Что-то страшное грядёт

Вилл отступил и врезал Джиму по носу.

Потом набросился на Джима, обхватил кричащего друга руками, повалил на землю, и они вместе покатились в кусты. Вилл ударил Джима по губам, втиснул в рот ему кучу пальцев — пусть кусает и жует, лишь бы заглушить вопли и сердитое ворчание.

Входная дверь отворилась.

Вилл всем своим весом навалился на Джима, выдавливая из него воздух, зажимая руками рот.

Кто-то стоял на крыльце. Маленькая тень обвела взглядом город, ища Джима и не находя его.

Не кто иной, как мальчик Роберт, обходительный племянник, вышел просто так на крыльцо, засунув руки в карманы, насвистывая про себя, вдыхая ночной воздух, как вдыхают его мальчишки, предвкушающие приключения, которые сами должны сотворить, иначе разве дождешься. Прочно привязанный, насмерть прикованный к Джиму, Вилл поднял глаза, и увиденное еще больше поразило его — мальчик как мальчик, беззаботный взгляд, непринужденная осанка, легкая фигурка, в которой уличное освещение никак не обличало взрослого мужчину.

Казалось, вот сейчас Роберт с громким криком подбежит, чтобы затеять возню вместе с ними, путаясь ногами, захватывая руки, тявкая наподобие майских щенят, и под конец все они, смеясь до слез, рассыплются по газону — страх пропал, опасения улетучились, нереальное сновидение мгновенно испарилось, как это бывает с такими сновидениями, стоит открыть глаза. Потому что перед ними в самом деле стоял племянник мисс Фоули, круглое лицо — свежее и гладкое, точно персик.

Улыбаясь, он глядел сверху на двух мальчиков, которые лежали на траве, переплетясь конечностями.

Вдруг он стремглав метнулся обратно в дом. Должно быть, бегом поднялся наверх, где-то порылся и снова скатился вниз, потому что на газон, где мальчики яростно боролись, возились и барахтались, внезапно пролился дождь гремящих и звенящих драгоценностей.

Перескочив через перила, племянник мягко, как пантера, приземлился на свою тень в траве. Его руки украшали сонмы звезд, которыми он щедро окропил землю. Они скользили, постукивали, мерцали рядом с Джимом. Мальчики опешили под огненным градом золота и бриллиантов.

— Помогите! Полиция! — закричал Роберт.

Вилл был до того поражен, что выпустил Джима.

Джим был до того поражен, что выпустил Вилла.

Оба одновременно протянули руки к разбросанным льдинкам.

— Ух ты — браслет!

— Кольцо! Ожерелье!

Роберт ударил ногой. Два мусорных контейнера на краю тротуара с грохотом упали.

В спальне на втором этаже загорелся свет.

— Полиция! — Роберт метнул к их ногам последнюю горсть драгоценностей, стер улыбку с персикового лица, словно закупорил ослепительный взрыв, и помчался прочь по улице.

— Погоди! — Джим вскочил на ноги. — Мы ничего тебе не сделаем!

Вилл сделал ему подножку, Джим упал.

Наверху открылось окно. Из него высунулась мисс Фоули. Джим стоял на коленях, держа в руке дамские часики. Вилл смотрел, моргая, на поднятое с травы ожерелье.

— Кто там! — крикнула мисс Фоули. — Джим? Вилл? Что это там у вас?!

Но Джим уже бежал. Вилл задержался ровно столько, сколько понадобилось, чтобы увидеть, как окно вдруг опустело, — то мисс Фоули, ахнув, отпрянула, чтобы проверить свою комнату. Услышав громкий вопль, Вилл понял, что она обнаружила пропажу.

На бегу он сказал себе, что делает как раз то, что было нужно племяннику. Надо бы возвратиться, собрать дорогие украшения, рассказать мисс Фоули, что произошло. Но он должен спасти Джима!

Далеко позади новые вопли мисс Фоули зажигали свет в других окнах! Вилл Хэлоуэй! Джим Найтшейд! Ночные беглецы! Воры! «Это про нас, — говорил себе Вилл. — О господи! Это про нас! С этой минуты никто не поверит ни единому нашему слову! Что бы мы ни говорили про луна-парки, карусели, зеркала или злых племянников, ничему не поверят!»

Так и бежали они — трое зверушек под звездным небом. Черная выдра. Кот. Кролик.

«Это я, — говорил себе Вилл. — Я кролик».

Лицо его побелело, и ему было очень страшно.

