Джинн

— Много лет назад я пытался, причем несколько раз, — говорил Макс. — Я применял все известные мне заклинания, окуривание благовониями, но ничего не получалось. Сосуд оставался куском керамики. Мне это надоело, и я бросил свои бесплодные попытки, оставил кувшин как украшение. Думаю, Гарри, ты помнишь, как он стоял в зале на полке?

— Помню, помню. В детстве меня забавлял рисунок с безглазыми лошадьми.

— И вот однажды, — продолжал Макс, — я прочитал о ночных часах. Это был шанс, ключ к решению проблемы. Джинну Али-Бабы пришлось уйти в забытье на миллионы лет и лишь мощнейшая сила звезд могла его разбудить. Много я потратил на то, чтобы найти такие часы. Наконец мне удалось купить их на черном рынке за 750 тысяч долларов. Вывезти такую вещь было практически невозможно, но вы представляете мое желание и страсть в тот момент? Словом, я нашел выход и привез их сюда.

— Продолжайте, — сказал профессор Кволт, прислушиваясь к трескучим звукам.

— Я разбудил джинна, — сказал Макс Грейвс. — Я установил ночные часы на пьедестале своих старых солнечных часов, приспособил их к местной широте и долготе и после нескольких попыток разбудил его. Однажды вечером я сидел и читал книгу, как вдруг услышал странный тихий звук. Я вышел из кабинета, думая, что это крыса скребется или кто-то пытается зайти. Но ничего не обнаружил. И только когда вернулся в кабинет, где стоял кувшин, я понял, в чем дело. Мои заклинания и могучая сила, направляемая ночными часами, подействовала. Джинн проснулся после многовековой спячки. Я всю ночь стоял и слушал звуки, не в силах отойти. Я был потрясен.

— Что произошло потом? — спросил я его. — Маджори говорила, ты очень ослаб и тебя стала мучить мигрень.

— Это был джинн, — прошептал Макс. — Он оказался намного сильней и непредсказуемей, чем я предполагал. Вскоре после его пробуждения меня стали преследовать кошмары. Во сне меня убивали, и каждый раз по-разному. Это было ужасно, я почти лишился сна. Головные боли не прекращались, я потерял аппетит. Каждую ночь из кувшина раздавались эти странные звуки. Джинн пел, и я знал, о чем. Эта песня — радость от предчувствия свободы.

Профессор спросил:

— А тогда вы не могли его уничтожить или избавиться от него? Пока он не вышел из кувшина?

— Я не хотел, — ответил Макс. — Я все еще верил, что смогу его поработить и держать в повиновении. Но поскольку мое состояние ухудшилось, я решил, что до тех пор, пока не разузнаю всех тонкостей и секретов, я не выпущу его. Иначе — я это понимал — мне грозит смерть. Вот почему я запер его в башне, опечатал дверь магическими знаками и весь дом очистил от портретов и фотографий, избавившись таким образом от всех лиц.

— От всех, — повторил я. — Кроме твоего собственного.

Человек в капюшоне вновь умолк. Своим молчанием он как бы приглашал нас проникнуться кошмаром той ужасной ночи, когда дьявольский джинн вынудил его изуродовать свое лицо. Мы представляли под тенью капюшона пустые глазницы, открытую полость носа и жуткие шрамы. Изуродовав себя, Макс спас человечество от джинна.

— После той ночи, — тихо заговорил Макс, — во имя спасения моей семьи и самого себя, я решил притвориться мертвым. Доктор Джарвис мне в этом помог, и все это время нам пришлось скрывать то, что я жив, и от Маджори, и от всех вас. Но когда Маджори дала вам разрешение войти в башню и посмотреть на кувшин, тут пришлось ей все открыть. Вот почему она так резко вас тогда отправила отсюда, Гарри. Ей было сказано: мне, чтобы вернуть свое лицо, надо заняться джинном самому.

— А мисс Джонсон? — спросил профессор Кволт. Полагаю, она в курсе всех дел?

Макс опустил голову:

— Мисс Джонсон? Я знал, кто она такая, едва только она появилась у нас. А вот Маджори не догадывалась, что такая нескладная леди может быть не просто компаньонкой. Но после той ночи, когда мне пришлось изрезать свое лицо, она предложила свою помощь. Я, естественно, был рад этому. И сейчас мне так больно и горько, что вы даже, не можете себе представить.

