Вместо смерти (СИ)

- Что же, жизнь закончена. Надо как-то по-тихому умереть…

Сказав это, он поднялся, пошел в туалет на ощупь, по пути наткнулся на тумбочку Василия Павловича. От грохота сопалатники бедняги проснулись, уяснив ситуацию, понесли его на кровать, уложили, и тут Владимир Васильевич обильно описался. Павловичи принялись искать белье, чтобы переодеть его, но не нашли, как и дежурную медсестру. Впрочем, та скоро явилась, сонная и недовольная, серая лицом от постоянного недосыпа (кроме этой больницы, она работала и в другой – ей, незамужней, надо было «одеваться», да и сын был оболтусом). Позевав, поменяла матрац и белье и, посоветовав позвонить насчет сменной одежды родственникам Павла Васильевича, удалилась по своим делам, то есть ушла ночевать в своей каморке, стены которой были облеплены ликами святых. Под ее халатом Василий Павлович углядел роскошный бюстгальтер, попахивавший духами «Черная Орхидея» и вспомнил Аллочку: людские жизни шли к своим концам всеми возможными тропами, часто грешными, и потому без изображений путеводных святых мало кто обходился.

Родственников у Владимира Васильевича Веретенников было много, однако дети и внуки жили в США, в самом Сан-Франциско, в Москве же обитала одна набожная сестра Анна, усердно посещавшая все молитвы и проповеди, и потому постоянно занятая для людей. Сообщив ей ситуацию, Павловичи уселись у кровати Веретенникова, и тут Василий Павлович обратил внимание, что правая нога Владимира Васильевича лежит как-то неестественно.

- Да у него перелом головки бедра! - догадался Владимир Павлович и побежал искать дежурного врача. Была уже суббота, и тот нашелся нескоро. Спустя час врач отправил Владимира Васильевича на рентген, перелом головки подтвердился, причем владельцу ее единственный раз за текущий год повезло – перелом оказался хирургически несложным.

Операцию везунчику сделали через три дня. К этому времени появилась сестра Анна со сменной одеждой, яблоками и подсохшими апельсинами. Еще она принесла лик какой-то святой; в тыльной части иконки в особых застекленных витринках находились кусочки смолы и еще что-то. Позже Аллочка, сказав, что это иконка святой Матроны московской, принесла клочок бумажки с молитвой, вот ее текст:

«О блаженная мати Матроно, услыши и приими ныне нас, грешных, молящихся тебе, навыкшая во всем житии твоем приимати и выслушивати всех страждущих и скорбящих, с верою и надеждою к твоему заступлению и помощи прибегающих, скорое поможение и чудесное исцеление всем подавающи; да не оскудеет и ныне милосердие твое к нам, недостойным, мятущимся в многосуетнем мире сем и нигдеже обретающим утешения и сострадания в скорбех душевных и помощи в болезнех телесных: исцели болезни наша, избави от искушений и мучительства диавола, страстно воюющаго, помози донести житейский свой Крест, снести вся тяготы жития и не потеряти в нем образ Божий, веру до конца дней наших сохранити, упование и надежду на Бога крепкую имети и нелицемерную любовь к ближним; помози нам по отшествии из жития сего достигнути Царствия Небеснаго со всеми угодившими Богу, прославляюще милосердие и благость Отца Небеснаго, в Троице славимаго, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь».

Молитву с иконкой Петров сунул в карман и тут же забыл о ней.

Спустя неделю Василия Павловича выписали с условием, что он приедет через месяц на повторное обследование и всякое такое. В фойе больницы он столкнулся с Аллочкой. Та, оглянувшись по сторонам, зашептала:

- Веретенников исчез! Исчез слепой и хромой! Средь бела дня!

- Как исчез? – удивился Василий Павлович, млея от воспоминаний о проведенном с девушкой времени.

- В воскресенье. Один наш больной видел, как его без всяких там грубостей усаживали в дорогую легковую машину.

- А в милицию вы заявляли?