Глава двадцать третья

Они достигли Луна-Парка со скоростью тридцать километров в час или около того — племянник впереди, Джим сразу за ним, и чуть позади — Вилл, задыхаясь и чувствуя залпы усталости в сердце, в ногах, в голове.

Племянник бежал, испуганно озираясь; куда подевалась его улыбка.

«Я перехитрил его, — говорил себе Вилл, — он думал, что я не последую за ними, стану звать полицию, меня схватят, моим словам не поверят. Или же попробую спрятаться где-нибудь. Теперь он боится, что я задам ему трепку, спешит добежать до карусели и крутиться на ней, делаясь старше и больше меня. О Джим, Джим, мы должны остановить его, оставить юным и разоблачить!»

Однако по тому, как бежал Джим, Вилл понял, что на его помощь рассчитывать не приходится. Джим гнался не за племянником. Его манили бесплатные аттракционы.

Племянник скрылся за шатром далеко впереди. Джим последовал за ним. Когда Вилл достиг центральной дорожки, карусель уже начала оживать. Под стук и гул, под писк вращающейся музыки маленький племянник с румяным лицом катился на широкой площадке в вихре полуночной пыли.

Джим, отставший на десять шагов, смотрел на скачущих лошадей, высекая своими глазами искры из глаз вздыбленного коня.

Карусель крутилась вперед.

Джим наклонился.

— Джим! — крикнул Вилл.

Племянник скрылся из вида, увлекаемый машиной. Когда же показался снова, протянул руку с розовыми пальцами, мягко зовя:

— …Джим?..

Джим выдвинул вперед правую ногу.

— Нет! — Вилл бросился к нему.

Он ударил, схватил, удержал Джима; они покачнулись, они вместе упали на землю.

Озадаченный племянник пропал во мраке, став на год старше. «На год старше, — подумал Вилл, лежа внизу, — на год старше, больше, коварнее!»

— Ради бога, Джим, скорей! — Вскочив на ноги он подбежал к пульту управления — загадочному скоплению металлических выключателей, фарфоровых изоляторов и шипящих проводов.

Вилл дернул нужную рукоятку. Но Джим, бормоча что-то, подскочил к нему сзади, схватил за руки.

— Вилл, ты все испортишь! Брось!

Он рывком вернул рукоятку в прежнее положение.

Вилл обернулся и ударил его по лицу. Держа друг друга за локти, они зашатались, потеряли равновесие и упали прямо на пульт.

Вилл увидел злого мальчика — еще на год старше, он уплывал с каруселью в темноту. Пять-шесть кругов, и он станет выше их обоих!

— Джим, он убьет нас!

— Только не меня!

Вилла ударило током. Он с криком отпрянул, стукнул кулаком по рукоятке выключателя. Пульт управления фыркнул. К небесам взлетели электрические искры. Мощный разряд сбил с ног Джима и Вилла. Лежа на земле, они смотрели на взбесившуюся карусель.

Злой мальчик просвистел мимо, судорожно цепляясь за бронзовый стержень. Он чертыхался. Он плевался. Борясь с ветром и вращением, силился протиснуться между лошадьми и поручнями на край площадки. Лицо его появлялось, исчезало, появлялось, исчезало. Он ревел. Он хватался за поручни. Пульт извергал снопы синих искр. Карусель подскакивала и взбрыкивала. Племянник поскользнулся. Упал. Его ударила стальная подкова черного коня. Лоб испестрили капли крови.

Джим шипел, вертелся, вырывался; Вилл сидел на нем верхом, прижимая к траве, отвечая криком на его крики. Два бледных от страха лица, два колотящихся сердца… Над выключателем взлетали буйным фейерверком белые звездочки. Карусель сделала тридцать, сорок — «Вилл, дай мне встать!» — пятьдесят оборотов. Каллиопа выла, изрыгая пар, и когда вся вода выкипела, музыка замолкла, лишь отдельные хрипло чирикающие ноты прорывались через клапаны. Воздух над потными от возни мальчиками рассекали молнии, озаряя немых лошадей, освещая их путь по кругу, по кругу, и на площадке лежал уже не мальчик, а мужчина, и не мужчина даже, а что-то другое, с каждым кругом все больше, и больше, и больше непохожее на мужчину.

— Он, он, о-о, он, о-о, смотри, Вилл, он… — выдохнул Джим и начал всхлипывать, а что еще оставалось ему, припечатанному к земле, скованному руками Вилла. — Боже мой, Вилл, встань! Мы должны заставить ее вращаться в обратную сторону!