Маленькая девочка, которая стучится в дверь

— Прятки в песочнице, — сказала маленькая девочка.

И улыбнулась так, словно одурачила меня.

Элис громко засмеялась.

— Да, — сказала она. — Прятки в песке.

Она была никуда не годной лгуньей. Помоги ей Господь.

Элис умолкла, как только увидела выражение моего лица.

— Ха-ха, — сказала я, — после обеда посмотрю, во что вы там играете. Так что, надеюсь, это будет хорошая игра.

Они некоторое время молчали. Элис доела суп и намазала себе бутерброд.

Маленькая девочка увидела, что я за ней наблюдаю. Она взяла кусок хлеба и принялась его мусолить. Зубы у нее были белые. Такие же белые, как кожа.

— Где ты живешь? — спросила я. — Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

— Меня зовут Дора, — сказала она. — Я живу в большом доме на Уайльд-стрит.

— Вы только что переехали? — спросила я.

Мне показалось, она сейчас улыбнется. Но она сдержалась.

— О нет, — сказала она. — Я уже долго там живу.

Я спросила, живет ли она с родителями.

— Я их навещаю, — сказала она. И обернулась к Элис: — Ты уже поела?

Я велела ей не торопить Элис. Она ответила, хорошо, мэм. Она начинала действовать мне на нервы.

Когда дети пошли играть, я поняла, что за весь обед Дора съела только кусочек хлеба. Даже не притронулась к стакану молока, который я перед ней поставила. Точно так же, как к пирогу, салату и сыру. Вот тогда я должна была догадаться. Столько всего уже произошло. Что же такое было со мной?

Закрыв за девочками дверь, я обнаружила ту же самую черную землю на линолеуме. Наверное, она насыпалась с сандалий Доры. Земля была такая черная. Я понюхала ее. Знакомый запах, но не вспомнить, откуда я его знаю. В тот момент не смогла вспомнить. Я выбросила землю в мусорное ведро и вымыла руки.

Вечером я рассказала о девочке Джо.

— Ну, если она тебе не нравится, скажи, чтобы не приходила, — посоветовал он. — Вот и все.

— Но как я могу…

— Скажи, и все, — повторил он.

— Прямо так и сказать? Слушай, Дора, иди-ка ты домой?

— Это ее так зовут?

— Да.

— Просто скажи, чтобы больше не приходила. Вот и все.

— Как бы ты себя почувствовал, когда был ребенком, если бы тебе велели идти домой?

— Я бы пошел домой. Дай мне почитать.

Он уткнулся в свою газету. Я поднялась наверх, чтобы уложить Элис, которая как раз заканчивала чистить зубы. Она легла в кровать, и я включила ночник.

— Не надо, мама, — сказала она.

— Что за новости? — удивилась я. — Ты больше не боишься темноты?

— Дора говорит, что темнота — это приятно.

Вот тогда-то я и забеспокоилась. Конечно, не бояться темноты хорошо. Но кто скажет, что темнота — это приятно? Уж точно не пятилетняя девочка.

Я поцеловала ее на ночь и пошла вниз. Рассказала Джо.

— Ну прямо чудеса какие-то, — сказал он. — Мы едва ли не с пеленок пытались ей объяснить, что темноты не надо бояться. И что же происходит? Появляется эта малявка, и…

Он засмеялся.

— Хватило одного дня, — сказал он. — Одного дня.

На следующее утро я готовила завтрак. Выглянула в окно и увидела на песочной куче бескозырку Элис.

Я вышла в утреннюю прохладу. Микки выбрался из будки и встряхнулся. Я потрепала его по голове.

Подняла бескозырку. На влажном песке были какие-то знаки. Я присмотрелась. Многоугольники, точки и завитушки повсюду. Я протянула руку, чтобы стереть.

Не знаю, что меня вдруг пронзило.

В последний раз я испытывала похожее ощущение, когда меня ударила током лампа в спальне.

Я отдернула руку, перед глазами все плыло. Микки выл.

Следующее, что помню, — как сидела на ступеньках крыльца и тряслась так, словно меня обложили льдом. Заметила под крыльцом кусок хлеба. Она не съела даже хлеб.

Я подняла хлеб и бескозырку и вернулась в кухню. Джо сидел за столом.

— А я думал, куда ты подевалась, — сказал он.

Потом он увидел хлеб и матросскую шапочку.

