На пути к югу

О да. Деревня.

У Дэна пересохло во рту. Он сделал еще глоток чая. Лед в стакане почти растаял. Он чувствовал, что эти двое ждут от него ответа, и знал, что они не оставят его в покое, пока он не заговорит. – Больше двадцати.

– Ну, черт возьми, я же говорил! – Куртис, хихикнув, толкнул Стива локтем под ребра и протянул раскрытую ладонь. – А ну-ка, выкладывай ее, приятель!

– Ладно-ладно. – Стив вытащил смятый тощий бумажник, открыл его и с силой хлопнул пятидолларовой купюрой по ладони Куртиса. – Я все равно получу ее обратно, рано или поздно.

– У вас, ребята, дела, должно быть, идут блестяще, раз вы так швыряетесь деньгами? – насмешливо усмехнувшись, сказал Джо.

Дэн поставил стакан на землю. В висках у него стучало.

– Так вы заключили пари, – проговорил он, глядя на Стива и Куртиса холодным взглядом. – Пари на то, сколько трупов я оставил во Вьетнаме? – Да, и я говорил, что их было больше двадцати, – сказал Куртис, – а Стив утверждал, что, наверное…

– У меня появилась идея. – Дэн встал. Его движение было спокойным, хотя он чувствовал боль в коленях. – Вы меня использовали, и теперь я должен получить свою долю, не так ли, Куртис?

– Несомненно, – это было сказано с гордостью. Куртис начал запихивать пятерку в карман.

– Дай-ка мне взглянуть на эти деньги. Все еще улыбаясь, Куртис протянул Дэну банкноту. Но Дэн не смеялся. Его рука рванулась вперед, и пальцы схватили банкноту прежде, чем успела увянуть ухмылка Куртиса.

– Тпру-у! – воскликнул Куртис. – Верни-ка ее, приятель!

– Ты меня использовал, и что же мне остается? Мне кажется, я заслужил половину, не так ли? – И без малейшего колебания Дэн разорвал купюру надвое.

– Эй, приятель! Это нечестно – рвать мои деньги!

– Давай, попробуй поспорить со мной. Вот твоя половина.

Куртис побагровел. – – За такие вещи башку разбивают, понял?

– Может быть, ты и прав. Что же, попробуй. Почуяв драку, остальные обитатели Долины начали потихоньку подходить ближе. На губах Куртиса вновь появилась улыбка, но на этот раз она была слабой.

– Я могу придушить тебя одной рукой, ты, старый тощий ублюдок.

– Может быть. – Дэн внимательно следил за глазами Куртиса, зная, что в них он увидит удар раньше, чем начнет подниматься рука. – Может быть. Но прежде, чем ты попытаешься это сделать, я хочу, чтобы ты знал: после Вьетнама я ни разу не поднимал руку на человека. Я был не самым лучшим солдатом, но я делал свое дело, и никто не может сказать, что я хоть раз подался к югу. – Дэн видел, как над левым глазом Куртиса задергался нерв. Куртис был готов ударить. – Если ты будешь драться, – спокойно произнес Дэн, – запомни: чтобы свалить меня, тебе придется меня убить. Меня нельзя просто использовать или дурачить, и я не хочу, чтобы ты делал ставки на то, сколько трупов я оставил на своем пути. Что ты об этом думаешь, Куртис?

– Что ты – просто кусок дерьма, – сказал тот, но его усмешка стала совсем вялой. Капельки пота поблескивали у него на лбу и щеках. Он бросил взгляд по сторонам и вновь посмотрел на Дэна. – Может, ты воображаешь, что в тебе есть что-то особенное, если ты ветеран?

– Ничего особенного, – ответил Дэн. – Просто , там я научился убивать. Научился гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Я убивал вьетнамцев не только пулей или ножом. Некоторых я убил собственными руками. Куртис, я ценю мирную жизнь больше других на этом свете, но грубости не терплю. Так что давай, бей, если хочешь, я никуда не убегаю.

– Слушай, приятель, я могу сломать тебе шею одним ударом, – сказал Куртис, но по его тону было ясно, что, он колеблется.

Дэн ждал. Решение зависело не от него. Прошло несколько секунд. Дэн и Куртис продолжали смотреть друг на друга.

– Ужасно жарко для драки, – сказал Джо. – Эй, вы взрослые люди или нет?

– Черт возьми, это же всего каких-то пять долларов, – добавил Стив.

