Призрачная ночь

— Я сразу увидел символизм в дверной ручке и галстуке, — сказал Ранульф.

— Погоди… Нет! — воскликнул Вик. — Это означает совсем не то. То есть мне так кажется…

Разговор грозил зайти в тупик.

— Так, может, ты пойдешь и позовешь? Я буду тебе очень благодарна.

Вик ухмыльнулся:

— Считай, что уже сделано.

Десять минут спустя, зайдя в комнату Лукаса, я увидела, что он один. Вик с Ранульфом уже увели Балтазара. Лукас сидел, обложившись учебниками, словно уже готовился к экзаменам.

— Ого! — воскликнула я, обретая форму. — На тебя что, налетело цунами домашней работы или что-то в этом роде?

— Занятия помогают, — спокойно ответил Лукас. — Когда я занимаюсь, могу хотя бы ненадолго сосредоточиться на чем-нибудь, кроме собственных мыслей.

Теперь книги, тетради и ноутбук стали выглядеть совсем по-другому, сразу же напомнив мне Черный Крест и Лукаса с оружием охотника. Его новообретенная страсть к учебе просто была еще одним способом защитить себя — на этот раз от внутренних демонов.

Надеюсь, у меня есть еще один способ.

— Как по-твоему, ты можешь ненадолго отвлечься?

Лукас поднял на меня взгляд зеленых глаз, такой теплый и ясный, что я чуть не растаяла.

— Ради тебя? Всегда.

— Мы одни. — Я провела рукой по его волосам; он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. — У тебя моя брошь, поэтому я могу обрести тело. Может быть, мы можем… сделать еще одну попытку?

Он долго молчал. Взял меня за руку, и я снова ощутила это искрящееся чувство соединения — восхитительную прохладу и прошедшую сквозь меня дрожь наслаждения. Я наклонилась, чтобы поцеловать Лукаса, но наши губы не успели встретиться. Он произнес:

— Мы не должны.

— Лукас, почему? — Я не чувствовала себя отвергнутой. Он просто излучал вожделение и любовь, поэтому я не понимала, что нас удерживает. — Я знаю, что в прошлый раз ничего хорошего не получилось, но теперь мы понимаем, что происходит. Что мы может делать, а что нет.

По мне, так все, что мы делать могли, было в сто раз интереснее, чем то, чего не могли.

— Секс и жажда крови тесно связаны, Бьянка. А для нас особенно.

— Но это не одно и то же. — Я целовала его в лоб, в щеки, в уголки рта. Он тяжело, прерывисто дышал, и я понимала, что он хочет меня так же сильно, как я его, а может, даже сильнее. — Теперь ты знаешь, что тебе нельзя пить мою кровь, это причиняет тебе боль и может вообще уничтожить. Значит, ты будешь держать себя в руках и не станешь меня кусать.

Лукас стиснул мои руки и посмотрел в глаза.

— Я знаю, что твоя кровь может меня уничтожить, — сказал он. — И поэтому боюсь, что укушу тебя.

Повисла тишина, тяжелая и ужасная, как и это новое знание. Я понимала, что Лукас борется, но до сих пор не думала, что его стремление к саморазрушению настолько сильно.

Должно быть, я выглядела потрясенной, потому что он торопливо произнес:

— О боже, Бьянка, прости. Мне так жаль!

— Ты сказал мне правду, — выдавила я, — А это главное.

Лукас обнял меня так крепко, как это было возможно в моем полупризрачном состоянии.

— Я мечтаю о тебе все время, — прошептал он мне в волосы. — Все время! Не знаю, как бы я выдержал, если бы не вспоминал, как мы были вместе. Но иногда я думаю: если бы я мог умереть… просто умереть, находясь с тобой, это было бы… почти раем…

— Лукас, нет!

— Я бы никогда так с тобой не поступил, — сказал он. — Никогда. Но… Бьянка, мы не можем.

Я кивнула, соглашаясь с тем, что между нами воздвигнут барьер. Это не навсегда, только до того времени, когда Лукас научится контролировать свою жажду крови и ненависть к себе, запрограммированную Черным Крестом. Но когда наступит этот день?

И наступит ли он вообще?

И, словно услышав мои мысли, Лукас произнес:

— Однажды.

— Однажды, — повторила я, давая обещание и ему, и себе.

