Стеклянные книги пожирателей снов

Теперь, когда с ними шел Аспич, их шаг замедлился. За топотом драгунских сапог трудно было разобрать какие-нибудь другие звуки в доме, и он спрашивал себя — не станут ли теперь главным развлечением для зрителей его собственная казнь или… насильственное превращение? Он не позволит такому случиться — лучше он разобьет эту книгу себе об голову. Какой бы ни казалась эта смерть со стороны, такой конец был быстрым и в равной мере жутким как для зрителя, так и для умирающего. Его бы немного утешило, если бы этим своим последним поступком он вызвал тошноту у своих палачей.

Он вдруг понял, что миссис Стерн смотрит на него, и наклонил голову, шутливо приглашая ее говорить… но она впервые проявила неуверенность.

— Я бы… если позволите… Я была бы благодарна, ведь я уже говорила, что была занята в другом месте… если бы вы рассказали мне, что видели… там, внизу.

Чань подавил в себе сильное желание отвесить женщине пощечину.

— Что я видел?

— Я спрашиваю, потому что не знаю. Миссис Марчмур и мисс Пул… Я их знала… Я знаю, через что они прошли… Что великий труд графа…

— Они пошли на это добровольно? — спросил Чань.

— О, да, — ответила миссис Стерн.

— А почему вы не присоединились к ним?

Она задумалась на мгновение, глядя в его невидимые за темными стеклами глаза.

— Я… У меня другие обязанности на этот вечер…

Аспич недвусмысленно кашлянул, явно давая понять миссис Стерн, что эта тема запретная, а может, и вообще разговор с Чанем нежелателен.

— Вместо вас они взяли Анжелику.

— Да.

— Она сама этого захотела?

Миссис Стерн повернулась к Аспичу, прежде чем тот успел кашлянуть еще раз, и сказала:

— Полковник, успокойтесь! — Потом она снова посмотрела на Чаня. — Когда настанет моя очередь, пойду и я. Но вы должны знать от доктора Свенсона — да, я знаю, кто это такой, знаю я и Селесту Темпл, — что случилось с той женщиной в институте. И, насколько мне известно, вы тоже там были и даже, возможно, ответственны… Я не говорю, что вы это сделали намеренно, — быстро сказала она, увидев, что Чань открыл рот, собираясь ей возразить, — я имею в виду, вам известно, в каком она находилась состоянии. По мнению графа, это был ее единственный шанс.

— Шанс на что? Вы не видели, кем… Вы не видели, чем она стала!

— Да, я не видела…

— Тогда и не говорите об этом! — воскликнул Чань.

Аспич фыркнул от смеха.

— Вас что-то забавляет, полковник? — рявкнул Чань.

— Вы меня забавляете, Кардинал. Минуту.

Аспич остановился и, высвободив свою руку из руки миссис Стерн, порылся в кармане своего алого мундира и вытащил оттуда тонкую сигару и коробок спичек. Откусив кончик сигары и сплюнув, он со злобной ухмылкой посмотрел на Чаня, засунул сигару в рот и чиркнул спичкой.

— Мне рекомендовали вас как человека, не ограничивающего себя соображениями нравственности, как личность, которой не знакомо понятие совести. Говорили, что за деньги вы готовы выслеживать и убивать. И что же я вижу? На кого вы похожи? На человека, влюбленного в шлюху, которая думает о нем не больше, чем о вчерашнем завтраке! На человека — одинокого волка! — вступившего в союз с идиотом врачом и взбалмошной девицей. Сколько ей — двадцать пять? Старая дева! Единственный человек, который вроде бы согласился взять ее в жены, образумился и выбросил на помойку, как грязную тряпку!

— Так, значит, они живы? — спросил Чань.

— Живы?.. Я этого не говорил.

Аспич фыркнул и затянулся — кончик его сигары при этом заалел — и выпустил струйку дыма из уголка рта. Он снова предложил руку миссис Стерн, но Чань не двинулся с места.

— Хочу, чтобы вы знали, полковник: я только-только убил майора Блаха и трех его людей, а может, и пять — времени считать не было. Мне доставит удовольствие то же самое сделать и с вами.

Аспич издевательски ухмыльнулся и выдул еще струйку дыма.

— Вам известно, миссис Стерн, — Чань возвысил голос, чтобы его слышали все драгуны, — как я познакомился с полковником? Я сейчас вам расскажу…

Аспич зарычал и потянулся за своей саблей. Миссис Стерн, чьи глаза теперь широко открылись, встала между ними.

