G.O.G.R. (СИ)

- Скажите, – пристал к перепуганному Семёнову Ежонков, подкравшись к нему вплотную. – Что вы помните?

- Я… я… ехал по шоссе… на дачу, – выдавил Семёнов, скукожившись в углу. – И тут – грузовик… Бух! И я очнулся тут, в вашем этом… обезьяннике…

Вот, как! Выходит, что «порчу» на него навели почти полтора года назад! Как он только не свихнулся? Пётр Иванович с Сидоровым чуть не свихнулись, пока охотились за его металлоломом, чтобы вывести на чистую воду мошенника Зайцева…

- А к-который час? – простонал Семёнов, поглядев на свои руки и обнаружив, что его часы куда-то запропастились. – И… это – не моя одежда… – определил он, встав и критически рассмотрев своё тряпьё.

- Одиннадцать тридцать четыре! – подсказал Недобежкин, бросив взгляд на циферблат своих новых часов. – Только вот, годик уж десятый пошёл! – язвительно сообщил он и грозно осведомился:

- Где вы были, Семёнов??

- Ык! – икнул Семёнов и повалился на пол по второму кругу.

- «Слоников» не напасёшься! – фыркнул милицейский начальник. – Нет, вы меня достанете, и точно запихну кого-то в «слоник»… Начнём хотя бы, с тебя, Семёнов!

- Н-не надо, я вас умоляю… – пискнул из угла Семёнов, отползая дальше и дальше. – Я ничего не делал… Я просто ехал на дачу… У меня была амнезия?

- Ну, вроде того, – согласился Ежонков. – И, чтобы вылечиться от неё – вам придётся подвергнуться сеансу гипноза! – пропел «суперагент», хищно потирая ручки. – Можно, а, Васёк? – подмигнул он Недобежкину.

- Давай, – прогудел Недобежкин. – Если сможешь!

- Серёгин, подними его на нары! – распорядился гипнотизёр Ежонков. – Сейчас я распушу! Ух, распушу!

Пётр Иванович быстренько водворил дрожащего Семёнова на нары и отошёл в сторонку – чтобы самому не подвергнуться гипнозу. Милицейский начальник прошествовал вглубь камеры и уселся на соседние свободные нары. Сидоров на всякий случай приблизился к «подопытному» Семёнову: а вдруг он снова озвереет, и придётся успокоить его кулаком?

Когда Ежонков опустил Семёнова в глубины подсознания – тот замер, затих и глупо вытаращил стеклянные глазки.

- Процитируйте седьмой параграф учебника истории за пятый класс! – вкрадчиво потребовал Ежонков, прохаживаясь мимо «подопытного» Семёнова, словно академик И.П.Павлов – мимо экспериментальной собачки.

Семёнов разинул рот и начал буровить что-то про древних греков, а Ежонков так и пританцовывал, празднуя небольшую победу.

- Не говори «Гоп!», – добавил ложку дёгтя Недобежкин. – Про греков они все хорошо распространяются! А вот, что он ответит по существу – знает только конь в пальто!

- Нормальком ответит! – пообещал Ежонков и задал этот самый вопрос по существу:

- Гражданин Семёнов, что с вами случилось после того, как ваш автомобиль столкнулся с грузовиком?

Семёнов разом заглох, привалился спиною к холодной голой стенке, два разика моргнул глазиком и пространно изрёк:

- Бык-бык!

Серёгин прыснул в рукав, зная, что пушить сейчас будут Ежонкова. Сидоров хихикнул.

- Бык-бык! – повторил Семёнов, обнажая всю некомпетентность гипнотизёра Ежонкова.

- Так, – протарахтел Недобежкин, дёрнув себя за ус. – И снова у нас с тобой, Ежонков, «Бык»! Быкуешь ты, Ежонков. Сам не замечаешь?

- Память стёрта! – начал оправдываться Ежонков. – Я не могу считать то, чего нет!

- Ну, да! – съехидничал Недобежкин. – Говоришь, что ему всё отшибли, «Быка» закачали, и думаешь, что я тебе поверю? Не по зубам он тебе, Ежонков! Пойдёмте, лучше, посмотрим на Грибка!

Грибок оставался в том же состоянии, в котором пребывал уже почти что, год. Он сидел на полу, шумно хлебал растворимый суп, а когда заметил, что к нему пожаловали гости – оторвался от миски и обыденно сообщил:

- Кормёж – у!

- Ага, – кивнул Недобежкин и вытолкнул вперёд себя Ежонкова. – Давай, Гарри Поттер, колдуй!

- Ы! – взялся болтать Грибок, не выпуская миски из рук. – Видала бы меня Куздря – вся бы на слюни изошла! Она только и умеет, что грызла всем раскалывать! А так – в голове – ни бум-бум! Старушонка дура-дурой! Лет ей тридцатник, а рыльник – на все сто! Бо мутантами обжирается, пузо откормила, шо свинюка, а всё туда же – жрать ей, видите ли, нечего! Сало своё жри, Куздрёха!

