Односложный ответ (ЛП)

Я относилась к этому спокойнее. Я давно списала Хэдли со счетов. Я никогда не думала о том, что хотела бы увидеть ее снова, так как в глубине своей души думала о других. Но я все еще с болью размышляла о том, почему Хэдли не пришла к нам повидаться. Возможно, она, будучи молодой вампиршей, боялась, что жажда крови может охватить ее в самый неподходящий момент, и она набросится на кого-то не того. Или она могла быть потрясена изменениями своей сути; Билл повторял мне снова и снова, что вампиры — уже не люди, что эмоционально они отличались от людей. Аппетиты и необходимость сохранять тайну сделали практически невозможной адаптацию старых вампиров в современном обществе. Но Хэдли никогда не «жила» по этим законам, она стала другой после Великого Откровения, когда вампиры открыли свое присутствие миру.

И все же, послепубертатную Хэдли, которую я любила меньше всего, вы бы никогда не застали, живую или мертвую, с кем-то вроде Вальдо. Хедли пользовалась популярностью в старшей школе, и она, несомненно, была достаточно социальна, чтобы пасть жертвой всех подростковых стереотипов. Она придиралась к детям, статус которых оставлял желать лучшего, или просто игнорировала их. Ее жизнь была полностью посвящена ее одежде, ее макияжу и ее собственному очаровательному «я».

Она была лидером группы поддержки до тех пор, пока не сделалась готом.

— Вы сказали, что были вдвоем на кладбище для совершения ритуала. Какого ритуала? — спросила я Вальдо только для того, чтобы получить какое-то время для размышления. — Ведь Хэдли не была к тому же еще и ведьмой?

Я сталкивалась прежде с вервольфом-ведьмой, но никогда — с вампиром-чародеем.

— Среди вампиров Нового Орлеана есть предания, — осторожно сказал г-н Каталиадес. — Одно из них гласит, что кровь мертвого может поднять мертвых, по крайней мере, на некоторое время. С целью общения, как вы понимаете.

Г-н Каталиадес безусловно, ничего не говорил просто так. Я вдумывалась в каждое предложение, которое выходило из его уст.

— Хедли хотела поговорить с мертвецом? — уточнила я, пытаясь смириться с очередным потрясением.

— Да, — проскрипел Вальдо, — она хотела поговорить с Мари Лави.

— С королевой вуду? Почему?

Нельзя жить в Луизиане и не знать легенду о Мари Лави, женщине, чья магическая власть околдовывала как черных, так и белых людей, в те времена, когда чернокожие женщины гроша ломанного не стоили.

— Хедли думала, что она была ее родственницей. — Вальдо, казалось, насмехался.

Ладно, теперь я знала, что он способен на это.

— Ага! Мари Лави была афро-американкой, а моя семья совершенно белая, — возразила я.

— С отцовской стороны, — сказал Вальдо спокойно.

Муж тети Линды, Кэри Делахаузи, приехал из Нового Орлеана, и имел французские корни. Его семья жила там в течение нескольких поколений. Он бахвалился этим, а всю мою семью тошнило от этой его гордости. Интересно, а что, если дядя Кэрри знал, что его креольская линия крови была слегка обогащена афро-американской ДНК? У меня были всего лишь детские воспоминания о дяде Кэри, но я подумала, что этот кусочек знания был его самой тщательно скрываемой тайной.

Хэдли, напротив, видимо считала, что иметь в своих предках пресловутую Мари Лави — это круто. Я поняла, что начала доверять Вальдо чуть больше. Не могу представить, где Хэдли смогла получить такую информацию. Конечно, я также не могла себе представить кузину любовницей женщины, но, очевидно, таков был ее выбор. Моя кузина Хедли, лидер команды поддержки, стала вампиром-лесбиянкой-вудуисткой. Почему бы и нет?

Я чувствовала, что переполнена информацией, у меня не было времени для ее усвоения, но я хотела услышать весь рассказ и жестом попросила тощего вампира продолжить.

— Мы поставили на могиле три икса, — сказал Вальдо, — как люди. Последователи вуду считают, что это гарантирует исполнение желания. А потом Хэдли порезала руку, позволила крови капнуть на камень, и выкрикнула волшебные слова.

— Абракадабра, пожалуйста, и спасибо, — сказала я автоматически, за что тут же получила обжигающий взгляд от Вальдо.

