G.O.G.R. (СИ)

Недобежкин почувствовал, что лошадиных сил джипа «Ниссан Патруль 4Х» не хватает для того, чтобы спасти из трясины микроавтобус. Чертыхнувшись, он заглушил мотор и опустил стекло. Высунувшись, Недобежкин отыскал глазами краснянский «Запорожец».

- Эй, Пёстриков, съезжай сюда! – гаркнул он, набрав побольше воздуха. – Поможешь!

- Сейчас! – раздался голос Пёстрикова, и «Запорожец», кашлянув, скатился с дороги. Подпрыгивая на кочках и выпуская клубящиеся выхлопы, он подобрался к «Ниссану» и остановился.

- Привязывай! – скомандовал Недобежкин Пёстрикову.

Вскоре и краснянский «Запорожец» присоединился к тонущей «Газели» посредством толстой колодезной верёвки.

- Раз! Два! Три! Давай! – отдал команду Недобежкин.

Пёстриков привёл «Запорожец» в движение, его старый моторчик в десятитысячный раз кашлянул, издал резкий хлопок, похожий на мини-взрыв, и создал солидное выхлопное облако. Стоявший рядом с «Запорожцем» Ежонков закашлялся в этом облаке и плаксиво буркнул:

- Чёрт, на чём ты ездишь??

Когда к «Ниссану» присоединился ещё и «Запорожец» – Недобежкин уже закрыл глаза на то, что последний бесчеловечно газует и хрипато кашляет – дело пошло. «Газель» спецназа шевельнулась, и начала медленно выползать из трясины на крутой илистый берег. Из её кабины и салона изливались тонны грязной воды, вместе с которой выплывали рыбы и лягушки. Самохвалов сидел за рулём, наполовину в воде и направлял движение микроавтобуса, стараясь не зацепить его ни за валяющиеся повсюду обломки моста, ни за торчащие над поверхностью озера коряги.

Да, мост разрушился как раз в тот интересный момент, когда «Газель» спецназа, на всех парах мчась в Верхние Лягуши, оказалась на его середине. Хрясь! – и всё, «Газель» упала в воду. Однако всё это произошло не случайно: мост подпилили. Пилильщиком мостов был ни кто иной, как председатель Верхнелягушинского сельсовета Константин Никанорович Семиручко. Это был уже не первый мост, который он подпилил, и даже не второй. Вообще, Семиручко не знал, что в Верхние Лягуши едет спецназ. Семиручко охотился на «Ниссан» Ежонкова. Справившись с мостом, председатель сельсовета вернулся назад, в свой любимый насиженный кабинет чинуши. И сразу же получил телефонный звонок. Звонил ему Альфред Мэлмэн, который, сидя в обезьяннике у Соболева, какими-то неправдами выбил для себя телефонный звонок. Мэлмэн говорил шёпотом, но даже его шёпот был исполнен звериной злобы.

- Слушай сюда, жирный слизняк, – зашипел он, как ядовитая змея эфа. – Хватай ноги в руки и дуй в ментуру в Красное! Меня в обезьянник захлопнули. Дашь Соболеву хабаря. Сколько попросит – столько и дашь, усёк?

- Усёк, – булькнул Семиручко, который вообще не хотел куда-либо «дуть». – Еду…

- Не едь! – скрипнула под ухо Клавдия Макаровна. – Ты, вообще, с ними скоро доиграешься – места лишишься и в тюрьму сядешь!

Семиручко всё это прекрасно понимал: да, они бандиты, да, он лишится места и сядет в тюрьму! Но если он не будет с ними – он будет против них – и тогда ему несдобровать. Так как эта толстая и безвкусная Клавдия Макаровна мешала ему спасать свою жизнь, Семиручко в сердцах обозвал её «крысой» и покинул кабинет, потрясая вторым подбородком и жировым фартуком. У председателя сельсовета имелось транспортное средство. Нет, это была не телега и не лошадь, и даже не мопед. «ОНИ» выделили Семиручке добротную «Шкоду Октавию», кузов которой не был ни битым, ни ржавым, ни гнилым. Семиручко держал эту добротную машину в сарае за сельсоветом, и теперь – пришло время выкатить её на свет.

А в то же самое время в Красное ехала отважная команда в составе Недобежкина, Ежонкова, Серёгина и Синицына. С «Запорожцем» на хвосте, они мчались по пыльной грунтовке, желая посетить обезьянник Соболева и побеседовать с изловленными Маргаритой Садальской и лысым Мэлмэном. «Газель» Самохвалова Недобежкин пока оставил у озера, а самого Самохвалова и его команду милицейский начальник послал в рейд по «местам боевой славы» – то есть туда, где лежал в руинах особняк Гопникова, а так же – на Чёртов курган. Пускай, прогуляются, поищут «осликов» и «чёртиков».

