Судья

И они ему устроили темную по всем правилам. Оля потом сваливала вину на Артема, но тот видел, что и ей доставляло удовольствие мучить старика. Нет ничего лучше, чем издеваться над тем, кто заведомо слабее тебя. Риска никакого, а сколько веселья! И беззащитность жертвы, ее жалкие попытки защититься, ее бессильные жалобы еще больше злят и распаляют. После издевательств над стариком они с Олей с двойным пылом предавались любви. Ведь во имя любви все и делалось, а значит, стыдиться им нечего. Дорогу молодым!

Особенно смешной был момент, когда Оля подозвала старика к столу. Конфликт тогда еще только разгорался, и старикан не чуял подвоха. Обрадовано приковылял к столу, где в тарелке дымился наваристый борщ. Ел да нахваливал, какой вкусный борщ да какая у него славная дочка. А потом Оля схватила грязную кухонную тряпку и начала хлестать старика по лицу. Артем стоял у стены и хохотал — такое у старика было ошеломленное, по-детски обиженное лицо. А Оля, распаляясь, била все сильнее, и лицо ее все больше ожесточалось, черты лица заострились, как у хищного зверя. Наконец, старик не выдержал и заплакал. А Оля, визгливо хохоча, показывала на старика пальцем. А потом вдруг с нечеловеческой злобой закричала: «Что ты ноешь? Веди себя как мужчина!»

В тот момент Артем на миг почувствовал страх. Эта красивая фраза не вязалась с общей нелепостью ситуации, а Оля произнесла ее с такой серьезностью, будто и не замечала нелепости.

Но в целом момент был очень веселый. Уж, казалось бы, что страшного — ну бьют тебя тряпкой. Не кувалдой же! Однако, в том и смех, что человек, которого хлещут по лицу грязной тряпкой, выглядит еще более жалкой жертвой, еще более унижен. Потому что не может защититься. Это была мысль Артема, до которой он дошел своим умом — неважно, как на тебя нападают, главное, что вообще нападают. Кто нападает, по-любому в выигрыше, а защищающийся во всяком случае будет выглядеть нелепо.

Ну, ему-то бояться нечего. Он умеет добиться своего. Потому что он настоящий мужчина. И наконец-то встретил настоящую женщину.

В потемках он, матерясь, несколько минут пытался попасть ключом в замочную скважину. Наконец вставил ключ, и на губах его расцвела улыбка предвкушения.

Но в прихожей его никто не встретил, и в квартире царила непривычная тишина. Артем ощутил раздражение.

Переодевшись в спортивные штаны и мятую серую футболку, он заглянул на кухню. Поднимая крышки пустых кастрюль, ощутил, как раздражение превращается в черную ярость. К его приходу ничего не приготовлено. Вот и вся благодарность ему за то, что он целый день пахал как проклятый, зарабатывая деньги на семью?

Ладно. У Оли еще есть шанс заслужить прощение. Если она очень хорошо постарается, может, Артем не изобьет ее до полусмерти.

Оля частенько выводила его из себя, и тогда они начинали драться, а потом всю ночь бурно «примирялись». Эта девочка была не из тех, что любят нежности. Оля любила, когда ей скручивали руки, били, обзывали и унижали, а потом грубо имели по-собачьи. И во многих случаях специально дразнила Артема, чтобы спровоцировать его на агрессию.

Будем надеяться, теперь тот самый случай, думал Артем, отправляясь в спальню. Может, вечер еще закончится на мажорной ноте.

Одного взгляда на жену Артему хватило, чтобы понять, что его планам на сегодняшний вечер не суждено сбыться.

Оля сидела на супружеской кровати, стиснув в руках подол домашнего халата, и плакала. Косметики на ее лице не было. Черты лица заострились, а обращенные на Артема глазки казались маленькими и злыми.

Скрывая раздражение, Артем сел рядом, обнял жену.

— Что случилось?

Оля, всхлипнув, прижалась к нему.

— Мне страшно. Я чувствую, скоро с нами случится что-то плохое.

— Что за глупости!

Оля слегка раздраженно взглянула на мужа.

— Нет, не глупости! Я знаю.

— Да откуда ты можешь знать? — Артему захотелось ей врезать, но он сдерживался и даже умудрялся говорить спокойным тоном.

— Мне в последнюю неделю все время снится один и тот же сон. Я стою на лестничной площадке у нашей квартиры, а внизу у лестницы лежит он.

— Кто?

Оля со страхом посмотрела на Артема.