— Снова начала разбрасывать повсюду свои вещи? — спросил он. — Э, да что случилось? У тебя такой вид, словно ты увидела призрак.

Когда я сказала, что случилось, он заявил, что я его разыгрываю. Я сидела за столом и дрожала.

— Меня мутит, — сказала я.

Он сидел, ничего не говоря. Затем встал, принес мне воды и похлопал по плечу. Он хотел как лучше.

— Ты просто выдумываешь, — сказал он.

Пока Элис завтракала, я спросила ее о рисунках на песке.

— Это просто игра, — сказала она.

— Детка, ты говоришь мне правду?

— Это просто игра, которой она меня научила, — сказала Элис.

Когда Дора пришла, на ней было то же самое платье. Элис привела в кухню Микки.

— Дора его не любит, — сказала она и убежала прежде, чем я успела возразить.

Один раз за утро я вышла во двор. Они возились в песке.

— Почему бы вам не поиграть во что-нибудь другое?

Элис ответила:

— В другое не так интересно.

В обед она захотела, чтобы я снова пригласила Дору в дом. Когда я отказалась, она раскапризничалась и не стала есть. Микки держался с ней настороженно и близко не подходил. А ведь он всегда любил Элис больше, чем нас с Джо.

— Что ты ему сделала? — спросила я.

— Он просто старый глупый пес, — заявила Элис.

Она так и не ответила, что сделала с собакой. В наказание я велела ей идти наверх и сидеть в комнате, раз она все равно не хочет есть. Элис — в крик. Пришлось ее отшлепать. Она плакала и отбивалась ногами. Ударила меня по руке. Она никогда так раньше не делала.

Отправив ее в комнату, я вышла и увидела, что Дора все еще у нас во дворе. Она напевала что-то. На мой вопрос ответила, что не должна ходить домой на обед. Я сказала, чтобы она все равно уходила, потому что Элис не выйдет.

Уходя, она снова улыбалась.

— А вы позволите Элис уйти?

Я не поняла, о чем она спрашивает. Мне нечего было на это сказать. Потом она ушла.

Но я твердо решила, что завтра утром не разрешу ей играть у нас во дворе. Выскажу ей все, что на душе накопилось, и велю убираться. Но я была напугана, не знаю чем.

— Ну вот видишь, — сказал вечером Джо, — Я же тебе говорил. Если она тебе не нравится, отправь ее домой.

Но что толку? Я старалась прийти к решению. Она не будет играть с Элис. Я ей не позволю.

Однако на следующее утро она пришла, и я не знала, что сказать. Не успела я что-либо предпринять, как она уже вошла во двор, словно это был ее собственный двор. Элис второпях доела завтрак и выскочила из дома. И они играли вместе.

Я нервничала. Иначе я не оставила бы Микки во дворе. Только не с Дорой.

Было, наверное, часов одиннадцать.

Я оторвалась от мытья посуды. Микки выл.

Я выскочила на крыльцо. Дора сидела на корточках перед Микки и дразнила его. Он пытался забраться в будку. Но казалось, ему что-то мешает.

— Дора! — крикнула я.

Она обернулась и посмотрела на меня. Господи, как меня это бесило. Она казалась такой невинной! Я чувствовала себя так, словно ударила ее. Но я все еще не понимала.

Микки заскулил и забрался в будку. Я сошла с крыльца и распахнула калитку. Я едва ли не молилась про себя, прося дать мне сил.

— Я хочу, чтобы ты ушла домой, — сказала я.

Она улыбнулась.

— Домой? — переспросила она.

— Ты меня слышала. — Я действительно была не в себе. — Уходи домой, — сказала я, — ты слишком много проказничаешь, чтобы играть с Элис.

— Проказничаешь, — повторила она, словно эхо.

Элис пыталась что-то сказать, но я не слушала. Дора медленно ушла со двора, шаркая подметками сандалий. Я захлопнула за ней калитку.

— Уходи, — велела я.

Сердце учащенно билось.

Дора обернулась к Элис.

— Я приду завтра, — сказала она. — Не забудь, что я тебе говорила.

— Ты не придешь сюда завтра! — закричала я.

Она посмотрела на меня. Нет, не так. Она посмотрела прямо сквозь меня, словно я была бестелесным голосом.

— Нет, приду, — возразила она.

Я схватила ее за руку и повела прочь от дома, стараясь не подавать виду, что боюсь. Какая у нее холодная кожа!