Драма в кукольном домике (Когда часы бьют полночь...)

Игрушка с откидывающимся фасадом превратилась в настоящий дом с множеством комнат и лестницами, только увиденный как бы в перевернутый бинокль.

— А дальше что? — пробормотал мистер Диллет, пристально вглядываясь в освещенные окна. И хотя он мог поклясться, что они были завешены портьерами, ему было видно все, что происходило внутри.

Не спали только в двух комнатах. В одной из них, на втором этаже, горел камин. Зато в столовой на первом этаже, справа от двери, были зажжены все свечи. На столе стояла бутылка вина и несколько бокалов. Мужчина в голубом атласном костюме и женщина в парчовом платье сидели рядом и, облокотясь на стол, мирно о чем-то беседовали, время от времени надолго умолкая. Вдруг мужчина встал, подошел к окну и выглянул, приложив руку к уху и как будто к чему-то прислушиваясь. Постояв так некоторое время, он закрыл окно, быстрыми шагами пересек комнату и исчез из поля зрения. Женщина вынула из серебряного настенного канделябра тонкую восковую свечу и на несколько мгновений застыла посреди комнаты в раздумье. У нее было неприятное лицо — широкое и плоское. Казалось, она борется с охватившим ее страхом. Мужчина вернулся, передал ей что-то — мистер Диллет не смог разглядеть, что именно, и она выбежала из комнаты. Мужчина медленно открыл парадную дверь, вышел на крыльцо, огляделся по сторонам и, заметив слабо мерцающий свет в комнате на втором этаже, вдруг энергично погрозил кулаком в ту сторону.

Мистер Диллет перевел взгляд наверх. Там около камина стояло кресло, в котором дремала сиделка. Старик, лежащий на широкой кровати, не спал; глаза его были открыты, а пальцами он беспрестанно перебирал бахрому покрывала. Дверь позади кровати открылась, на потолке заиграли пятна света, и в комнату вошла женщина. В одной руке она несла свечу, а в другой держала откупоренную бутылку причудливой старинной формы. Поставив свечу на стол, женщина подошла к камину и разбудила сиделку. Та взяла бутылку, вылила часть содержимого в серебряную кастрюльку, добавила сахар и специи, размешала и поставила кастрюльку на огонь. Старик, внимательно следивший за ними, еле заметным движением руки подозвал к себе женщину. Женщина с улыбкой подошла к нему, обхватила пальцами его запястье, стала считать пульс и, словно встревожась, прикусила губу. Во взгляде старика появилось беспокойство, он слабо махнул головой в сторону окна и что-то сказал. Женщина кивнула, приоткрыла створки, выглянула и прислушалась. Как и старик, она казалась чем-то обеспокоенной, только беспокойство ее было ненатуральным. Повернувшись к кровати, она покачала головой, при этом старик тяжело вздохнул.

Тем временем, из кастрюльки пошел пар, сиделка сняла ее с огня, налила горячий напиток в серебряный кубок с двумя ручками и направилась к кровати. Следом за ней подошла женщина. Сиделка передала кубок женщине и приподняла старику голову. Старик слабо сопротивлялся, пытаясь оттолкнуть ее руки, но женщина приставила кубок к его губам и заставила сделать несколько больших глотков. После этого сиделка бережно опустила голову старика на подушки, а женщина вышла, захватив кубок, бутылку и серебряную кастрюльку. Казалось, старик задремал. Сиделка вновь устроилась в своем кресле, и в комнате воцарилась тишина.

Вдруг старик рывком приподнялся в кровати и издал жуткий крик. Кровь прилила к его лицу так, что в полумраке оно казалось черным. Глаза помутнели, черты лица исказились, на губах появилась пена.

Сиделка вскочила, заметалась по комнате и бросилась звать на помощь. Тут же вернулась, и, обхватив старика обеими руками, попыталась его успокоить. Безрезультатно. К тому моменту, как в комнате появилась женщина, ее муж и слуги с перепуганными лицами, все было кончено: старик изогнулся в последней судороге и затих; черты лица, искаженные агонией, разгладились, и тело обмякло на руках у сиделки.

Прошло еще какое-то время, и к дому подъехал экипаж с зажженными факелами. Из него проворно выскочил джентльмен в парике, одетый во все черное. В руке он держал небольшой кожаный саквояж. Супруги встретили его на крыльце. Она — поминутно прикладывая платок к глазам, и он — с приличествующим моменту скорбным выражением лица. Ночной гость поставил саквояж на стол и, сочувственно кивая, выслушал рассказ о трагическом происшествии. Затем решительно покачал головой, видимо, отклоняя предложение отужинать и остаться на ночлег, медленно сошел вниз, сел в экипаж и уехал. Мужчина проводил гостя взглядом, и презрительная усмешка скользнула по его губам. Огни экипажа скрылись за поворотом, и сцена погрузилась во мрак.