Куртис глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым через нос. Дэн продолжал наблюдать за ним, взгляд его оставался прямым и твердым, а лицо – спокойным, хотя боль в голове достигла предела.

– Дерьмо, – буркнул наконец Куртис и сплюнул крошку табака. – Давай ее сюда. – Он взял половинку, которую ему протянул Дэн. – Просто чтобы ты не склеил их и не истратил, в конце концов.

– А теперь вы должны поцеловаться и помириться, – предложил Джо.

Куртис рассмеялся, а Дэн позволил себе лишь слегка улыбнуться. Мужчины, которые собрались вокруг, начали расходиться. Дэн знал, что Куртис в общем-то неплохой парень, только любит порисоваться. Вколотить в него немного здравого смысла, вообще-то, не помешало бы – но не в такую жару. Дэн был рад, что дело не дошло до драки.

– Извини, – сказал ему Стив. – Мы не знали, что ты на это обидишься. Я имею в виду пари.

– Теперь знаете. И давай забудем об этом.

Куртис и Стив удалились'. Дэн достал из кармана склянку с аспирином и бросил в рот очередную таблетку. Ладони у него были влажные – не потому, что он испугался Куртиса, а от страха, что может выпустить на свободу некоего особого демона.

– С тобой все в порядке? – Джо внимательно наблюдал за ним.

– Да. Только башка болит. – – Ты, я смотрю, все глотаешь эти таблетки?

– Приходится.

– А у врача был?

– Да, – Дэн убрал флакон. – Он говорит – мигрень.

– Вот как?

– Угу. – Он знает, что я вру, подумал Дэн. Но было ни к чему рассказывать кому-то здесь о своей болезни. Он раздавил таблетку зубами и проглотил ее вместе с остатками холодного чая.

– В один прекрасный день Куртис дождется, что ему все-таки набьют морду, – сказал Джо. – У парня нет ни грамма мозгов.

– Он еще мало видел жизнь – вот в чем его беда.

– Верно. Не то что мы, пережитки прошлого, а? – Джо взглянул на небо, словно хотел проследить за движением солнца. – А ты, часом, не встречался там с дьяволом, Дэн?

Дэн снова присел рядом со стулом Джо. Он позволил вопросу некоторое время повисеть в воздухе, а постом сказал:

– Встречался. Мы все встречались.

– А меня просто-напросто не призвали. Но душой я был с вами, ребята. Я не бегал на улицу с плакатами против войны и вообще ни в чем таком не участвовал.

– Может быть, было бы лучше, если б участвовал. Слишком долго мы там пробыли.

– Мы могли бы их победить, – сказал Джо. – Наверняка. Мы могли бы взорвать всю землю этих ублюдков вместе с ними самими, если бы только…

– Вот так же когда-то думал и я, – спокойно прервал его Дэн. – Я привык к мысли, что если бы не эти протесты, мы превратили бы эту страну в огромную асфальтированную стоянку. – Он подтянул колени к груди. Аспирин начал действовать, и боль притупилась. – Потом я приехал в Вашингтон и прошел вдоль этой стены. Ты знаешь – той, где выбиты все имена. Там была чертова, уйма имен. Парни, которых я знал. Молодые ребята, восемнадцати-девятнадцати лет, и тем, что осталось от них, едва ли можно наполнить обычную корзинку. Я все время думал и думал об этом и никак не мог понять, что же нам досталось бы в случае победы. Если бы мы перебили косоглазых всех до одного, если бы прошли маршем прямо до Ханоя и сожгли бы его, сравняли с землей, если бы вернулись домой героями, как те, кто участвовал в “Буре в Пустыне”… Что бы мы получили?

– Уважение, как я понимаю, – заметил Джо.

– Нет, даже не уважение. Оно стало модным уже потом. Я это понял, когда увидел имена на черной стене. Когда увидел матерей и отцов, выписывающих на бумажки имена своих погибших детей, чтобы взять их с собой, потому что ничего другого у них не осталось. Я понял, что протесты против войны были справедливыми. Мы никогда не могли победить. Никогда.

– Подались к югу, – сказал Джо.

– Что?

– Подались к югу. Ты сказал Куртису, что никогда не поворачивал к югу. Что это значит?

Дэн использовал это выражение машинально, но, услышанное из уст другого человека” оно удивило его.

– Так мы говорили во Вьетнаме, – объяснил он. – Когда кто-то проваливал дело… Или праздновал труса… Мы говорили, что он подался на юг.