Замошье

поставила Ведра и подошла к заборчику.

- Ты гляди, совсем обжился, - не то спросила, не то просто сказала она.

- Да уж, - ответил Василий.

- Теперь тебе еще обжениться бы, а то как одному?

- Меня не любят женщины, - неохотно сказал Василий.

- Поди? Найдется какая молодуха. Ты уж не зевай...

Эти слова больно царапнули Василия, напомнив последний разговор с Селехой. В самом деле, кому он тут нужен?

Перестали радовать дом и скамья, Василий затосковал. Может и вовсе запил бы горькую, но после указа водку стали давать по карточкам, какой тут к черту запой... Нелюдимый Василий вдруг почувствовал, как не хватает ему людей. После работы, шагая через деревню, останавливался у чужих окон, пытался заговаривать со старухами.

- Чо, соскучал никак? - прищурилась, встретившись с ним, Панька. - Не бойсь, скоро соседи приедут, дачники. Повеселеешь.

С той поры, как покойница Маша порушила свою прежнюю избу, на дальнем конце оставалось всего два дома: тот, в котором жил Василий, и другой, запертый после отъезда бабки Феши. Позато лето его купили ленинградцы, но вот уже июль а носу, а они все не появляются.

Панины слова сбылись, и как всегда не тем боком. Ленинградцы приехали, но ничто в жизни не изменилось. Слышались неподалеку голоса, иногда Василий замечал, как кто-нибудь из соседей выходит на огород, порой, вернувшись с работы, видел, как дачники, все трое, идут из лесу с черникой. Знакомиться с Василием соседи не пришли, а самому идти казалось обидным, да и робел отчего-то. Девчонка дачниковская, правда, прибежала. Сунулась через дыру в плетне, посмотрела снизу вверх на сгребавшего ветки Василия, спросила:

- Вы тут живете, да?

- Живу, - отвечал Василий.

- Раньше в этом доме одна бабушка жила, и ее убили, - сообщила девочка.

- Сам знаю.

- А мы рядом живем! - девчонка крикнула это, уже убегая.

Вот и все разговоры, и все веселье.

Когда началась уборочная, Василия перевели на ток. Работа чистая и, главное, рано кончается, так что можно успеть до вечера к Змеиному острову пощипать брусники. Тащиться с ягодой на рынок не было времени, и Василий сдавал бруснику на пункт по госцене. Решил, как накопится сумма, взять не деньгами, а цветным телевизором. Приемщица сказала, что так разрешается.

На Змеиный идти тропой через заброшенные кулиги, а потом мохом. Василий шел, помахивая самодельным, склепанным из пятилитровой жестянки, ведерком. Утром у сушилки полетел вентилятор, работа на току встала, и Василия отпустили домой с обеда. Солнце жарило не по-августовски горячо, но Василий привычно шагал, застегнув рабочую куртку и глубоко надвинув старую замасленную кепку.

Тропа круто сворачивала, Василий прошел поворот и вдруг остановился. Навстречу шла соседка-дачница. Раздетая. Не совсем, конечно, но даже не в купальнике, а в белье. Трусики и белый лифчик. Должно быть, возвращалась с моха и решила здесь, на безлюдьи пройтись по солнцу раздетой, чего нельзя в деревне под строгим взглядом всевидящих старух.