- Цыц! – отрезал монолог Пётр Иванович, который видел эту «Куздрёху» своими глазами и может сказать про неё лишь то, что она уже не человек, а гуманоид.

Грибок замолчал и обиженно глянул на Серёгина из-за своей миски, мол, зачем рот затыкаешь, ментос?

- Грибок! – подбежал к нему Ежонков. – Давай, бросай хавать – буду тебя гипнотизировать!

С этими словами «суперагент» схватил пухлыми пальцами миску Грибка и начал отбирать её. Грибок ощерился, словно пёс, у которого выхватили кость, зарычал нецензурную брань, но миски не выпустил. Со львиными силой и отвагой защищал он свой «кормёж», чтобы не дай бог, Ежонков его не заглотал.

- Может быть, дашь ему поесть? – осведомился Серёгин, видя, что Грибок начинает махать кулаками и пинаться. – Потом распушишь?

- Нет, сейчас! Потом поздно будет! – кряхтел Ежонков в борьбе с Грибком. – Мне жена сказала на обед дома быть, и ещё в «Амстор» зайти за пеленгасом! Так что, сейчас!

Ежонков поднатужился, дёрнул миску на себя, и её содержимое, смачно плюхнув, выплеснулось на его недешёвый пиджак.

- Ыыыыы! – заплакал Грибок и на четвереньках отполз под нары. – Мент позорный! Последний кусок из пасти выдрал! СС! Освенцим! Я буду жаловаться!

- Ах, ты ж, макромицет! – заверещал облитый Ежонков и замахал руками, сжал кулаки, собрался колотить. С его нешироких пухлых плечиков эполетами свисала кудрявая вермишель. – Да я сейчас тебя!..

Ежонков широченными шагами пересёк камеру, вдвинулся в тот угол, куда забился Грибок и принялся его оттуда вытаскивать, ухватив за драную рубаху.

- Вылазь, вылазь! – пыхтел Ежонков и пускал из ушей пар. – Я тебе сейчас наваляю за пиджак!

- Хых! «Психиатр»! – жёлчно хохотнул Недобежкин, наблюдая за «театром». – Костолом!

Грибок был тощ и слаб, сопротивлялся плохо, вот и вытащил его Ежонков на середину камеры. Недобежкин даже перестал верить Смирнянскому, который бормотал про то, как этот «опёнок» уложил Ярослава Семёнова. Сам, небось, постарался – вот и заловил его Носиков.

Грибок барахтался на полу, словно жучок, а Ежонков, чьё лицо стало бурачного цвета от злости, уже занёс над ним кулак. Он бы закатил ему затрещину, если бы Грибок не вскочил вдруг на ноги, не блокировал летящий кулак, как каратист, и не опрокинул Ежонкова на обе лопатки. После этого Грибок сделал несколько шагов назад, обхватил руками собственную голову – точь-в-точь, как Семёнов – и медленно сел на пол.

Сидоров помог неуклюжему Ежонкову водвориться на ноги и отвёл в сторонку, чтобы не вздумал снова нападать на Грибка.

- А ты говорил, что не амбал! – заметил Недобежкин. – Вон, как дерёшься – прямо на пол рухнул!

- Он испортил мне пиджак… Он набил мне шишку! – причитал «суперагент» Ежонков, собирая с плеч вермишель. – Да у него силы, как у хорошего диплодока, а он всё прибедняется! Не хочу я тут с вами работать! Увольняюсь!

- Не раскисай! – Недобежкин похлопал его по плечу. – Тебе ещё его пушить придётся!

- Опять будет «Бык»! – деморализовано сокрушался Ежонков. – Вы же видите, что я не могу снять выборочный гипноз! Знаете, как фашистские агенты гипнотизировали? Раз – и квас! А я?

- Смотрите! – вдруг прошептал Пётр Иванович и показал пальцем на Грибка.

Да, там было, на что посмотреть. И поэтому все, включая и побеждённого Ежонкова, повернули свои головы и вперили внимательные взгляды в неуклюжую фигуру Грибка. Грибок снова разыгрывал спектакль: не то, он опять допрашивал кого-то виртуального, не то, просто разговаривал. Он стоял, не шатаясь, и держал голову так, словно бы смотрел на кого-то выше себя ростом. Смотрел орлиным взором, так, как – Сидоров видел – смотрел майор Эдуард Кораблинский.

- Вы понимаете, – говорил Грибок голосом майора Кораблинского. – Я не беру взятки и не прекращаю уголовные дела без особых на то оснований. Будь вы хоть, президентом, а я вас задерживаю за попытку подкупить следователя при исполнении.