Глаз урагана

слышать, как великолепно играли иногда самые тупые, ограниченные и сволочные из людей. Значит, невыразимое гнездилось в каждом… А сейчас Гоша был особенно хорош, обрамляя клавишными зиявшие пустоты. Суперстар, как оказалось, слегка перебрал и уже свалил в отель на клубном «линкольне». Наверняка ему и девку подсунули. Тем лучше.

– Покурил? – спросил Марк в самое Гошино ухо, глядя на бокал, который стоял на рояле. В бокале осталось примерно на палец жидкости. И там же плавал окурок сигареты «lucky strike», если только он не ошибался. Но вряд ли он ошибался… Наклоняться и рассматривать этот натюрморт с близкого расстояния он счел неуместным.

Гоша повернулся к нему и сделал большие глаза, лаская клавиши пальцами, форма которых выдавала сладострастие. Потом подозрительно прищурился. Марк прочел на его физиономии пару немых вопросов: «Ты о чем это? Коксу нанюхался, скотина?»

Он решил замять. У него появилось куда более важное дело.

4. ВИНС

Эх, дядя, дядя… Ты был единственным по-настоящему сильным человеком из всей нашей семейки генетических неудачников. Ты выжил во время войны; ты преодолел проклятие рода; ты шел своей дорогой в дохлые времена, не обращая внимания на укусы терзавших тебя собак (верные друзья и, что еще более невероятно, верные женщины зализывали твои раны), – и на финише ты выглядел лучше других. По-моему, ты был просто великолепен.

Ты лежал в гробу безмятежный; на твоем застывшем лице обозначилось даже некое подобие улыбки, и это было так похоже на очередную мистификацию, что мне тоже захотелось улыбнуться, но мой «всадник» тогда еще работал нормально, соответствующий импульс был послан, и я подавил улыбку, трусливо и торопливо сжевал ее, убил в себе чистую радость, получив твое последнее послание. Ты будто говорил мне: «Держись, пацан! Все эти похороны – херня, фальшивка и дешевый спектакль. Будь самим собой. Научись свободно смеяться!»

Неужели действительно было так важно, что подумают обо мне все эти люди, собравшиеся чинно поскорбеть, а затем выпить водочки, поговорить о том, как мало им осталось, увидеть тупик в конце, ужаснуться и снова зажмуриться? А до того они могли принять меня за идиота, кайфолома, бессердечную и неблагодарную тварь. Был повод задаться вопросом: на что же способен этот человечек, улыбающийся над гробом любимого дяди? Я был твердо уверен: хотя бы один из присутствующих состоит в спецкоманде.

…Ты разительно отличался от всех покойников, которых мне приходилось видеть. Не скажу, что у меня богатый опыт по этой части, и хоронил я главным образом стариков и старух, однако ты любому дал бы фору в сто очков. Даже в смерти ты не стал куклой. Я не мог представить себе, что тебя обмывают, потрошат, подвязывают тебе челюсть, кладут монеты на глаза, наряжают, словно жениха перед встречей с костлявой невестой… Впрочем, самое смешное, что так оно и было.

Потом я разглядел у тебя на голове плохо замаскированное отверстие. То ли череп был пробит пулей, то ли остался след хирургического вмешательства.