Дорога затмения
Дорога затмения читать книгу онлайн
Страны Востока стонут под игом безжалостных воинов Чингисхана. Одна за другой рушатся могущественные некогда империи. Но виновниками их краха часто становятся не только внешние враги, но и внутренние распри, династическая борьба за власть.
В Китае в эту борьбу оказывается втянутым и вампир граф Сен-Жермен. Вынужденный бежать в родную Трансильванию, он скрывается в горах Тибета, а затем попадает в Индию, где едва не становится одной из жертв кровавого культа богини Кали.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Сайто Масаги был готов к обороне, но не ожидал, что противник прыгнет к нему. В последний миг он все же сумел защититься, однако его катана рассекла только воздух, а длинный меч инородца полоснул врага по бедру, к счастью для Сайто прикрытому металлическими щитками.
Схватка вновь сделалась волнообразной, и, уловив ее ритм, Сен-Жермен подчинился ему, двигаясь с непринужденным изяществом воина, искушенного в фехтовании. Лезвия великолепных клинков, как языки пламени, плясали над распаленными затянувшейся битвой бойцами.
Противники были равными в мастерстве, но дыхание Масаги стало сбиваться, и Сен-Жермен удвоил напор, понимая, что ему следует измотать противника раньше, чем тот отыщет брешь в его обороне. Как ни любил он свой византийский меч, приходилось признать, что катана поворотливее и легче.
Отбежав на десяток шагов, Масаги бросил недоуменный взгляд на метательную звезду, застрявшую у соперника под ключицей. Это было проявлением слабости, но Сен-Жермен не позволил себе порадоваться промашке врага, он отдыхал, экономя и силы, и чувства.
И не успел среагировать на движение Сайто. В ногу его впилась вторая метательная звезда. Пренебречь этим ранением было уже невозможно. Нагнувшись, Сен-Жермен потянул зубец на себя, и тут над ним вырос Масаги, воздевший катану для последнего, сокрушительного удара.
Византийский клинок, взметнувшийся вверх, спас своего владельца от неминуемой смерти, но дамасская сталь, издав схожий с рыданием звук, лопнула и сломалась.
Сайто Масаги вновь вскинул катану, намереваясь завершить поединок, но острое лезвие лишь разрубило воздух — в том месте, где только что стоял его враг. Островитянин был озадачен, в нем шевельнулся страх. Обезоруженный и дважды раненный инородец не думал сдаваться. Наверное, он и впрямь какой-нибудь маг. О том говорили и его странное имя, и сверхъестественное умение уходить от ударов. С ним надо держаться настороже.
Замешательство островитянина было на руку одетому в черное человеку. Он словно читал мысли Сайто и всякий раз уворачивался от полосы сияющей стали, сработанной оружейниками Хонсю. Сайто Масаги взвыл и схватился за наголовник. В воздухе просвистели еще три метательные звезды. Все исчезли в кустах, но две не прошли мимо цели, — одна оставила след на левом плече инородца, другая задела его икру, когда он карабкался на огромный — выше человеческого роста — валун.
Обретя равновесие на покатой поверхности камня, Сен-Жермен выхватил из-за пояса франкский топорик, словно осколок солнца засиявший в его руке.
— Что за трусость? — взревел Масаги, но рев был прерывистым, ибо островитянин устал.
Сен-Жермен вскинул топорик.
— Остынь! — крикнул он. — Я не хочу тебя убивать.
Он удивился своим словам, прежде чем осознал, что и вправду не хочет завершить эту схватку хладнокровным убийством. Слишком много смертей тянулось за ним из прошлого. Слишком много смертей.
Вместо ответа Масаги метнул новый диск и испустил торжествующий вопль, когда лоб инородца перепахала кровавая борозда.
Сен-Жермен разочарованно передернул плечами. В следующее мгновение глаза его сузились, а рука примерилась к тяжести топора. Трубный рев боевого рога не помешал ему размахнуться, и только отчаянный вопль Руджиеро спас неразумному островитянину жизнь.