— Макс, — сказал я, — мисс Джонсон собирается уничтожить джинна. Тебе это известно?

Он посмотрел на меня. Отблеск лунного света лежал на его капюшоне.

— О нет! — запальчиво сказал он. — Это неправда! Мисс Джонсон уверяла, что джинн ей нужен для собственных целей. Она никогда его не уничтожит!

— Что? — спросил Кволт. — Что вы хотите этим сказать? Для каких таких целей?

— Я не знаю, — ответил Макс — У нас с ней был уговор, что мне нужно вернуть прежнее лицо, а я ей позволю изучить свои старинные арабские книги, пользоваться древними саблями и вообще поступать так, как она пожелает. У нее есть моя фотография, с ее помощью она надеется вернуть мне лицо. Вот и все дела. Так мы договорились.

Профессор Кволт встал. Его лицо побелело.

— То есть вы хотите сказать, что она собирается оставить джинна в живых?

— Конечно, — сказал Макс.

Кволт поднял голову и прислушался. Из-за двери в башню доносились шепчущие звуки кувшина и дикие завывания мисс Джонсон, которая продолжала свои странные заклинания. Дом трясся от стука, в воздухе почти физически ощущалось присутствие зла.

— Она всех обманула, — прошептал Кволт. — У нее вряд ли есть желание позаботься о вашем лице, мистер Грейвс. Она просто воспользовалась нашим доверием и хочет испробовать все свои знания, почерпнутые из книг. Она хочет вызволить джинна из сосуда и использовать его. О боже, неизвестно, что она только придумала!

Неожиданно из коридора донесся крик Анны:

— Скорее! Скорее, профессор! Что-то случилось!

Глава VIII

Казалось, башня вот-вот развалится от стуков, скрипов, свистов. Дом трясся с неистовой силой. Среди шума мы разобрали слова, произносимые на том же самом языке, на котором говорила Маджори перед смертью. Шепчущие голоса звучали, как хор демонов. Я так испугался, что едва двигал, руками и не мог вымолвить ни слова.

— Откройте дверь, — сказал Макс Грейвс, который стоял позади нас. — Что бы там ни было, надо открыть дверь!

— Открыть? — спросил профессор Квот. — Но что будет, если джинн уже вышел из кувшина?

— Откройте, — настойчиво и мрачно потребовал Макс Грейвс. — Это единственно возможный путь.

Профессор посмотрел на меня, нервно покусывая губы.

Затем подошел к двери, выставив перед собой руки, как будто в темноте шел через незнакомую комнату. Я тоже подошел к двери, и вот мы стояли вместе бок о бок перед тяжелой сосновой дверью, пытаясь убедить самих себя, что у нас хватит смелости столкнуться лицом к лицу с опасностью.

За дверью произнесли что-то громкое и торжественное, затем послышался высокий тонкий голос. Голос мисс Джонсон. Профессор Кволт сказал:

— Теперь пора, — с этими словами он поднял ногу, собираясь ударить ею в дверь.

Но не успел этого сделать. Раздался ужасающий шум, как от тысячи щелкающих ножниц, и в воздухе закрутился смерч, состоящий из невидимых летающих лезвий. Кволт кинулся назад в одну сторону, я в другую, прикрывая лицо руками, и облако призрачных ножей пролетело мимо нас и исчезло.

Макс кинулся на пол, увлекая за собой Анну.

— Что это было? — спросил Квот. — Что, черт побери, это могло быть?

Макс поднял замотанную голову.

— Как говорят в Судане — это ураган невидимых ножей. Маленькая выходка джинна, просто для устрашения, вот и все. Будем осторожнее.

Мы поднялись на ноги и вновь подошли к двери.

— Вы готовы? — спросил Квот, спокойно глядя мне в глаза.

Я не собирался показаться малодушным и изобразил на лице подобие улыбки, и вот тогда профессор протянул руку к дверной ручке.

Резким движением он толкнул дверь внутрь. Дверь послушно открылась, с такой легкостью, что могло показаться, будто кто-то внутри башни пригласил нас войти.

Первое, что поразило, — страшная жара. Она дохнула нам в лицо через открытую дверь, сухая и знойная, как ветер в пустыне. Подобное я испытывал лишь однажды: в Неваде, в полдень, когда топчешь ногами свою собственную тень. Здесь было не меньше ста десяти градусов.