Зомби Апокалипсис

Я тут же вспомнил о шуме, который слышала миссис Акума. Мог ли его производить некто, карабкающийся вверх по штольне между внутренней и внешней стенами? Некто, попавший в эту шахту из-под земли? Добравшись до мансарды, не наткнулся ли он на тонкую внутреннюю стенку, которую смог проломить? И вдруг я тоже услышал шорох – и снова направил луч фонаря вниз. Что-то там, вдалеке, шевелилось, хотя, что именно, я не сумел разглядеть. Глухой скрежет летел оттуда, словно некто дюйм за дюймом продвигался наверх. А еще я уловил скверный, очень специфический запах.

И я убежал с чердака, уронив по пути фонарь.

Офицеру полиции весьма тяжело признаваться в таком поступке, но в тот момент меня охватил всепоглощающий ужас. Я скатился по лестницам прежде, чем взял себя в руки: миг, и я оказался в гостиной. Там было темно, только тусклый свет уличных фонарей проникал сквозь задернутые занавески, но я понял, что в повернутом ко мне кресле кто-то сидит. Детали терялись во мраке, но, похоже, это был мужчина. У меня мелькнула мысль – опять-таки назовем это предчувствием, – что это Шпик Два. Еще я подумал, что он настороже и пристально наблюдает за мной. Возможно, виной тому просочившийся в комнату рассеянный уличный свет, но глаза его блестели, точно два осколка горного хрусталя.

Не успел я что-либо сказать, как услышал шум подъезжающих машин, и поспешно выскочил наружу.

В 05:07, покинув дом миссис Акума, я обнаружил четыре или пять бронированных фургонов, припарковавшихся возле церкви Всех Святых. Из грузовиков так и сыпались тяжеловооруженные парни из Спецотряда-22. Да, я просил подкрепление, но такого не ожидал.

Спецотряд-22, как вам, несомненно, известно, был сформирован в соответствии с Законом о чрезвычайных полномочиях полиции – он представляет собой ядро ударной силы в экстренных ситуациях. Мне и сейчас трудно смириться с мыслью о том, что британские офицеры полиции носят автоматическое огнестрельное оружие. Когда я, еще салага, был стрелком в СО-19, мы пользовались карабином MP-5, многозарядным, но не автоматическим. Автомат «куртц» выдавался только в особых частях и почти никогда не демонстрировался публично. Но для СО-22 подобное оружие, скорее правило, чем исключение. (Их роль в зверстве на Трафальгарской площади, как ни прискорбно, зафиксирована документально.)

Я заговорил с их командиром, старшим инспектором Бертелли. Я пытался объяснить, что происходит, но его это не интересовало. Он приказал мне покинуть территорию.

Его люди уже выстраивались в кордон вокруг церкви. Все новые и новые машины останавливались в заранее определенных местах по периметру раскопок. Я сказал, что думаю, что нужно заняться домом 12 по Ледисмит-кресент, проблема-то там, но офицер не слушал меня. Он заявил, что у него работа, а я, мол, пускай иду своей дорогой.

В 05:09, прежде чем я успел возразить, мне поступила срочная радиограмма из диспетчерской.

Сообщение шло под кодом ХХХ и содержало телефонный номер.

Код XXX – еще одно нововведение, сопутствовавшее Закону о чрезвычайных полномочиях полиции, против которого мы, члены федерации, резко возражали. Какими бы эвфемизмами вы его ни маскировали – «устранение угрозы», «хирургическое вмешательство», – нам всем отлично известно, что код XXX означает приказ стрелять без предупреждения. В свое время нас заверили, что этот код будет инициирован лишь в случае крайней опасности для населения. Нам также внушали, что едва ли когда-либо такая ситуация возникнет, а если и возникнет, совершенно немыслимо, чтобы ответственность за реализацию приказа легла на простых уличных полицейских.

Нет нужды говорить, что я опешил, получив подобную инструкцию, хотя это ночное дежурство и без того принесло мне массу недоумений.

