Пустынная дорога смерти (СИ)

– Идите домой. Мы справимся, я обещаю, – сочувственно произнёс отец Адамс погладив её по плечу, но в глазах его уже зажёгся огонь жажды дикой охоты. Марго молча кивнула. Казалось, что она потеряла нить реальности и больше не осознаёт, что сейчас происходит вокруг неё. Она побрела в сторону дома не чувствуя холода и усталости и вскоре её силуэт проглотила тьма. Они пошли к чёрному входу, рядом с которым оказалась, как и говорила Марго, двустворчатая дверь в подвал. Она была открыта. Они вошли внутрь, их поглотила тьма, запах сырости и плесени. В задней стене была словно бы вдавлена небольшая, разбухшая от влаги дверца. Она скрипнула, открывая чёрное нутро извилистых, змееподобных коридоров. Они вошли в них, помня, что они должны были идти только вперёд. Высокие стены заброшенного подземелья поросли мхом и от вечной сырости покрылись липкой, зеленоватой слизью. Дрожащий свет фонаря иногда выхватывал из сумрака жуткие, полустёртые барельефы над сводчатыми арками. Темнота давила со всех сторон, спёртый воздух перехватывал дыхание. Казалось, что они шли целую вечность по ветвистым туннелям проклятого подземелья. Наконец луч фонаря осветил старую, заржавевшую железную дверь с изображением огромного ангела с потрескавшемся от неисчислимых лет лицом. Дин потянул её на себя, петли негромко вскрикнули, словно испугавшись его мягкого прикосновения. Они вошли. Перед ними открылся огромный зал со сводчатыми серыми стенами, украшенными почти исчезнувшими и едва просматривающимися барельефами. Сами они стояли на небольшом балконе с обрушившейся оградкой от которого вдоль покатых стен полусферической комнаты спускались вниз две лестницы. Этот огромный зал был освещён неярким, дрожащим светом сотни чёрных свеч, рождавших своей горячей, мутной дымкой сумрак, приятно пахнущий воском. Вдоль стены напротив них находились двухметровые, искусно нарисованные картины, украшенные чёрной шёлковой, струящейся тканью. С них сурово и гордо взирали словно живые грозные ангелы смерти.

Первым слева был изображён архангел Михаил. У него были длинные, вьющиеся, каштановые волосы, неровными волнами спускавшиеся ему на серебряный, сияющий доспех. Кремовая мантия струилась к его ногам, коричневые огромные крылья замерли на картине. У него были серые, бездонные глаза, приятные, не грубые и казалось идеальные черты юного лица. В руках он держал посох, украшенный янтарём, жемчугом и алмазами, наверху которого был человеческий череп и сидящий на нём ворон.

Справа крайним был архангел Гавриил с золотыми, сверкающими волосами, открытыми и тёплыми голубыми глазами и такими же прекрасными чертами лица. На нём был золотой доспех и небесно голубая мантия. Его огромные бежевые крылья были тоже сложены и касались земли. В его руках был прямой, ровный серебряный кинжал инкрустированный голубыми агатами, жемчугами и алмазами. Это было его оружие, его сила.

Следующим слева было изображение Ниарцинеля. Длинные, серебристые волосы ровными волнами спускались по его плечам, почти сливаясь с серым гиматием. У него были острые скулы, прямой, ровный нос, глаза миндалевидной формы цвета расплавленной ртути, огромные крылья сверху цвета графита, драконьи, заканчивающиеся чёрными перьями. В руках он держал сосуд с ядом, обильно усыпанный жемчугами, дымчатыми топазами, алмазами и обсидианами.

Вторым справа было изображение Самаэля. Его гиматий был чёрным, волосы пепельно-серыми с ярко алыми прядями, красные, словно гроздья рябины, глаза были обрамлены длинными, пушистыми белыми ресницами. Он был жутко худощав, на огромных, чёрных, драконьих крыльях проступали алые прожилки. В своих белёсых, изящных руках он сжимал кривой зазубренный кинжал из серебра с рубинами, гранатами, чёрными обсидианами и алмазами.

Слева ближайшим к центру было изображение могучего Азраила. Он был таким, каким его видел последний раз Дин, тогда, на пустынной дороге смерти. В чёрном рваном гиматие, с крыльями, темнее ночи, испещрёнными синими, внимательными глазами. В руках он держал тот самый меч. А рядом с ним находилось изображение Абаддона. Даже здесь они были рядом. Он тоже был таким, каким видел его в своём безумном, болезненном бреду Дин. Он смотрел с картины всё так же холодно и безразлично, обжигая своими изумрудными глазами. В его руках находилась та самая чаша, полная яда, украшенная ярко горящими, тёмными изумрудами.

В центре зала на коленях стояли пять сектантов в чёрных балахонах. Она молились своим Ангелам Смерти, великим и непокорным владыкам. Дин ловко достал пистолет из кобуры и смело вышел вперёд.