Позже этой же ночью, чувствуя разочарование и тревогу за Лукаса, я переместилась в большой зал школы, пустой в это время ночи. Даже вампиры уже спали.

«Сколько вампиров не выдерживают перехода? — думала я. — Сколько поддаются суицидальным порывам, или жажде крови, или тому и другому?» И подозревала, что число это гораздо больше, чем соглашались признать мои родители. И меня снова охватила невыносимая тоска по ним. А я еще думала, что, если бы мы могли поговорить — по-настоящему поговорить, без вранья, — может быть, я сумела бы помочь Лукасу.

Возможно, я слишком погрузилась в свои мысли, или причиной тому стали ловушки спрятанные в стенах «Вечной ночи», но я внезапно остро ощутила, что не одна. Я чувствовала присутствие призраков.

И куда более отчетливо, чем раньше. Я не просто знала, что они здесь, но могла сказать, что их не меньше нескольких десятков. Они словно проникали в мое сознание, по отдельности, но при этом каждый был частью целого, как на небе звезды различной степени яркости образуют созвездия. Все равно что вдруг впервые увидеть ночное небо — всю жизнь быть слепым, а потом вдруг прозреть.

Только созвездия — прекрасные и мирные, а я ощущала вокруг отчаяние и безумие. И меня не ослепило — мне стало страшно.

Те, что бродили поодиночке, забрались в узкие щели между камнями или под подоконниками. Казалось, что они бьются головой о камень, причиняя себе боль только для того, чтобы напомнить, что они еще существуют.

Но хуже всех было пойманным в ловушки, от них исходил только чистый беспримесный ужас. Они превратились в ничто, в бесконечный безмолвный вопль.

И было еще несколько, тесно сбившихся вместе. Я чувствовала их, а они чувствовали меня.

И снова появились видения.

Я мысленно увидела миссис Бетани — не плод моего воображения, а как если бы кто-то проецировал эту картинку мне в голову, как фильм на киноэкран. Что-то буквально разрывало директрису на куски: кости, сухожилия, кровь, внутренности. Ничего более омерзительного я еще никогда не видела. Горло перехватило, меня тошнило, но картинка заполнила мое сознание, и я не могла ее прогнать.

Заговорщики (так я их назвала) повторяли: «Помоги нам».

Или что? Они нападут на тех, кого я люблю? Или на меня? Что может привидение сделать другому привидению? Я понятия не имела, но в сознании разворачивались жуткие картины отвратительного уничтожения миссис Бетани.

Рот у нее был раскрыт, челюсть отвисла, но отчаянный вопль в моем сознании был моим собственным…

И тут столб света пронзил это наваждение. Миссис Бетани исчезла, и «созвездия» тоже растаяли, словно начался рассвет.

Когда я снова смогла видеть, обнаружила, что передо мной в большом зале стоит Макси. Ее белая ночная сорочка слегка развевалась на невидимом ветру, и Макси казалась частью тумана.

— Ты меня спасла, — сказала я.

— Я их оттолкнула, больше-то я ничего не могу. — Она изогнула бровь, будто удивляясь, что ей пришлось меня спасать. — Это ты у нас девушка, обладающая сверхмогуществом, если ты до сих пор этого не поняла.

— Что еще может сделать одно привидение другому? Этот острый новый страх завладел мной. Я, как могла, придала себе уверенность, сделавшись чуть плотнее.

— Это что, головорезы Кристофера? Или призракорезы?

— Кристофер не имеет к ним никакого отношения, — ответила Макси. — К сожалению. Они слишком привязаны к человеческому миру, чтобы смириться с тем, что стали призраками.

— Они ненавидят «Вечную ночь», — сказала я. — Ненавидят миссис Бетани. Почему же они просто не уходят отсюда?

Макси скрестила руки на груди.

— А ты считаешь, что все мы умеем делать то же, что и ты? Так вот, мы не умеем. Большинство призраков не могут перемещаться так, как ты, и даже так, как я. Они следуют, за своими человеческими якорями из-за прочности этих уз. И думать они из-за этого не в состоянии, могут только подчиняться инстинктам. Они не могут думать, и точка. Это просто сгустки эмоций, разлетающиеся во всех направлениях.

— А почему они такие?

— Такой конец нас ожидает, если мы ведем себя неосторожно.