Пассажир «Летучего голландца»

мело ни малейшей ценности. Мне бы угадать в этом свободу и независимость, которых многие тщетно пытаются достичь, но я ощущал только черную дыру внутри, пожиравшую любой свет, даже мерцание детских воспоминаний, легчайшее, как крылья бабочек.

О зеленые луга моей юности, вы канули в ту же ненасытную глотку, принесенные в жертву молоху разочарований! Где холмы, покрытые сиреневыми цветами, у распахнутых настежь врат земного рая? Осталась только боль, незатихающая, непобедимая, сшивающая раскаленной проволокой края дней и ночей, делающая их неотличимыми друг от друга…

Я не спился и не превратился в опустившегося бродягу или завсегдатая опиумных курилен. Подобный образ жизни был бы таким же пустым, как и любой другой. Книжная мудрость казалась мне приторной до отвращения. Она годилась для утешения в лучшие времена. Бесполезные потоки слов, извергаемые проповедниками, напоминали звуки погремушек, которыми взрослые пытаются отвлечь рыдающих молокососов. Где бы я ни был, с кем бы ни встречался, я видел в людях только пушечное мясо для будущих войн. А тихие войны, на которых они убивали друг друга завистью и ненавистью, продолжались всегда и везде. Причиной нередко становились женщины – лживые, жадные, пустые существа.

Почему я не покончил с собой? Может быть, я относился к тем зрителям, которые непременно должны увидеть, чем же все закончится, какой бы пошлой и дурной ни была пьеса жизни. И до того, как рухнут сами подмостки, я хотел одного: найти уединенное место, где можно было бы отгородиться от безумия мира и прожить остаток своих дней в полной изоляции. Остров представлялся идеалом, и все же я был испорчен цивилизацией. Порча въелась слишком глубоко. Я еще не достиг черты, за которой начинается отчаяние и безостановочное падение в пропасть. Я пытался сохранить человеческий облик, хотя и не смог бы сказать зачем.

Требовались деньги на дальнее путешествие и поиски заветного места. Я перепробовал множество занятий – от ученика ювелира до переплетчика. Я торговал старыми книгами и строил мосты. Порой я был близок к нищете, но ни дня не работал на бойне.

Когда в кармане завелись деньжата, я сел на корабль и покинул родину – старую промотавшуюся шлюху. Меня долго носило по свету. Я сменил много кораблей – не всегда по своей воле. Некоторые из них становились настоящими плавучими тюрьмами, но ни один не шел ни в какое сравнение с кораблем призраков. Так я ввязался в безнадежную гонку со временем – главным и неумолимым врагом. Оно побеждает даже мертвых, не говоря о живых…

В конце концов я оказался в христианской миссии, расположенной в почти такой же далекой стране, как та, что хранилась на нижней полке моей памяти. Здесь хватало подобных мне – принесенных штормами судьбы и выброшенных на берег обломков человекокрушений. Кое-кто искал забвения, но большинство уже не искало ничего.

В миссии я задержался дольше, чем где бы то ни было после войны. Я занял пустовавшую хижину на берегу океана. Старожилы рассказали мне, что человек, бывший моим