Дорога затмения

Одежды уже сбрасывала и героиня весьма поэтичной, но малопристойной баллады.

— Ю, — прокричал старший лучник, перекрывая шум, — зачем тебе петь о том, что ты можешь увидеть воочию? Погляди на Фео. Она готова на многое и попискивает куда приятнее, чем твоя лютня!

— Да, Ю, — усмехнулась Фео, — я уж сумею тебе угодить! — Будучи в меру пухленькой и миловидной, эта женщина отличалась веселым нравом и недотрогой отнюдь не слыла. Ее мужу перевалило за пятьдесят, но он все еще хотел иметь сыновей и потому смотрел сквозь пальцы на шашни супруги. — Временами мужчине следует браться за что-нибудь более стоящее, чем рукоять его боевого меча.

Ее слова сопровождались одобрительным ревом гуляк, шутники тут же принялись строить предположения, за что, кроме веника и горшков, следует изредка браться и женщинам. Одна из острот была особенно уморительной, и Ю А невольно расхохотался.

— Ю, — шепнула Фео, подаваясь к нему. В темных глазах ее плавали призывные искры.

Выругавшись, капитан отшвырнул лютню и сгреб пышногрудую прачку в охапку. Под свист и гиканье окружающих Ю А вынес свою добычу во двор. Там, в темноте, чередой торопливых резких толчков бередя горячую женскую плоть, он попытался себя убедить, что его многоопытная партнерша куда привлекательнее угрюмой затворницы, томящейся в одиночестве наверху, и в момент бурного обоюдного извержения, похоже, достиг своей цели.

К тому времени, как в нижнем зале комендатуры появился одетый в черное человек, веселье уже угасло. Гуляки разбрелись кто куда, в углах помещения мирно посапывали пьянчуги, хватившие лишку. Поднявшись по лестнице к покоям Чи-Ю, Сен-Жермен в нерешительности остановился. Его свободное египетское одеяние плохо гармонировало с высокими византийскими сапогами, но он был обеспокоен не этим. Ему вдруг представилось, что позднему гостю тут вряд ли обрадуются, однако отступать не хотелось. Узкая кисть вскинулась и решительно постучала в местами вытертую до рыжины красную дверь.

— Кто? — прозвучал резкий вопрос.

— Ши Же-Мэн, — отозвался гость. — Вы хотели видеть меня.

— Это было в обед, — донеслось из-за двери. — Уже слишком поздно.

— Я не мог оставить лабораторию, — пояснил Сен-Жермен, несколько вуалируя истинную причину задержки. — В одном из тиглей шел сложный процесс. — Теперь можно было уйти, но он не двинулся с места.

В нижний зал вкатились три ополченца, крикливо требуя наполнить их чаши вином. Какой-то пьянчуга зашевелился и громко рыгнул, троица побежала к нему.

Дверь отворилась.

— Да заходите же! — прошипела Чи-Ю. — Не хватает, чтобы они вас увидели.

Сен-Жермен быстро шагнул в покои военачальницы и уже там спокойно сказал:

— Вам нечего опасаться. Сейчас мимо них можно провести и слона. Никто ничего не заметит.

Чи-Ю наморщила лоб.

— То-то и плохо. Я рада, что поставила у ворот надежных людей. Они, случись что, хотя бы поднимут тревогу, которая, впрочем, ничему не поможет. Мы совершенно небоеспособны.

Китаянка поежилась и поплотней запахнула свой тонкий халат. Проблеск молнии на мгновение затопил комнату призрачным светом.

— Мне следовало прийти раньше, — сказал Сен-Жермен, чтобы что-то сказать.

— Возможно, да, а возможно, и нет, — рассеянно пробормотала Чи-Ю, вслушиваясь в дальние рокоты грома. — Я весь вечер читала.

— Что-нибудь увлекательное?

Она указала на свиток, белеющий под бумажным настольным фонариком.

— Мо-Цзы.

— Мо-Цзы, — повторил он, исподволь наблюдая за ней, благо его собственное лицо оставалось в тени. — Мо-Цзы. Мыслитель, осмелившийся критиковать Канга Фу-Цзы, ненавидевший агрессивные войны. Что вы читали? Его трактат о вселенской любви? Или что-то другое?

Чи-Ю взглянула на него с изумлением:

— Вы знаете наших классиков?

— Разумеется, и не только. Вас это удивляет?

Сен-Жермен сделал шаг к столу. Свет фонариков наконец озарил его гладкий лоб и тонкий прямой нос с чуть искривленной горбинкой. Чи-Ю вспыхнула, заметив, что губы гостя кривятся в ироничной усмешке, и только тут осознала, что почти не одета.