— Полковник… Кардинал… это не должно случиться…

Чань проигнорировал ее, глядя в наполненные ненавистью глаза Аспича, и с удовольствием прошипел:

— Я познакомился с адъютант-полковником, когда он нанял меня… убить… его начальника — полковника Артура Траппинга, командира Четвертого драгунского полка.

После его слов наступила тишина, но их воздействие на солдат было таким же весомым, как пощечина. Миссис Стерн смотрела широко раскрытыми глазами — она была знакома с Траппингом. Она повернулась к Аспичу и неуверенно произнесла:

— Полковник Траппинг?

— Абсурд! Что еще вы выдумаете, чтобы посеять раздор между мной и моими солдатами? — воскликнул Аспич голосом, в котором — даже Чань вынужден был признать это — слышалось искреннее негодование и уязвленная честь. — Вы всем известный лжец, убийца и мошенник…

— Так кто же его убил, полковник? — язвительным тоном спросил Чань. — Вы уже успели это выяснить? И когда они решат прикончить вас? Они не просили вас о помощи, когда топили его труп в реке?

Аспич, вскрикнув, вытащил из ножен свою саблю, сделал ею отчаянный замах, но при этом наступил на больную ногу и пошатнулся. Чань оттолкнул миссис Стерн в сторону и правым кулаком заехал Аспичу в горло. Полковник отлетел на два-три шага назад, ухватился рукой за шею, лицо его покраснело, он хватал ртом воздух, как рыба на льду. Чань тут же отступил, встал рядом с миссис Стерн и примирительно поднял руки. Миссис Стерн сразу же закричала на драгун, которые были готовы броситься на Чаня.

— Прекратите! Прекратите… немедленно! Все вы! Драгуны замерли, оставаясь в готовности. Миссис Стерн повернулась к Чаню и Аспичу:

— Кардинал, замолчите наконец! Полковник Аспич, ведите себя как надлежит сопровождающему! Идемте. Если произойдет еще что-нибудь подобное, я не отвечаю за последствия!

Чань кивнул ей и сделал еще один осторожный шаг в сторону от полковника. Он настолько привык к спокойным манерам миссис Стерн, что ее властный тон удивил его. Впечатление возникало такое, будто она совершенно автоматически реагирует на события, как хорошо вымуштрованный солдат. Только в данном случае речь шла о силе характера, которая позволяла женщине, ничего не знавшей о военном искусстве, командовать двадцатью закаленными солдатами. И снова возможности Процесса удивили и встревожили Чаня.

Они пошли дальше молча, свернули в еще один служебный коридор, огибающий кухни. Чань заглядывал в открытые двери, мимо которых они проходили, в поисках каких-либо следов Свенсона, или мисс Темпл, или какой-нибудь надежды на спасение. Мимолетное удовольствие оттого, что ему удалось уязвить Аспича, прошло, и его снова обуяли сомнения. Он знал, что у него есть шанс, если он швырнет книгу в сторону колонны солдат, а потом ринется в образовавшийся проход… но если при этом он не будет знать, куда ему нужно бежать, то он обречен. Если пуститься наутек вслепую, то, скорее всего, он натолкнется на еще один отряд солдат или злобную толпу приверженцев графа. Его разрубят на куски — и глазом не моргнут.

Чань повернулся на звук бегущих ног у себя за спиной — это был драгун, посланный Аспичем за Бленхеймом. Солдат миновал шедшую сзади колонну и, остановившись перед полковником, отдал честь и доложил, что Бленхейма нигде нет и другие группы прочесывают комнаты. Аспич коротко кивнул.

— А где капитан Смит?

Ответа у солдата не было.

— Найти его! — приказал Аспич так, словно именно это он и приказывал солдату раньше, а солдат по своей невероятной глупости не понял этого. — Он должен быть где-то снаружи — расставляет часовых… пусть немедленно явится ко мне!

Драгун снова отдал честь и побежал исполнять приказ. Аспич больше ничего не сказал, и они пошли дальше.

Им несколько раз пришлось остановиться, пропуская группы гостей, пересекавших коридор и, видимо, направлявшихся из разных концов дома в театральный зал. Гости, в вечернем платье и масках, были веселы и возбуждены (как двое людей, чей разговор он подслушал немного раньше), а завидев странную группу, принимались глазеть на солдат и трех человек посредине — Чаня, Аспича и миссис Стерн, словно те представляли собой некую странную шараду: солдат, дама и демон. Чань непременно отвечал злобной ухмылкой на любой слишком пристальный взгляд, но с каждой такой встречей все сильнее чувствовал свое одиночество и яснее понимал всю свою самонадеянность и неотвратимость судьбы.