Однако мистер Диллет ждал продолжения и, как выяснилось, не напрасно. Дом снова ожил. Только на этот раз ярко осветились витражи в часовне и небольшая комната под самой крышей. Под своды часовни вытянулся украшенный резными башенками орган с золотыми трубами, на тяжелых отполированных до блеска скамьях лежали красные подушечки. Пол был выложен плитами черного и белого камня. Часовня освещалась четырьмя толстыми витыми свечами по углам постамента, на котором стоял гроб, покрытый черным бархатом.

Кровь застыла в жилах у мистера Диллета при виде этой мрачной картины. От сквозняка края покрывала на гробе колыхались, приоткрывая серебряную табличку с именем. Одна из свечей покачнулась и упала, и это вывело мистера Диллета из оцепенения. Он заглянул в детскую. Няни там не было, зато с детьми находились родители. Они были одеты в траур, но настроение у них было явно не траурное. Напротив, они оживленно беседовали друг с другом, шутили с детьми, и, судя по их лицам, в комнате то и дело раздавались взрывы хохота. Но вот глава семейства на цыпочках вышел из комнаты, сдернул с крюка покрывало и тщательно прикрыл за собой дверь. Спустя две минуты дверь медленно отворилась, в комнате появился закутанный в белый саван призрак и, раскинув руки, направился к детским кроваткам. Дети завизжали от ужаса и бросились к матери. Тут из-под савана показалась довольная физиономия отца. Родители принялись успокаивать детей, усадили их к себе на колени, и развернули злополучное покрывало, убеждая перепуганных насмерть ребятишек, что никакого призрака внутри не осталось; просто это была веселая папина шутка. Наконец, дети улеглись; родители, пожелав им спокойной ночи, удалились, в комнату вошла няня, и вскоре свет погас.

Мистер Диллет затаил дыхание.

Дверь в детскую вновь приоткрылась, и проем осветился. Только теперь свет был мерцающий, тусклый и какой-то безжизненный.

Дойдя в своем рассказе до этого места, мистер Диллет обычно надолго умолкает. Воспоминание причиняет ему душевную боль.

Существо, похожее на лягушку, но размером с человека — вот что появилось в дверном проеме. Голова существа поросла редким седым волосом. Мгновение помешкав, существо проскользнуло внутрь. Детские крики — слабые, но беспредельно отчаянные, донеслись до мистера Диллета.

И тут же весь дом пришел в движение: огни то вспыхивали, то гасли, двери распахивались и захлопывались, в окнах мелькали силуэты людей. Часы на конюшне отбили полночь, и все стихло.

И все-таки дом осветился еще один, последний раз. На площадке перед парадным входом в два ряда стояли мрачные черные фигуры с зажженными факелами. Они освещали путь медленно спускающейся с лестницы веренице людей, над головами которых, покачиваясь, плыли два небольших гробика. Дул резкий ветер и кровавые отсветы пламени факелов плясали на стенах старинного особняка белого камня. Наконец, спуск был закончен, и скорбная процессия в молчании скрылась за дверьми часовни.

Мистеру Диллету казалось, что рассвет никогда не наступит. В изнеможении он откинулся на подушки, но не сомкнул глаз до самого утра. А утром послал за врачом. Врач нашел у него нервное расстройство и рекомендовал морской воздух. До тихого курорта на восточном берегу мистер Диллет не спеша добрался на своем автомобиле. И первым, кого он там встретил, был мистер Читтенден, супруге которого доктор также посоветовал сменить обстановку.

— Похоже, вы потрясены, мистер Диллет. Что? Да, скорее всего, ужасно потрясены. Ведь мы с моей бедной женой сами прошли через это. Да, я продал его вам, мистер Диллет — а что мне оставалось делать? Вот вы бы смогли выбросить такую вещь? Или нужно было предупреждать покупателей о том, что я продаю им душераздирающую драму из старинной жизни с живыми участниками; начало еженощно в полночь? Ну, что вы скажете? А знаете, что произошло бы, оставь я это у себя? Мировой судья располагается в моей гостиной, нас с миссис Читтенден усаживают в экипаж, везут в желтый дом, и любой проходимец показывает на нас пальцем: «Я всегда говорил — пьянство до добра не доводит». А ведь я не пью, вы же знаете; ну, скажем, почти не пью. Что? Обратно в магазин? А как вы думаете? Нет, поступим следующим образом: я верну вам ваши деньги, за вычетом десяти фунтов, которые я за него отдал, и делайте с ним, что хотите.