Кольцо Изокарона

Однако точку в этой печальной истории, как оказалось, ставить было рано. В течение нескольких месяцев погибают семь человек, участвовавших в борьбе с оборотнями, и сам хозяин Волчьего замка (интересно, кстати, а как поживают тот полицейский инспектор и бравый доктор Шварценберг?), а еще двое — М. и Ян — бесследно исчезают: возможно, тоже гибнут, хотя не исключено, что просто скрываются от новой беды.

Но от кого именно они скрываются? Кто или что стоит за всеми этими смертями? В книге, которую подсунула мне Каролина, в главе о Жеводанском Убийце я наткнулся на одну очень любопытную деталь, не придав ей, правда, поначалу особенного внимания. Все описанные выше трагические события, все эти ужасы и кошмары произошли примерно через год после того как жители одной из тамошних деревушек изобличили в оборотничестве и в приступе массовой истерии забили камнями и железными палками пятерых односельчан, а потом (согласно народным традициям) сотворили над их трупами все то, что по мнению простолюдинов полагается делать с упырями и оборотнями, дабы те не смогли воскреснуть из мертвых.

Короче говоря, им не только проткнули осиновыми кольями сердца, но и четвертовали, отрезали головы и зарыли все эти части тела в разных, достаточно удаленных друг от друга местах, чтобы помешать им воссоединиться вновь. А через год, повторяю, на землю Лозера пришел Жеводанский Убийца…

В следующей же главе той веселой книги рассказывалось о случае, произошедшем в 1634 году в Баварии. Крестьяне, с благословения священника, подожгли дом, в котором жили две женщины, мать и дочь, подозреваемые в колдовстве и порче скота. Обе ведьмы сгорели заживо, а через семь месяцев в округе появился огромный черный волк и за три недели загрыз насмерть восемнадцать человек и двоих покалечил. Погиб же зверь в каком-то смысле случайно — прыгнул с пригорка на проезжавшую в низине повозку дровосека, возвращавшегося из леса домой, но промахнулся и угодил под ноги лошади, которая копытами перебила ему хребет. Не сплоховал и дровосек: пока чудище, воя от боли, извивалось на земле, он схватил топор и несколькими ударами прикончил его. Потом оттащил с дороги, щедро обложил хворостом и сжег. Больше волки-людоеды в той местности не появлялись.

А лет пятьдесят назад в Богемии, в маленькой глухой деревушке жители забили цепами вампира — и не прошло и недели, как гигантский зверь черной, почти вороной масти в один день вырезал едва ли не половину женского населения деревни, а в финале своего жуткого пиршества был буквально искромсан на куски косами и серпами обезумевших от горя и ярости вернувшихся с сенокоса мужиков…

Я грязновато выругался и как неваляшка подскочил на постели. Черт, похоже, кое-что прояснялось, хотя для человека в здравом уме и рассудке, согласитесь, это было слишком — три описанных в книге случая произошли в трех разных странах и были разделены между собой временнПми промежутками примерно в сто лет. Мог ли это быть один и тот же зверь? И потом, он же в конечном итоге всякий раз погибал…

Нет, видимо, в черного волка воплощался кто-то из местных, не выявленных вовремя оборотней, которые, словно по некоему (а может, и не некоему, а вполне конкретному) приказу свыше точно становились мстителями за погибших от рук людей собратьев — вспомните жеводанского колдуна.

Да-да, как в Германии, так и во Франции, и в Чехии, все начиналось с жестокой расправы над ведьмами, либо волколаками, либо упырями, — и тогда, словно адский бич, кара за содеянное людьми, где через неделю, где через несколько месяцев, а где и через год, появлялось кровожадное черное чудовище — неумолимое и беспощадное…

Выругавшись вторично, я зашарил руками по тумбочке в поисках папирос. Что? Ну что это такое?! Поразительное совпадение или?..

