Проклятье ведьмы (ЛП)

Я решил подождать его и, пройдя в лавку, стал рыться в книгах. Прошел час, и я начал беспокоиться. В конце концов вернулся в кладовую и, открыв дверь, громко его позвал. Странно, но было такое ощущение, что мой крик заглох на границе с травой. Я позвал снова и, не получив ответа, решил идти за ним по протянутой веревке. Конец ее был надежно привязан к массивной ножке тяжелого стола.

Нырнув в траву, сначала шел легко и быстро, но потом стебли стали толще и гуще, и я с трудом прокладывал путь.

Вскоре меня охватило чувство затерянности и тоски. Что-то несомненно было дьявольское и нечистое в этом месте. Вскоре я увидел, что веревка оборвалась — зацепилась за колючий куст. Вероятно, Канаван не заметил этого и пошел дальше, держа оторванный конец в руке.

Я остановился и, приставив ладони рупором ко рту, крикнул. Мой крик увяз, утонул в зарослях. Это испугало меня, но я двинулся дальше. Теперь приходилось расчищать себе путь руками.

Пот заливал глаза, голова болела. Внезапно почувствовал, что не один в траве. Волосы встали дыбом — кто-то или что-то явно подползало ко мне сзади, и я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Страх вдруг сменился вспышкой ярости. Я страшно разозлился на Канавана, на проклятый двор и на себя. Сейчас докопаюсь до корней этой дьявольщины. И, резко обернувшись, бросился туда, где притаился мой преследователь.

Гнев перерос в леденящий ужас.

В тусклом, с трудом пробивавшемся сквозь толстые густые заросли солнечном свете я увидел Канавана, стоявшего на четвереньках, похожего на зверя, приготовившегося к прыжку. Очков на нем не было, одежда изорвана в лохмотья, безумная усмешка искажала рот в полуоскале. Из горла вырывался звук, похожий на глухое рычание.

Я застыл как парализованный, молча уставясь на него. Канаван смотрел на меня, и в глазах его не было даже проблеска узнавания.

— Канаван! — крикнул я, опомнившись. — О, ради Бога, Канаван, вы меня не узнаете?

Он ответил глухим рычанием. Его тело напряглось в преддверии прыжка.

Подгоняемый диким страхом, я бросился прочь. Страх придал мне новые силы. Не чувствовал, как больно хлестали меня стебли, как ранили острые колючки. Все мои усилия сконцентрировались на одном — я должен был выйти отсюда, из этих дьявольских зарослей, убежать от чудовища, которое преследовало меня. Я задыхался. Ноги слабели. И вдруг меня поразила мысль, что бегаю кругами.

Наконец я вырвался на опушку травяных джунглей. Передо мной лежало открытое пространство, а за ним — дом Канавана.

Не останавливаясь, задыхаясь, я добежал до двери. По непонятной причине был уверен, что преследователя не остановит открытое пространство, но даже не обернулся, чтобы удостовериться в этом.

В гостиной я бросился в кресло.

Наконец дыхание успокоилось, хотя ужас, сковавший меня, не отпускал. Вспоминая налитые нечеловеческой злобой глаза Канавана, я понимал, что его мозг не только претерпел изменения в связи с каким-то шоком, но полностью разрушен, теперь лишь смерть будет для него вероятным избавлением.

Мучаясь дурными предчувствиями, я вызвал полицию и «скорую помощь».

Что за этим последовало, включая непрерывные допросы, оставило меня в состоянии нервного коллапса.

С полдюжины полицейских с полчаса прочесывали волны бурых зарослей, но не нашли и следов Канавана.

Они были возбуждены, злы и чем-то сконфужены. Заявили, что ничего не увидели и не услышали в траве за исключением прятавшейся там бродячей собаки, которая избегала встречи, но время от времени они слышали ее рычание в зарослях.

Я открыл было рот, но вовремя одумался и промолчал. Полицейские и так смотрели на меня с откровенным подозрением, будто считали, что я не в своем уме.

Предупредив, что, возможно, меня вызовут для дальнейшего допроса и что мои собственные владения могут тоже подвергнуться обыску, они с неохотой разрешили мне уйти.

Канаван был занесен в список пропавших людей. Мол, внезапно потеряв память, он покинул свой дом. Такое случается сплошь и рядом.

о я не успокоился.

После шести месяцев методичной работы в библиотеке местного университета, я откопал кое-что. Это могло пролить свет на случившееся, хотя идея казалась мне весьма фантастической.

Заголовок тоненькой рукописи 1695 года гласил: «Смерть Гуди Ларкинс, ведьмы».

Как рассказал древний автор, соседи обвинили Гуди Ларкинс в том, что она обратила заблудившегося ребенка в дикого пса. Тогда, после Салемского процесса, ведьм хватали направо и налево. Гуди приговорили к смерти. Вместо сожжения ее завели в болотистые дебри и пустили по ее следу голодных псов.

Когда те настигли Гуди, она крикнула так, что было слышно ее соседям, которые возвращались домой:

— Будь проклята эта земля, а тот, кто попадет сюда, превратится в зверя, загрызшего меня!

Я исследовал старинные карты и обнаружил, что земля за домом Канавана как раз и есть то место, где погибла ведьма.

Я никому ничего не сказал. И только один раз вернулся к проклятому месту. Был холодный осенний день, под ветром шелестела бурая трава. Не знаю, что привело меня сюда — чувство долга по отношению к Канавану или последний проблеск надежды. Но как только подошел к опушке зарослей, понял, что совершаю ошибку.

Я молча смотрел на почерневшие обрубки яблонь, притихшие заросли ежевики и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Несмотря на страх, еле удержался от внезапного противоестественного импульса броситься в заросли. Что-то неудержимо подталкивало меня пойти, затеряться в зарослях, кататься в траве, сорвать с себя эти ненужные тряпки, бегать там с голодным воем в ожидании добычи.

Я бросился прочь. Как сумасшедший прибежал домой и заперся на все запоры