— Господин! — крикнул слуга. — Обернись!
Бойцы обернулись и увидели, что за их спинами медленно раскрываются крепостные врата.
— Нет! — завопил Масаги, запрыгивая на плоский камень, притиснутый к валуну, на котором стоял его враг. Он непременно достал бы проклятого инородца мечом, но нога его подвернулась, и Масаги упал.
Сен-Жермен молча смотрел, как его противник поднимается на ноги, как он трясет ушибленной головой.
— Не вынуждай меня раскроить тебе череп.
Слова эти проникли в сознание островитянина, и он испытал приступ стыда. Оглушенный и беззащитный, Масаги глянул на инородца, увидел зубцы метательных звезд, торчащие из его ран, увидел готовый к бою топорик и побледнел, понимая, что проиграл.
Восемь всадников, выехавших из крепости, придержали коней.
— Остановитесь! — сказал старший из них. — Приказываю прекратить этот бой!
Лицо Сайто Масаги обвисло.
— Да, господин, — пробормотал он растерянно. — Если твое желание действительно таково.
— Оно именно таково. Человек, способный столь доблестно биться и вдобавок сумевший тебя превзойти, заслуживает уважения и почета. — Всадник обернулся к Сен-Жермену. — Кажется, тебя зовут Ши Же-Мэн?
— Это так, генерал Мон Чи-Шинг, — кивнул Сен-Жермен, косясь на понурившегося Масаги.
— Достойное имя и вполне подобающее тебе. Неутомимо сражаться, несмотря на болезненные ранения, могут лишь великие воины. — Генерал кивнул своей свите. — Позаботьтесь о нем.
Сен-Жермен слегка поклонился и только тут ощутил, какую боль причиняют ему вошедшие в его плоть заостренные зубья.
— Мой слуга позаботится обо мне, — вяло ответил он и испытал легкое удивление, увидев, как исказилось лицо Масаги.
— Ты выдающийся воин, — сказал своему недавнему противнику Сен-Жермен, но никакого отклика не дождался.
— Рад приветствовать тебя и твоих спутников в крепости Чио-Чо, — важно произнес Мон Чи-Шинг, сопровождая свои слова официальным поклоном.
В чем дело, спросил себя Сен-Жермен, почему так взволнован Масаги? Ему захотелось как-нибудь подбодрить уроженца Хонсю, однако Руджиеро уже тянул к нему руки, а заостренные зубья метательных звезд, казалось, пошли путешествовать по всему его телу, отчего стало слишком уж хлопотно не то что разговаривать, но и думать.
Письмо Оливии-римлянки к Сен-Жермену в Ло-Янг, отправленное со странствующим монахом и уничтоженное вместе с доставщиком бывшими крестоносцами в Туркестане.
Ракоци Сен-Жермену Франциску, обосновавшемуся в городе, который то ли существует, то ли нет, Оливия шлет свои самые искренние приветствия.
Твое письмо, два года где-то блуждавшее, удивило меня и вновь напомнило, как мне тебя не хватает.
Возможно, мне следует упомянуть, что предыдущую твою весточку я получила лет двадцать назад. Ты сообщил, что отправляешься на Восток, и затих. Евреев и впрямь изгнали из Франции, толпа в Лионе сожгла троих наших, а рыцари, соблазнившись новым Крестовым походом, принялись подвергать гонениям всех, на кого им вздумывалось навесить ярлык хулителя веры. О да, да — ты оказался прав!
Скажи же, обрел ли ты рай, о котором мечтал? Ты ведь был некогда в полном восторге от мест, где пребываешь теперь. Помню, как ты, вернувшись из первого восточного путешествия, расхваливал учтивость тамошних жителей, их уважение к научным занятиям и терпимость. Но это было много веков назад. Все ли теперь там соответствует твоим прежним приятным воспоминаниям? Надеюсь, что все. И все-таки… Неужели же скрытность и постоянная осмотрительность — единственный предначертанный нам и нам подобным удел? Правда, на свою судьбу я не жалуюсь, ибо (как ты и предвидел) давно научилась жить, не вызывая ничьих подозрений. Разумеется, ты мог бы жить здесь вместе со мной. Ведь, что ни говори, это — твой дом, и он остается твоим вот уже более тысячи лет. Возвращайся в Рим, ты найдешь здесь успокоение. Я представлю тебя соседям как своего дальнего и несколько чудаковатого родственника. Все пройдет гладко, мой друг.