Но позвольте, если это не совпадение, не случайность, то выходит, что с графом и остальными действительно рассчитались за бойню в Каменной Пустоши, и монстр, которого Каролина назвала Черным Зверем, в самом деле пришел в окрестности Волчьего замка мстить…

Я покачал головой — увы, окончательно ясен теперь и тот страх, даже ненависть, с какой смотрели на меня жители деревушки. Ведь они н е — н а в и д е л и, смертельно ненавидели владельца замка, Яна, кузнеца и всех остальных участников того ночного похода, потому что почти каждый потерял в ту страшную ночь мать, отца или ребенка… И пусть погибшие были оборотнями, — для них-то они навсегда остались людьми, самыми близкими на свете (какая разница — том или этом!) людьми. И конечно же, бесцеремонный пришелец из другого — а ведь и правда по их меркам другого! — мира, да еще и интересующийся одним из их самых злейших врагов, естественно, вызвал в душах этих забитых, робких крестьян самые отрицательные и враждебные чувства. Да ведь они даже рады тому, что сейчас происходит…

Нет, и что поразительно: по словам Каролины, кроме друзей М. во всей округе не погиб больше никто. Пока не погиб… Почему? Ведь раньше, если уж связывать эту трагедию с предыдущими документально зафиксированными случаями появления Черного Зверя в Европе, тот убивал без разбора — всех, кто попадался на его пути. Однако же сейчас… сейчас он явно действовал так, словно точно знал, к т о в и н о в а т, — и карал без ошибки…

Но ведь это же может и означать, что смертей больше не будет, — по крайней мере, в пределах Волчьего замка и деревни. Ведь кузнец был последним из т е х л ю д е й, остававшимся до сего дня в живых, — кроме, возможно, Яна и М., которые если и были еще живы, то находились сейчас неизвестно где… Ну в самом-то деле, ни Каролина, ни тем более я уж просто никоим образом не причастны к разыгравшейся когда-то в Каменной Пустоши и Волчьем замке драме, а потому уж нас-то чудищу не за что убивать, успокаивал я себя, а перед глазами стояло очень неприятное видение — труп в кресле возле камина, с зажатым в холодеющих пальцах большим коричневым конвертом.

И вдруг…

И вдруг за окном раздался в о й… Злобный, свирепый, леденящий душу — но и одновременно страшно заунывный и печальный вой…

Так и не зажженная папироса выпала из вмиг окаменевшей руки, и я весь похолодел. Потом осторожно сунул ладонь в карман висевшего на спинке стула рядом с кроватью пиджака. Револьвер… Господи, где же револьвер!..

О дьявол! Как ошпаренный я отдернул руку и, чертыхаясь на чем только свет стоит, принялся дуть на обожженные пальцы. От дикой боли мне показалось, что проклятое кольцо прожгло кожу едва ли не до кости.

Но нет, рука вроде бы цела, и жуткий вой больше не повторился. Я выудил таки из кармана револьвер, засунул его под матрац с правой стороны и… скорее ощутил, чем услышал, как дверь спальни на миг слегка приотворилась, а потом снова закрылась.

А потом…

Потом перед моими глазами, словно из плотного черного тумана, возникла и медленно, медленно поплыла в направлении кровати, точно каравелла под невидимыми парусами, зыбкая белесая тень.

Я потянулся было к револьверу и пошире открыл рот, готовый в любой момент закричать, а если потребуется, то и стрелять, как вдруг уловил едва ощутимый, тончайший аромат нарциссов, и…

И я не стал кричать.

И я не стал стрелять.

Тень же все приближалась и приближалась, смутные поначалу очертания ее становились все определеннее и яснее, и я, знаете ли, вообще передумал устраивать шум — только чуть-чуть приподнялся на подушках, храбро собираясь встретить неминучую опасность лицом к лицу…

И я ее встретил.

Она навалилась на меня, как пишут в соответствующих книжках, всей сладостной тяжестью своего молодого, горячего, гибкого и стройного тела — и, готовый дать этой неминучей опасности немедленный достойный отпор, я лишь в самый последний момент подумал, что, кажется, моя первая ночь в Волчьем замке (если, разумеется, исключить разные незначительные детали и казусы вроде обожженных пальцев и мерзкого заоконного воя) обещает быть куда более приятной и гостеприимной, нежели у г-на М.

Глава IX

За окном расчирикалась какая-то беспокойная птица, и солнечный луч упал прямо мне на нос. Щурясь, я приоткрыл сначала один глаз, потом другой и, внезапно вспомнив о вчерашнем, деликатно покосился влево.