Homo Super (Рыбка-бананка ловится плохо)

е должны были прожечь прямоугольную дыру в смокинге. Пыляев убеждал себя в том, что два снимка из трех -- фальшивки. Но какие именно? Самое простое -- спросить у Хрусталя. Однако Эдик догадывался, что это против правил игры. До такой степени против правил, что можно было запросто вылететь с площадки.

Миновав зал, в котором продолжался банкет, Борис Карлович увлек Эдика в полутемный лабиринт. У Пыляева руки чесались придушить > в каком-нибудь уютном уголке под вазой с благоухающими орхидеями. Но у него болели сломанные мизинцы...

Поворот, еще поворот. Шум стал отдаленным, как гул в канализационных трубах. В конце концов Хрусталь остановился перед дверью из темного дерева. Сработал дактилоскопический замок.

Когда они вошли, дверь тихо захлопнулась за ними, зажегся свет, смягченный абажурами. Эдик осмотрелся. Ковры, дубовые панели, бронза подсвечников, книжные шкафы до потолка, изогнутая лестница, ведущая на балкон. Антикварный стол с зеленым сукном. Ряды полок, исчезающие во мраке... В общем, помещение представляло собой нечто среднее между кабинетом, библиотекой и домашним музеем. Экспонатов тут было множество -- от обломков каменных плит с рунами и зейдовых жезлов до акварелей Шикльгрубера с видами Вены. Эдик был приятно удивлен, обнаружив на столе детективные > со своими опусами. Потом до него дошло, что Хрусталь вовсе не наслаждался макулатурой, а изучал структуру его личности.

Но главным экспонатом в этом собрании была мумия, заботливо усаженная в инвалидное кресло. За спинкой стоял Глаз, торжественный, как распорядитель на похоронах, и, очевидно, польщенный тем, что ему доверили мумию покатать. Взгляд Пыляева переполз ниже -- на седые букли, стеклянные пуговицы, пришитые к векам, и губы, провалившиеся в рот.

Хрусталь приблизился к креслу, поднял высохшую руку мумии и поцеловал.

-- Дорогая, разреши представить тебе нашего зятя...

-- Ну, наконец-то! -- ляпнул Эдик невпопад. -- Здравствуй, мамуля!

Мумия ожила.

-- Веди себя прилично, Эдик! -- пожурила она его с видом старой, впавшей в маразм учительницы.

-- Как же мне вас называть?

-- Лучше Ксения Олеговна.

-- Не очень-то вы похожи, -- заметил он, имея в виду Элеонору и прикидывая, как будет выглядеть его жена лет через тридцать. Впрочем, его интерес был чисто абстрактным -- он, конечно, не думал, что протянет так долго.

-- Оставь нас! -- приказала Ксения Олеговна Глазу, но Борис Карлович тоже принял это на свой счет и послушно направился к выходу. -- Я побеседую с ним наедине. * * *

Когда дверь захлопнулась, Эдик почувствовал себя намного свободнее. Женщина-инвалид не внушала ему ни малейших опасений. Единственное, чего ему не хватало, так это хорошего глотка спиртного.

-- Я тут познакомился с одной мамочкой... -- начал он.

-- Ничего удивительного, -- перебила его Ксения Олеговна, обнаруживая скрытые в дряхлом теле эмоции. -- Непорочное зачатие. Эта сучка дешево отделалась. А я вынашивала и рожала.

До Эдика не сразу дошло, что >