Игры рядом

икто!

— Я тебе тоже никто, — проговорил Роланд, и я понял, что это правда.

Прошлое… оно… такое хрупкое. Его как будто и нет. Долгие годы я говорил себе, что его нет — что не важно, где и кем я родился, что из себя представляет моя мать, почему я решил ненавидеть то, что отказалось меня любить — и в конце концов, когда я уже поверил в это, оказалось, что прошлое — это что-то большее… Что-то, потерю чего ощущаешь, только когда поздно поворачивать назад. Я слишком многое принимал как данность — только потому, что, мне казалось, слишком многое меня отвергло. У меня отобрали игрушки, принадлежавшие мне по праву, — и я решил, что другие игрушки принадлежат мне так же безоговорочно, как те, первые… И я защищал их… Пока я защищал их, всё было хорошо. А потом я не смог. Мои игрушки умирали, им выпустили кишки, и они умерли, а одной из них прострелили горло арбалетным болтом, а еще одну сейчас, наверное, рвало за палаткой… Рвота течет по ее лицу, смешиваясь со слезами, и я не могу ее защитить. Я могу только ломать чужое, но не защищать свое.

Как Йевелин. Ты заразила меня, Йев, ты, ты…

Мы ведь здесь ради тебя.

Ради тебя, так же как я был ради себя в Черничном Замке… Хотел убить дракона… стать рыцарем твоего сердца… А здесь мы кого убьем, Йев? Кого мы здесь убьем?

— Так что же, мне уйти? — спросил я.

Роланд заколебался. Было очень просто для него сказать мне это тысячью разных слов, но одним — кажется, нелегко. Что ж, я его понимал.

— Хорошо, — проговорил я. — Уйду.

Он просто кивнул — коротко и устало. Мне вдруг стало смешно и горько.

— А что, Рол, — легко улыбнувшись, проговорил я. — Ты ведь всегда хотел занять мое место. Ну и как тебе? Нравится?

Он не улыбнулся в ответ.

— В твоем месте нет ничего хорошего, Эван.

— Это я знаю, — усмехнулся я, хотя мне вдруг отчего-то стало больно. И боль сделалась почти нетерпимой, когда Роланд, помолчав, вполголоса добавил:

— К тому же я не занимал твоего места. К сожалению для меня, это попросту невозможно.

«Не только для тебя, Рол», — подумал я, но не сказал этого вслух.

ГЛАВА 39

Хлопок крышки стола взрывает размеренную тишину. Птицы бьют крыльями, боясь взлететь, но оставаться больше нельзя.

— Как исчез?! Когда?! Безымянный! Как вы допустили?!

На это нечего ответить. На это можно улыбнуться с горькой насмешкой, но ответить — нечего.

Хлопок перевитой пачки бумаг о мраморный стол.

— Ты лучше вот это почитай. Он писал это, похоже, последние несколько лет. Нам следовало внимательнее следить за тем, как он проводит вечера.

— Он говорил, что пишет апокриф…

— Именно. Именно апокриф, что же еще? Ты почитай, почитай. Что он говорит о Проводниках.

— Что-то новое?

— О да. Особенно на последних двух страницах.

— Какое это теперь имеет значение…

— Прочти.

Снова хлопок свертка о стол — раздраженно.

— Ты послал за ним людей?

— Нет.

— Нет?!

Мягко, терпеливо, скорбно, ласково:

— Джевген… Внешний мир полон опасностей. Преподобный Ристан стар,