Недобежкин ещё пока не знал, как объяснить Соболеву про Хомяковича. Всю дорогу милицейский начальник подбирал слова, но нужных так и не нашёл. Ладно, потом найдёт, ведь Хомякович уже никуда не убежит…

- Моя машиночка… – канючил ему под руку Ежонков, отвоевав для себя место за рулём. – Вся грязненькая, бедняжечка…

Первым делом Недобежкин постановил, что необходимо наведаться к Маргарите Садальской. Её отсадили в отдельную камеру, потому что в общей она вела себя, как разъярённая гадюка, и едва не выдрала соседке глаз. Садальская сидела на нарах, скорчившись в комочек, и кажется, плакала. Заслышав, что в её сторону кто-то шагает, она подняла растрёпанную голову и увидела, что тяжеленная дверь её узилища распахнулась, и из пыльного тёмного коридора вдвигается милицейский начальник Недобежкин и его компания.

- Я всё скажу! – обречённо пискнула Садальская, вперив в Недобежкина умоляющий затравленный взгляд. – Пожалуйста…

- Так-так, – сразу же заинтересовался Недобежкин и уселся на её нары, потеснив Садальскую на край. – Ну-ка, поделись соображениями!

- Если сама не расколется – я её вспушу! – пообещал гипнотизёр Ежонков, расположившись на соседних нарах около Серёгина и Синицына.

- Не надо меня пушить… – заревела Садальская и пустила крокодиловую слезу. – Я… я не виновата… Меня заставили… Меня подставили…

- И кто же тебя заставил-то? – проворчал Синицын. – Ты же ещё в Америке на кого-то пахала?

- Точно, – подхватил Пётр Иванович. – Влезла ко мне в сейф, там пошустрила, потом дело своё из архива свистнула – тоже подставили и заставили?

- Сколько можно водить нас за нос? – напёр Недобежкин. – Кто это там тобой руководит – «ГОГР»?

- Это не просто «ГОГР», – промямлила Садальская и отодвинулась от Недобежкина ещё дальше, чтобы не быть раздавленной. – Меня зовут не Маргарита Садальская. Меня зовут Эмма. Свою фамилию я не могу вам сказать, потому что они найдут меня… Я работала с ними, я была ассистенткой и лаборанткой у профессора Артеррана, который занимался «Густыми облаками».

Вот это номерок! Пётр Иванович раскрыл рот, Синицын – тоже и, кроме того ещё и выпучил глаза. А Ежонков – тот вообще, едва не свалился с нар на пол.

- Не брешешь? – подскочил он к «Маргарите Садальской», которую, оказывается, звали Эммой.

- Нет, зачем мне врать? – всплакнула она и смахнула слезу, подавив охоту сделать этому Ежонкову едкое замечание: «Зубила-то почисть!». – Я и так уже стою на пороге смерти – они меня схватили, а вы помогли мне убежать, но это ненадолго. Я слишком много знаю. Я работала с Артерраном… Я очень гордилась этой работой… Я гордилась тем, что они взяли меня туда сразу после института, – она лепетала так жалостливо, что доброму Петру Ивановичу даже стало жаль её. – Но потом – случилось несчастье. У нас в лаборатории была подопытная горилла по кличке Тарзан. Она… она была смирная, я кормила её с рук, она рисовала картинки. А Артерран – вы знаете, какой он был? Он считал себя гением и никого вокруг себя не замечал. Артерран был авантюристом – считал, что сможет вывести «Гомо Дивизуса »…

- Кого?? – перебил милицейский начальник, который не понимал по-латыни и никогда не слышал такого сочетания: «Гомо Дивизус».

- Гомо Дивизуса, – повторила Садальская – Эмма, размазывая по худым щекам слёзы. – Уберменша , сверхчеловека. Он проводил над Тарзаном эксперименты – хотел, чтобы он поднялся по эволюционной лестнице… Однажды к нему в руки попал этот проклятый триста седьмой образец. Ему приказали испытать его, и Артерран решил испытать эту дрянь на Тарзане. А я в тот день… я покормила его и забыла закрыть клетку на замок… Я уже говорила, что Тарзан всегда был мирным… А тогда – Артерран подошёл к нему с пробиркой, и Тарзан вырвался из клетки…

- И разорвал Артеррана в меленькие кусочки! За это они тебе и мстят? – закончил за Эммочку «суперагент» Ежонков и вскочил с нар. – Я же говорил? Говорил? – пристал он к Недобежкину, выражая на пухленьком личике щенячий восторг. – Америкашку Артеррана сожрала горилла! В архиве Синицына так и сказано! Я – гений, гений! – и запрыгал от радости, как пацан, которому подарили компьютер исключительно для игр.