— В инородцах — да.

Она принялась сворачивать свиток, потом, приостановившись, сказала:

— Я читала от том, как Мо-Цзы ходил по деревням, обучая простых селян приемам борьбы с наседавшими на них со всех сторон приспешниками мелкопоместных князьков, поглощенных междоусобными сварами. Мне казалось, что в его наставлениях я смогу отыскать что-то полезное и для нас.

— Ну и как? Отыскали?

— Очень немногое. Пригодное разве на то, чтобы дать занятие земледельцам.

Китаянка вздохнула, перевязывая свиток шелковой лентой, потом с некоторой заминкой спросила:

— Скажите все же, почему вы пришли так поздно?

— Я ведь уже говорил, что меня задержали дела. — Он улыбнулся. Неожиданно для себя и не вполне понимая чему. Тон китаянки был очень серьезен.

Убедившись, что свиток надежно свернут, Чи-Ю уложила его в футляр, который незамедлительно был помещен на высокий стеллаж. Ее вдруг охватило смущение, острое и беспричинное, словно в детстве, но смешанное с незнакомым доселе ощущением странного удовольствия. Китаянка переплела пальцы рук, затем с нарочитой непринужденностью разняла их.

— Ши Же-Мэн…

— Да?

Она отвернулась к окну.

— Скажите мне прямо. — Ее на миг ослепила молния, проскочившая сквозь облака. — Наша застава способна выдержать натиск монголов?

— Настоящий натиск? — спросил он сочувственно, испытывая огромнейшее желание погладить ее по щеке. — Боевой конницы, а не дозорных отрядов?

— Именно так. — Голос Чи-Ю потонул в грохоте грома.

— Гроза приближается, — сказал Сен-Жермен и, помолчав, уронил: — Нет, не способна. — Заметив, как дрогнули губы воительницы, он наклонился к ней через стол. — Вы спросили меня, я ответил. Или мне нужно было солгать?

— Нет, — выдохнула Чи-Ю, опускаясь на стул и охватывая руками колени. «Ты узнала то, что хотела узнать, — подумалось ей. — Ответ совпадает с твоей оценкой. Почему же в тебе сейчас все сотрясается от безысходной горечи и тоски?»

Словно прочтя ее мысли, инородец сказал:

— Не порицайте себя, дорогая. Трудно смотреть в лицо реальности, но это необходимо, если ты хочешь ее превозмочь. Утешьтесь, вы делаете все, что возможно, и куда лучше других. — Чи-Ю весьма удивилась бы, узнав что «другие» — это многие знаменитые полководцы разных стран и разных времен.

— Но этого мало! — возразила она. — Ши Же-Мэн, я попала в капкан, из которого выхода просто не вижу! Что мне делать? Отправить селян в горы? Но там их постепенно прикончат либо разбойники, либо зима. Велеть земледельцам бросить свой скарб и укрыться в Бей-Bo? Но и в Бей-Bo им жизни не будет. Они не знают ремесел, для них там нет места. Да и потом, кочевники все равно придут в города…

Крик пьяного за окном заставил Чи-Ю примолкнуть. Когда караульные утихомирили скандалиста, китаянка заговорила опять:

— Защищая свой дом, урожай или живность, человек не опустит оружие. А на чужой стороне за что ему умирать?

Бледный свет луны, выглянувшей из-за туч, выбелил смуглое лицо китаянки, делая его странно безжизненным.

— Чи-Ю, — спросил Сен-Жермен, — чего вы сейчас добиваетесь?

Она прикусила губу и прошептала:

— Не знаю.

— Хотите, я притворюсь, что все хорошо? Уймет ли это хотя бы на время вашу печаль?

Оглушительный удар грома расколол перевал, раскаты его заметались в долинах.

— Нет, не надо, — поморщилась Чи-Ю. — Притворство тут не поможет. — Она задумчиво глянула на луну, как на маяк, указующий спасительный путь. — Я провела всю свою жизнь среди военных. Такова уж моя судьба. Но мне по душе и звуки струн, а порой я зачитываюсь стихами. Иногда я сожалею, что вокруг меня так мало изящного. У вас же все по-другому. В грубом доме, где вы сейчас проживаете, столько по-настоящему красивых вещей…

— И что же? — насторожился Сен-Жермен.

Ему вдруг припомнилась жадная физиономия Хао Сай-Чу, тонкого, как оказалось, ценителя византийских мозаик. Он постарался скрыть свое раздражение, но Чи-Ю ощутила его.