– Самуэль Дэвидс, – громко произнёс он и сектанты встали и обернулись, скинув капюшоны. Там был Боб, двое молодых мужчин, пожилая женщина и во главе этого праздного, проклятого сборища стоял отец Джима. – Не ожидал Вас здесь увидеть. И тебя мой старый, добрый Боби. О, да тут и Софи. Как странно и прекрасно, что мы тут собрались, не правда ли?

– Что Вам нужно? – спокойно спросил Самуэль. – Мы ни в чём не повинны. У нас даже оружия нет. Чего Вы хотите?

– Возмездия, – прошипел сквозь стиснутые зубы Дин и выстрелил в незнакомого сектанта. Тот упал замертво. В ужасе все отстранились от его бездыханного тела, но Самуэль даже не дрогнул. Из тени осмелев вышли Райан, Бен и Дуглас.

– Возмездия? Но мы ничего не сделали! – возмущённо вскричал Сэм.

– А как же убийства невинных детей? – хищно скалясь спросил отец Адамс. Было видно, что он получает от происходящего тёмное, дикое удовлетворение. – Или кровавая жатва, так это правильно называется?

– Что? – ошарашено спросил Самуэль. Взгляд его сделался пустым и стеклянным, а сам он пребывал в некой прострации. – Нет. Это не мы. Мы не виноваты в этом…

– Было бы странно, если бы вы во всём признались, – довольно усмехнулся Дуглас. – И пусть Господь спасёт ваши души, – почувствовав силу, власть и безнаказанность, первородную, неутолимую жажду вершить человеческие судьбы он достал свой пистолет и выстрелил. В этот раз сверкающая, яростная пуля попала в Боба. Она прекратила его мучения раз и навсегда. Его бездыханное тело упало на холодный, каменный пол торжественного зала заливая его серый узор алой, горячей кровью. Лицо Самуэля сделалось каменным и непроницаемым.

– Мы не боимся смерти, – громко и спокойно произнёс он, и его звучный голос эхом отразился от сырых, крошащихся стен. – Смерть – это наш нектар. Но мы жаждем истин и справедливости перед этим бессмысленным истреблением людьми, которые ниже нас. Лишь один из вас достоин того, чтобы с ним говорили. Ты ошибся, Дин. Убив нас ты ничего не решишь. Не мы убиваем детей.

– А кто же это сделал? – яростно сверкая глазами и хищно, ядовито усмехаясь спросил отец Адамс.

– Адский пёс с окровавленной пастью, – холодно и отстранённо бросил Сэм и снова пристально посмотрел на опустившего глаза шерифа. – Ты знаешь это Дин, знаешь. Это всё чёрный шут, продавший свою душу. Он на цепи, под пристальным взглядом Ниарцинеля. Его будка – старые развалины к северу от города, среди гнилых болот. Это он убийца, оскверняющий Ангелов Смерти.

– На ваших руках кровь многих людей. И эту кровь вам не смыть,– улыбнувшись сказал Дин. Он снова поднял пистолет и начал стрелять. Третий выстрел украл жизнь у Софии, пятый заставил остановиться сердце молодого сектанта холодным свинцом, восьмой отправил Самуэля Дэвидса в небытие, на пустынную дорогу из скорбного пепла. Он не боялся смерти. Бен и Райан были шокированы происходящим, они стояли рядном со священником негромко испуганно перешёптывались. Отец Адамс самодовольно улыбался.

– Нужно немного прибраться. Сжечь, нужно всё здесь сжечь, – спокойно произнёс он, словно здесь не было стрельбы и бездыханных человеческих тел. Священнослужитель кивнул байкерам, и те молча спустились по лестнице вниз, мрачно и загадочно улыбаясь.

– Картины жалко, – наигранно, неестественно грустно произнёс Райан, хватая изящный старинный подсвечник.

Она сорвали чёрные, струящиеся шторы, нашли, спрятанные в углу запасы быстровоспламеняющегося масла, для огромных, слегка поржавевших жаровен, полили им тела. Они бросили один подсвечник на залитый горючей жидкостью пол и быстро поднявшись по лестнице скрылись в тёмном проёме жуткого коридора. Отец Адамс снисходительно похлопал Дина по плечу и отправился за ними. Теперь шериф остался здесь один. Вокруг всё поедали жадные, голодные языки жаркого, дрожащего пламени. Тело Израила возможно всё ещё покоилось где то здесь, гнило в тени этих повидавших многое стен. Неожиданно в отблесках огня Дин увидел его. Он стоял рядом с Шутом, тем самым безумцем из снов, и пристально, пронзительно смотрел на медленно теряющего рассудок шерифа. Он улыбался. Нет, Дина не сковал страх. ОН чувствовал близкую смерть, она была рядом. Он знал это изначально, но прятал в глубинах больного сознания, пытаясь спасти свой рассудок. Теперь он открылся самому себе, он знал, кто виновен, кто его истинная цель.