Между прочим, я перестроила северный флигель. Ты ведь позволил мне производить здесь изменения, да? Атриум теперь выглядит как настоящий зал для приемов, второй этаж опоясывает галерея, и все комнаты имеют выход во двор. Это совсем не походит на наше жилище в Тире. Как видишь, я помню о нем. И о тебе, хотя и не вижусь с тобой около четырех сотен лет. Но все еще жду, все на что-то надеюсь.
Возможно, ты слышал, что английский король Джон наконец-то вверился Папе. Каждый болван из папского окружения теперь ставит это себе в заслугу, а его святейшество совершенно зазнался. Я, конечно, помалкиваю, но сочувствую Джону. В наследство от своего братца он получил раздерганную страну и долги. Если бы Ричарду Львиное Сердце удалось превозмочь себя и оставить наследника, все бы в нынешней Англии сложилось иначе. Бесспорно, он был талантливым полководцем, но эти его крестоносцы ужасны, как отвратительно и его нежелание сделать из Беренгарии Наваррской истинную королеву и мать. Ничего не скажу, пусть другие мужчины пробавляются пажами и подмастерьями, учениками и уличными сорванцами, но король есть король, он не смеет пренебрегать супружеским ложем. И если уж его инструмент не подъемлется на прелести собственной женушки, он обязан найти ей порядочного любовника, а потом признать появившегося ребенка своим. Подобное случалось не раз, и все оставались довольны. Но что теперь о том говорить? Короче, английскому Джону досталась навозная куча, а Папа Иннокентий красуется на ней, как петух.
Завтра я вручу это письмо одному отбывающему в Фессалию киприоту, он передаст его какому-нибудь купцу или странствующему монаху, отправляющемуся на Восток. Этот достойный капитан предупредил меня, что посланец найдется не скоро. Ходят слухи, что обитатели восточных пустынь сбиваются в разбойные шайки, способные даже разорять хозяйства мирных селян. Но разбойники — это еще не войска, и город, в каком ты живешь, им, надеюсь, не по зубам. Еще, надеюсь, что моя весточка благополучно дойдет до тебя. Учти, когда это случится, что с ней тебе посылается частица моей души.
Пускай мы обречены на уединенную жизнь, пускай нас преследуют и убивают те, кому ненавистно все необычное, но, мой дорогой, всегда помни, что я любила, люблю и буду любить только тебя. Помнишь ли ночь, связавшую нас? Без твоей нежности и поддержки я умерла бы, не дожив и до тридцати. И не вздумай иронически улыбаться. Я сама распрекрасно знаю, что мне пришлось умереть до этого возраста, что с тех пор пролетели века (без тебя, мой единственный, практически без тебя!) и что никому не известно, сколько их еще пролетит до (твоей или моей!) истинной смерти.
Пора заканчивать элегический монолог, пока я окончательно не разнюнилась, мне ведь через час предстоит блистать на приеме в честь короля Арагона. Такая тоска, что впору всплакнуть, однако красавиц опухшие глазки не красят. Я совершенно счастлива, что утратила эту способность, а то бы ревела сейчас в три ручья. Вечером непременно найду кого-нибудь, чтобы развлечься, ибо того, кому можно излить свою душу, что-то никак не найти.
А ты, мой единственный? Нашел ли ты себе пару хотя бы на короткое время или до сих пор остаешься один? Если бы у меня появилась возможность дать тебе утешение, пусть даже ценой своей жизни, я, не колеблясь, пошла бы на это. Пустые слова, ведь ты так далеко.
Пришел слуга, готов паланкин, давай-ка прощаться.