— Ты не должна смеяться над этим, — сказал он.

За некоторыми исключениями, вампиры не имеют чувства юмора, и Вальдо, несомненно, был серьезный парень. Его глаза сверкали красными ободками радужки.

— Билл, такое поверье действительно есть? — спросила я.

Я больше не заботилась о том, что эти двое из Нового Орлеана будут знать, что я не им верю.

— Да, — сказал Билл, — я сам никогда не пробовал, потому что считаю, что мертвых нужно оставить покое. Но я знаю, что это делают.

— И это работает? — я была поражена.

— Да. Иногда.

— Сработало ли это у Хедли? — спросила я Вальдо.

Вампир бросил на меня взгляд.

— Нет, — прошипел он, — ее намерения были не достаточно чисты.

— А эти фанатики? Они просто скрывались среди гробниц, ожидая момента, чтобы напасть на вас?

— Да, — проговорил Вальдо, — Я же тебе сказал.

— И вы, с вашим вампирским слухом и обонянием, не знали, что вокруг вас на кладбище были люди?

Бубба, стоявший слева от меня, шевельнулся. Даже такой недалекий вампир, как настолько необдуманно обращенный Бубба, смог понять смысл моего вопроса.

— Возможно, я знал, там были люди, — проговорил Вальдо высокомерно, — но эти эти кладбища популярны по ночам у преступников и шлюх. Я не стал выяснять, что там за люди.

— Вальдо и Хэдли оба были фаворитами королевы, — сказал г-н Каталиадес сурово.

Его тон внушал, что любой фаворит королевы был вне упрека. Но слова его говорили о другом. Я задумчиво посмотрела на него и почувствовала, что Билл шевельнулся рядом со мной. Мы уже не были близкими людьми, поскольку наши отношения себя исчерпали, но в некоторые моменты, казалось, мы думали одинаково, и это был один из тех моментов. Сейчас я очень хотела уметь читать мысли Билла, хотя сильнейший козырь Билла как любовника был именно в том, что я этого не могла. У телепатов наступают нелегкие времена, когда дело доходит до любовных утех. На самом деле, г-н Каталиадес сейчас был единственным, чей мозг я могла бы просканировать, но и он был не слишком человеком.

Я подумала, не спросить ли, что он имел в виду, но это казалось грубым и пошлым. Вместо этого я попросила Буббу вынести во двор несколько складных стульев, чтобы мы все могли сесть. Пока все это организовывалось, я пошла в дом и подогрела немного True blood для трех вампиров, и охладила Mountain Dew [6] для г-на Каталиадиса, который подтвердил, что будет рад этому предложению.

Пока я уставилась на микроволновку как на своего рода оракула, я подумывала — а не закрыть ли попросту дверь и не позволить ли им всем делать то, что они захотят. У меня было такое чувство, что ночные события будут развиваться дальше, и соблазн устраниться от участия в них был чертовски велик. Однако Хедли была моей кузиной. Подчиняясь внезапному порыву, я сняла ее фотографию со стены, чтобы разглядеть получше.

На стене по-прежнему висели фотографии, отобранные моей бабушкой — несмотря на ее смерть, я продолжала думать о доме как о ЕЕ доме. На первом снимке беззубая шестилетняя Хэдли держала большой рисунок дракона. Я повесила его обратно рядом с фотографией Хедли в десять: тощая, с тугими тонкими косичками, ее руки обнимают Джейсона и меня. Дальше была фотография, сделанная репортером окружной газеты, когда Хедли была коронована как «Мисс Юность Бон Темпса». Ей пятнадцать, она лучится счастьем в своем взятом на прокат белом блестящем платье, со сверкающей короной на голове и цветами в руках. И последняя фотография, сделанная в юности Хэдли. К тому времени Хэдли начала употреблять наркотики и была типичным готом: тяжелый макияж, черные волосы, кроваво-красные губы. Дядя Кэри бросил тетю Линду за несколько лет до этого превращения — он переехал обратно к своей горделивой Ново-Орлеанской семье. К моменту, когда Хэдли тоже покинула ее, тетя Линда начала плохо себя чувствовать. Через несколько месяцев после побега Хэдли мы убедили сестру моего отца наконец пойти к врачу, и он обнаружил рак.