— Ты знаешь, кто.

Артем кивнул. Теперь он сам начинал тревожиться. Боевой настрой пропал.

— Лежит, скрючившись, в своем мундире, — продолжала Оля. — Стонет, кряхтит. Поднимает голову, лицо все в крови. В глазах — мука. Тянет ко мне руку и хриплым голосом зовет: «Доченька, помоги. Мне больно». А я во сне не взрослая женщина, а девочка лет пяти. Он зовет, зовет, и мне жалко его, и противно. Отец садится, говорит: «Доченька, так давно тебя не видел, иди, я тебя обниму». И разводит руки. Я, вместо того, чтобы просто спуститься к нему, прыгаю с лестницы к нему в объятия. И лечу по воздуху вниз, к нему, медленно и плавно. Лечу и вижу, что в глазах отца не боль, а хитрая злоба, и лицо у него жестокое и алчное. Меня трясет от ужаса, я хочу остановиться, но не могу. И существо, которое притворялось моим отцом — человек в черном плаще с капюшоном — встает и распахивает свой плащ. И там у Него ничего нет. Пустота. И там, в этой черной пустоте, что-то есть… во сне я подумала, точнее, я не думала, я знала, что это души тех, кого Он убил. Он их поглотил. И их было много, очень много. Тысячи.

— Ты что, их видела? — спросил Артем, думая о том, как скоро она закончит.

— Нет. Я их слышала. Они выли и плакали там, у Него внутри. И оттуда, из этой пустоты, дул холодный ветер. И я летела и летела внутрь этого существа, меня туда будто засасывало, как в черную дыру.

— И что потом?

— Потом я проснулась, — с облегчением сказала Оля.

— Это просто сон, — сказал Артем.

— Ты меня совсем не слушаешь! — Оля высвободилась из его объятий. — Я же говорю, скоро что-то случится! Что-то ужасное!

— А я вообще не понимаю, зачем ты снова вспомнила своего папашу! — Артем вскочил и, набычившись, прошелся по комнате. — Его нет здесь — и слава богу!

— Тебе легко говорить! Это не твой отец!

— Давай, вали все на меня, — усмехнулся Артем. — Мы вдвоем его отсюда выжили. Забыла?

— Не забыла. Но и у тебя рыло в пуху. Так что изволь не говорить со мной таким тоном.

Артем пристально взглянул на любимую супругу. В глазах его сверкнула зловещая радость.

— Тебя что, совесть замучила?

Оля вздрогнула.

— Вот еще! — она тряхнула волосами. — Я не сделала ничего дурного. Я молодая, красивая, элегантная женщина, которая имеет право на личное счастье. Разве я виновата, что собственный отец мешал мне? Если я и виновата — чего, впрочем, нет — то ты виноват больше. Это ты тогда пообещал бросить меня, если старик не оформит тебе прописку.

— Ты могла послать меня куда подальше и оставить бедного старикана в покое.

— Я тебя любила, — Оля встала, гордо расправила плечи. — Все, что я делала, я делала ради любви.

— Кстати, о любви, — Артем шагнул к ней.

Раздавшийся звонок в дверь заставил обоих вздрогнуть. Супруги переглянулись.

— Кто бы это мог быть? — пробормотала побледневшая Оля. — Сходи, посмотри.

Артем подошел к двери, глянул в дверной замок.

— Кто там? — спросила Оля. Она стояла в дверном проеме спальни, обняв себя за плечи.

— Ничего не видно. На лестнице лампочку разбили.

— Это Он, — прошептала Оля. — Я точно знаю.

Артем нетерпеливо облизнул губы.

— Да нет никакого Его. Хватит ерунду городить, — повернувшись к двери, Артем крикнул: — Кто?

— Анна Николаевна, соседка. Откройте пожалуйста, тут темно.

Артем открыл. В темноту подъезда из прихожей хлынул холодный электрический свет. Пожилая женщина в очках отступила на шаг, щурясь и прикрывая глаза ладонью.

— Вам еще три дня назад письмо пришло. Я все хотела отдать, да забыла.

— Давайте его сюда, — потребовала Оля, выступая из-за спины мужа. — Как оно к вам попало?

— У вас почтовый ящик сломан, и почтальонша его ко мне в ящик сунула, — соседка отдала конверт Оле. Голос ее звучал вежливо, но в ее маленьких крысиных глазках, увеличенных выпуклыми линзами очков, Артем увидел скрытую неприязнь. Конечно. После того, как они выгнали старика, все соседи так на них смотрели.