё тело, а не какая-то его часть. Во всяком случае, у меня. Когда я смогла, наконец, соображать, то первое, что увидела, были редкие тёмные капли, падающие на почерневшую коробочку некогда белой розетки.

Я пощупала лоб. Так и есть, ободрала до крови. Я с трудом встала и полезла в сумочку. Достала зеркальце и даже зашипела от досады: лоб украшала длинная уродливая царапина. Я вытащила платок и принялась аккуратно промакивать сочившуюся кровь, потом на ватных ногах – тело ещё не отошло от удара током – заковыляла в сторону туалета приводить себя в порядок.

Когда я вернулась, умывшись и старательно, хотя и тщетно, замазав тональным кремом царапину, народ уже подтягивался с обеда, сытый и весёлый. Я угрюмо пристроилась на облюбованной коробке и попыталась сделать вид, что меня тут нет. К счастью, сидела я, отвернувшись в угол, поэтому никто не обратил внимания на мою производственную травму и не лез с расспросами. Но не успела я облегчённо вздохнуть, как возле стола возникла Оксана с очень аппетитной булочкой в руке.

– Держи, – она сунула её мне и невольно вздрогнула, когда я машинально повернулась. – Ничего себе! Может, не стоит головой о стенки биться из-за пропущенного обеда?

– Я не билась, – сказала я мрачно. – С чего ты взяла?

Вместо ответа Оксана ткнула пальцем в тёмно-красное пятно на стене.

Да, подумала я, всё-таки крепкий у меня лоб. Хорошо хоть вмятины не осталось, а то от подначек бы потом не отбилась. Как какой гвоздь вколотить, меня бы звали. Без молотка. Знаю я наших, прозвище «молоток-девчонка» было бы обеспечено, и хорошо ещё если не «дятел».

Под пристальным взором Оксаны я машинально отщипнула кусочек и принялась осторожно жевать: мало ли из чего их стряпают. Опасалась я напрасно, булочка была вкусная. Но маленькая. Для голодной подруги можно было принести булочку и побольше. Лучше всего с сосиской. Или с колбасой, копчёной. Даже с красной рыбой. Однако ничего подобного в булочке не наблюдалось, и поэтому, смерив Оксану укоризненным взглядом, я стала давиться всухомятку печёным тестом, посыпанным маком. Оксана мне и кофе не принесла.

Но это были только цветочки по сравнению с целым полем матерных ягод, которые выдал сисадмин при виде сгоревшей розетки, когда вернулся с обеда. Точнее, при виде своей отвертки, торчавшей из сгоревшей розетки. Она, между прочим, даже не обуглилась. Тем не менее, он с такой нежностью вынул её, словно это было заварное пирожное со свежим взбитым кремом и… В общем, он её вынул, спрятал в свой чемоданчик с инструментами, проворчал, что нужно вызывать электрика и сбежал, оставив разобранным мой комп. Правда, сказал, что придёт вечером или завтра, а сейчас у него срочный вызов из бухгалтерии.

Я посмотрела было на Оксану, но тут меня стала мучить совесть: сколько можно отвлекать человека, взваливая на чужие плечи груз собственных нерешённых проблем. Тем более, кофе она мне так и не принесла. И я задумалась.

Отыскать электрика было можно, теоретически. Практически же отловить его раньше пятницы, когда выдавали зарплату, и он объявлялся в офисе, было делом невыполнимым. На все звонки и заявки он отвечал, что занят на производстве в цехе. Чем он там так круглосуточно занят, я никогда не понимала, как и чем занимается наше производство. Мы покупали у других фирм готовые стёкла и профили, и наша бригада отправлялась потом по заказчикам, вставляла пластиковые окна. Для чего им электрик – не знаю. Шнуры в розетки втыкать, что ли. Так он, по-моему, с ними и не ездил.

Вздохнув, я снова опустилась на колени и отодрала крышку кабель-канала, открыв путаницу разноцветных проводов. Будем разбираться. Эти два, скорее всего телефонные, у меня дома такие же, вот этот, толстенький в белой оболочке, наверное, сетевой, а тройка скрученных плетёной спиралью – электрические. Интересно, почему их три? В любой обычной электророзетке всегда два отверстия, и куда крепится третий провод? На всякий случай я осмотрела вилку адаптера, нет, всё правильно, два штырька. Странно. А этот провод куда?

Тёмно-серый, какой-то дымчатый с виду, он змеился тонкой нитью между проводами, постепенно накручивался вокруг них серым коконом и вдруг исчезал, словно нырял вглубь, растворяясь в оболочках кабелей.

Я проследила его взглядом. Провод тянулся из дырки в кабинет шефа. Я осторожно потыкала в него пальцем и удивлённо ахнула. Это был не провод. Во всяком случае, под ним ничего не ощущалось, кроме пластиковой стенки кабель-канала. Серая нить обволакивала пальцы струйкой дыма, вернее… я уткнулась носом, стараясь разглядеть получше…проходила через них насквозь, не вызывая никаких ощущений.

Я испуганно выдернула родную конечность и тщательно осмотрела. Никаких следов, слава Богу! Всё на месте. Я недоверчиво пошевелила пальцами, боясь увидеть, как серость темнеет, поглощает пальцы фаланга за фалангой, поднимаясь всё выше, до кисти. Ныряет в рукав кофточки, чтобы выхлестнуть чёрной волной из-под ворота, и, вцепившись в шею, медленно, но неотвратимо ползёт к глазам, заволакивает их тьмой… И вот я уже вся чёрная, кроме жёлтой кофточки и синих джинсов, тянусь удлинившимися до невозможности тенями рук и змеящейся копной чёрных волос ко всему окружающему, поглощаю его, вбираю в себя, оставляя тёмную серость…

– Светик, ты спишь?

Я моргнула. Никакой серости, разумеется, не было и в помине. Пальцы как пальцы.

Я подняла голову, рядом стояла Оксана и с интересом глядела на меня.

– Спишь? – повторила подруга.

– Когда это я на работе спала? – обиделась я грязной инсинуации.

– Сейчас, – охотно разъяснила Оксана.

– Я не спала! – возмутилась я.

– Ну, конечно! А кто сидит застывший уже полчаса?

– Сколько? – Я посмотрела на часы, висевшие над дверью. Три часа! Если учесть, что сисадмин заявился с обеда в два, да пока ругался, да пока я вскрывала кабель-канал… Действительно, полчаса не меньше.

Я с опаской взглянула на связку проводов; серая дымка по-прежнему струилась, исчезая среди переплетённых оболочек. Осторожно, стараясь не задеть, я указала на неё Оксане.

– Видишь?

– Проводок какой-то серый. – Подруга наклонилась поближе и, следуя моему примеру всё трогать руками, потыкала пальцами – я не успела остановить, – поднесла к глазам и вдруг застыла.

– Эй! – Я пощелкала пальцами у неё перед носом – никакой реакции. Не на шутку встревожившись, я подёргала её за рукав блузки. – Оксана, очнись!

Меня напугало не то, что подруга застыла памятником самой себе, а внезапно изменившийся цвет её остекленевших глаз, с зелёного на тёмно-серый. Я схватила её за руки и принялась трясти так, что голова её задёргалась, как сдвинутая крышка на кипящей кастрюле. Я испугалась и отпустила Оксану: мозгов у неё, конечно, нет, но совсем безголовая она будет вообще никому не нужна, да и подругами лучше не бросаться – пробросаешься!