- Заявляли. Следователь приезжал, всех опросил, и получилось, что Владимир Васильевич Веретенников давно задумал покончить с жизнью, звонил кому-то, и кто-то слышал разговор, по которому выходило, что он нашел, то, что хотел, премного доволен и даже выпил по этому поводу.

Василий Павлович размышлял об услышанном, пока ему не сообщили, что ПСА у него угрожающе увеличилось.

*** Простатический специфический антиген (ПСА) — , определение которого проводится в , применяющийся для диагностики и наблюдения за течением и .

3.

Дома было тоскливо. На него смотрели, как на живой труп. Эти жалостливо-тоскливые взгляды убивали быстрее рака, они впрыскивали в него острое желание умереть скорее, скорее исчезнуть, чтобы никого не видеть и чтобы его, Василия Павловича, никто не видел. Чтобы хоть как-то забыть обо всем, он запирался в своей комнате, названивал старым знакомым, друзьям, сослуживцам, рассказывал им о своем счастливом пенсионерстве, о даче, о винограде, который в этом году обильно плодоносил. Однажды он позвонил какому-то Коляну, видимо, когда-то близкому другу. Слово за словом выяснилось, что этот Колян ныне Николай Егорович Копылов, генерал-майор полиции, бывший сослуживец и чуть ли не дальний родственник.

Василий Павлович, не желая заканчивать разговора с бывшим первейшим другом, после обычных слов спросил его о пропаже из больниц и собственных квартир смертельно больных людей. Николай Егорович тут же выложил ему статистику по городу Москве, из которой следовало, что бесследно исчезают ничтожная часть смертельно больных, и эта ничтожная часть в 13,5 раз меньше количества бесследно исчезающих здоровых людей.

Василий Павлович усомнился – в благодушном голосе Николая Егоровича отчетливо звучала служебная фальшь, изрядно подправленная укорительными нотками («Ну зачем ты об этом! Если бы ты знал, как я занят»). Николай Егорович, застеснявшись этой фальши, сделал небольшую паузу для приведения чувств в нормальное состояние и сказал, что знает, что Василий Павлович серьезно болен, и потому, видимо, боится, что его похитят, чтобы безвременно разобрать в каком-то подвале на шашлыки, начинку для пирожков или просто органы. И потому устроит ему встречу с человеком, а именно полковником Иваном Арнольдовичем Андерсеном из Особого отдела, знающим об исчезновении больных более чем кто-либо, потому что именно этим он занимается в течение более чем двух лет.

Встреча была назначена на следующий день. Василий Павлович всеми фибрами души почувствовал, что она коренным образом изменит оставшиеся десять месяцев его жизни.

4.

Встреча состоялась в узбекской подвальной забегаловке, и никого в ней, кроме них и бармена не было. Иван Арнольдович был коренаст и строен, его улыбчивое лицо привлекало внимание шрамом на левой скуле. Они уселись у стены с пыльным тусклым бра, заказали самсы и стали друг друга разглядывать. Через минуту такого разглядывания Василий Павлович, осел на стуле и знаком попросил принести пару пива. По эволюции выражения глаза Андерсена, он понял, что тот правды, скорее всего, не скажет, а станет рассказывать «сказки». Раковые больные щепетильностью не отличаются, и Петров сразу об этом заявил:

- Решили мне ничего не рассказывать? Изучив мою физиономию?

- Да я с самого начала не собирался вам докладывать служебные сведения. Они под грифом «Секретно» или в лучшем случае «ДСП».

- А что хотели рассказать? «Принцессу на горошине»? Или «Щелкунчика»?

- Нет, конечно. Я просто хотел вам обрисовать ситуацию в интересующей вас области.

- Рассказывайте.

- Как вы понимаете, общество постоянно будоражат самоубийства смертельно больных наших сограждан. В иной месяц в Москве и ближнем Подмосковье из окон выбрасывается по десятку и более человек. К узакониванию эвтаназии наше общество не готово ни морально, ни юридически…