Правило обращения с кодом ХХХ гласит, что надо немедленно позвонить по телефону, указанному в личной радиограмме, и тогда уже вам сообщат задание. Объяснений не последует, вопросы запрещены. Приказ приобретает первоочередное значение, его следует исполнить, отложив все остальные задания. Я сел в патрульную машину и набрал на мобильном указанный номер. Почти немедленно мне ответил суперинтендант Хобарт из Гринвича, что не удивило меня, так как кодом ХХХ не может воспользоваться никто, имеющий ранг ниже суперинтенданта. Но дальнейшие его слова стали для меня настоящим шоком – не покривлю душой, сказав, что весь мой мир пошатнулся.

Мне назвали имя объекта – патрульный констебль 5829 Шарлотта Гейтвуд. Суперинтендант Хобарт сказал, что ошибки тут нет и что я, чтобы разобраться в ситуации, должен знать, что экипаж «скорой помощи», забравшей констебля Гейтвуд, в составе трех человек, найден мертвым в переулке Льюишема. Констебль Гейтвуд, по общему мнению, угнала «скорую». В последний раз машину видели направляющейся к Плэйстоу. Прежде чем он положил трубку, я нарушил основное правило и спросил, почему задание поручено именно мне, когда под рукой столько стрелков из СО-22. Возможно почувствовав, что молчание при данных обстоятельствах принесет больше вреда, чем пользы, он ответил, что, во-первых, я обладаю подобными полномочиями и, во-вторых, и это гораздо важнее, на данный момент из всех дежурных офицеров Юго-Восточного Лондона я, наверное, лучше кого бы то ни было представляю, с чем мы имеем дело.

Возможно, это действительно так и было, хотя настоящая причина вызывала сомнения. Если за время моего дежурства я обнаружил нечто, что должно было оставаться тайным, разве не удобно вынудить меня застрелить коллегу-офицера, а потом за это арестовать и казнить, чтобы мои неугодные кому-то знания оказались похоронены вместе со мной? И таким образом убить одним выстрелом двух зайцев?

О нас, уличных полицейских, часто говорят, что блеск мысли нам заменяет блеск кокарды, но порой мне кажется, что высшему командованию стоило бы меньше сомневаться в наших умственных способностях.

В 05:13 я приступил к преследованию патрульного констебля Гейтвуд.

В 05:14 я вспомнил, что Шпик Один по-прежнему занимает мое заднее сиденье, но только потому, что глухой стон известил меня о его присутствии.

Он весь посерел и невнятно бредил – в таком состоянии он едва ли стал бы возражать против отправки его в больницу, хотя сейчас у меня не было на это времени.

В 05:15 я подвез его к нашему автофургону на Блэкхит-роуд, посадил внутрь, дал термос с чаем и облатку парацетамола из аптечки. Я сказал ему, что вернусь, как только смогу, и, если получится, пришлю кого-нибудь помочь ему.

В 05:16 я возобновил преследование.

В 05:18 диспетчер уведомил меня о том, что я должен отключить рацию, поскольку с этого момента все переговоры, касающиеся порученного мне задания, будут вестись через частный канал радио Вооруженных сил.

Я подтвердил получение сообщения и сказал, что подчиняюсь распоряжению, хотя сейчас вынужден признать, что я не собирался убивать констебля Гейтвуд.

Дикие, ужасающие события нескольких последних часов перещеголял самый странный приказ из всех, что я когда-либо получал. Уразуметь, что творится вокруг, становилось все сложнее, однако, так или иначе, констебля Гейтвуд нужно было задержать.

В 05:21 я получил информацию, что автомобиль объекта движется на юг по Барнт-Эш-роуд.

В 05:23 мне поступило сообщение, что я должен ускорить выполнение своей миссии. Интенсивность уличного движения возрастает: утро не за горами.

В 05:25 мне сообщили, что автомобиль объекта сейчас на Бромли-роуд, едет на север через Кэтфорд. Я свернул на Гленбоу-роуд и увидел несколько изуродованных припаркованных машин. Части кузовов валялись по обе стороны проезжей части.

В 05:31 я свернул налево, на Льюишем-вэй, и увидел автомобиль объекта в сорока ярдах впереди. Он также был основательно поврежден и ехал неровными рывками, виляя из стороны в сторону и натыкаясь на что придется. По крайней мере, одна из шин «скорой» лопнула, потому что обод колеса чиркал по асфальту, высекая искры. Но, несмотря на это, двигалась машина со скоростью пятьдесят миль в час, а то и больше.