Глаз урагана

ыденно, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– У меня все нормально. А ты где?

– Я же сказала – об этом потом. Ты знаешь бар «Махаон»?

Марк успел удивиться – про себя. Он-то знал, но откуда знала она? Ни разу они не бывали в «Махаоне» вместе. Это было явно не то место, где проводят вечера счастливые семейные парочки. А они, что ни говори, были счастливой парочкой. До нынешнего Нового года…

– Конечно, знаю.

– Жди меня там. Буду минут через сорок. Максимум через час.

Она дала отбой, оставив его в полнейшем недоумении. «Буду»? А где же Ян? Она ни словом о нем не обмолвилась. Не похоже на Дину, хотя Марк мог дать голову на отсечение, что разговаривал именно с нею. Ее голос, ее манера, но не ее эмоции. Впрочем, он допускал, что она могла пережить нечто такое, после чего человек выпадает на время из привычных рамок. По крайней мере она жива, здорова, и Ян; судя по всему, тоже. Все остальное было не так уж важно.

Марк развернулся и медленно поехал к «Махаону». Усталость незаметно выродилась в мягкую, обволакивающую и не слишком навязчивую пелену. Может быть, потому, что в этой пелене увязали тревожные мысли. Если не делать резких движений, состояние почти нормальное.

Он рассчитывал забрать Дину из бара и снять номер в каком-нибудь мотеле – при условии, что с Яном все в порядке. Обо всем прочем он сможет думать только тогда, когда проспит часов шестнадцать…

Бар «Махаон» был открыт всегда. Марк не помнил случая, чтобы дверь, озаренная жутковатым фиолетово-зеленым сиянием сюрреалистической бабочки, оказалась запертой. Бабочка, раскрывшая над входом неоновые крылья, была прочно и навечно пришпилена стальной арматурой к мрачной кирпичной стене. Внутри бара было уютно, тепло и спокойно. Тут мог громко разрыдаться пьяница, но ни разу дело не доходило до потасовки. Бар работал даже тогда, когда закрывались все другие заведения, в любые праздники или траурные дни. Вероятно, у хозяина был на то свой резон и тонкий расчет. Если идти больше некуда, остается одна дорога – в «Махаон». Для всех заблудших и потерянных. Утешительный тупик в конце скорбного пути. Не то чтобы Марк ощущал себя таким уж парией, однако здешний декадентский душок явно пришелся ему по вкусу.

Тут давно устоялась особая атмосфера и звучала только хорошая блюзовая музыка. Сюда приходили те, кто задыхался от одиночества в гостиничных номерах; опустившиеся и постаревшие красотки; потенциальные самоубийцы, с радостью соглашавшиеся на очередную отсрочку; спившиеся художники, поднакопившие деньжат на дешевое пойло; непризнанные поэты индустриальных помоек; холостяки, страдающие от бессонницы на исходе ночи, и случайные прохожие, которых бар либо принимал в свое закрытое от мира чрево, либо нет. Но если уж принимал, то человек становился постоянным клиентом надолго. Кое-кто – до самой смерти.

Это было последнее пристанище, что-то вроде клуба изгоев, более или менее остро ощущавших свою вечную бездомность – конечно, в экзистенциальном смысле, потому что некоторые из этих