Сонмэн

Захи прислонился спиной к стене тупика и заскользил вниз по полированной поверхности. Опустившись на холодный пол, усилием воли взял себя в руки. Дух авантюризма учёного-экстремала разбавил кровь веселящим адреналином, словно глотком старого коньяка.

– Что же, идём вперёд. В конце тоннеля должен быть свет.

Он шёл на ощупь, строго придерживаясь правой стороны, чтобы не пропасть в лабиринте, имея возможность вернуться назад.

В какой-то момент холодный мрамор стены резко оборвался, и ладони Захи заскользили по теплой поверхности оникса. Глаза, свыкшиеся с темнотой, разглядели в густой тьме отражение собственного лица.

Учёный вздрогнул, стена, медленно разгораясь холодным белым светом, сделалась односторонне прозрачной.

Захи увидел большую залу за стеной, сам оставаясь невидимым. Пласты эпох мелькали за преградой, меняя образы и время. Пульт желания учёного остановил движение, и ожила одна картина.

За пиршественным столом на тронах золотых сидели те, кого он видел в амфитеатре.

Геракл-гладиатор и его прекрасная дама.

– Антоний и Клеопатра! – кто-то воскликнул в сознании наблюдавшего.

Поверх красного хитона на плечи Антония был наброшен простой солдатский плащ из грубой ткани. Клеопатра – в сорок с небольшим всё так же обольстительна, стройна – в полупрозрачном платье с яркой вышивкой узоров флоры и золотою диадемой в волосах.

Перед царственной четой стоял старик в повседневном платье горожанина. В скупых движениях, мощной стати, мужественном лице и пружинах жестких волос, падающих на плечи, угадывался старый, закалённый в битвах воин. Он держал за руку рослого мальчика лет восьми.

– Учитель, что опять натворил мой сын и твой ученик? – спросил Антоний.

– Он избил Дионисия, сына префекта.

– Дионисий казался мне крепким малым, да и старше он сына моего лет на пять, – произнес Антоний. – Была причина его избить?

– Да, отец, он ударил Варвару.

– Она – его рабыня! – резонно заметил суровый учитель.

– Она – женщина! – воскликнул мальчик.

Клеопатра и Антоний переглянулись, сдерживая улыбку.

– Ты прав, сын, – став серьёзным, рассудил отец. – В нашем роду мужчины полмира поставят на колени ради несправедливо обиженной женщины.

Красивая египетская кошка, лежащая на коленях Клеопатры, спрыгнула на каменный мозаичный пол, обогнула мирно лежащего у ног хозяина римского пса Кане-Корсо и, как бы невзначай, мягко хлестнула его по морде хвостом.

Пёс зарычал обиженно и посмотрел на хозяина. А кошка ласково обвивала своим телом ноги мальчика. Клеопатра и Антоний улыбнулись.

– У животных – все как у людей, – произнесла царственная женщина.

Тяжелые страницы эпох замелькали перед глазами Захи. Свет погас, и снова под его ладонями во тьме лишь теплая поверхность оникса.

Наступившая секундная оглушительная тишина внезапно нарушилась мягким шорохом движения теней над полом в глубине тоннеля.

Напрягая зрение, прорезая мглу, археолог разглядел силуэты собаки и кошки, идущие от противоположной стены.

В пяти метрах от учёного дуэт прошел сквозь стену оникса, исчезая в ней.

Дурман опия вновь проник в сознание учёного.

– Они прошли сквозь стену?

Осторожно приблизившись к месту издевки галлюцинации, он решил ощупать стену, и тут же полетел по инерции вслед за вытянутыми в пустоту ладонями.

Упав на каменный пол, вскрикнул удивленно, узнав мозаику недавнего видения.

Поднялся на ноги и вновь, напрягая зрение, огляделся. Да, это был тот самый зал.

Учёный заметил рядом знакомый предмет.

– Алабастрон – светильник из мраморного оникса.

И тут же память напомнила забытое. Захи хлопнул себя по грудному карману, спички в водонепроницаемой упаковке были на месте.

Радостная дрожь восторженного азарта сделала пальцы непослушными. Не с первого раза удалось зажечь спичку.

Он поднёс пламя к фитилю масляного светильника, осветившему мрачный зал, утопающий в роскоши. Восторг вырвал душу из тела археолога, она летала над сокровищами. Захи огляделся и обнаружил по периметру еще три светильника.

И вскоре пламя четырёх алабастронов, просвечивая изнутри фигуры светильников, проявило на их поверхности изображения Геракла и Афродиты.

Вдоль стен стояли открытые рамочно-филенчатые сундуки, инкрустированные слоновой костью.

Они были наполнены золотыми и серебряными монетами с профилем Клеопатры и Марка Антония, изысканными ювелирными изделиями древних мастеров.

Огромный стол, стоящий в центре зала, был заставлен золотыми кубками, кувшинами и разной утварью, осыпанной драгоценными самоцветами.

Два золотых трона застыли у противоположных сторон стола, ожидая своих хозяев. В глубине помещения находился мраморный саркофаг, накрытый большой тяжёлой крышкой каменной печали священного оникса. На её поверхности лежал золотой меч, и кобра рвалась наружу из его тела, рукоять меча венчал орёл и надпись: «Avis Romana».

И имена, выбитые по ониксу на крышке – «Антоний и Клеопатра» – не оставляли и тени сомнения, что золотой орёл – «Римская птица» – и урей с коброй охраняют прах Великих.

Обессиленное стрессом тело Захи опустилось на сидение золотого трона, и глаза увидели две мраморные фигуры Антония и Клеопатры у двух колонн напротив саркофага.

Зыбкий тяжёлый воздух оживлял фигуры, они качнулись и шагнули навстречу учёному.

Захи трудно стало дышать, предметы в зале пришли в движение, закружились, смешались в одно полотно. Бредовое видение на грани потери сознания заставило учёного задержаться, воспринимая нереальную реальность.

Зал растворился фиолетовой массой ночного неба с проблеском звёзд.

В центре бесконечного необозримого ночного небесного зала растянулось изумрудное полотно света плоскости бильярдного стола с шестью чёрными дырами луз.

Планеты солнечной системы, сбитые в пирамиду, ждали своей участи.

Сонм Богов Олимпа парил над столом.

Кием-молнией ударил Зевс по гигантскому Белому Карлику-битку, и тот разбил пирамиду, разбросав планеты по сукну.

Его соперник, слепящим светом маскируя образ свой, промолвил:

– Очередь моя!

Он лазерным лучом звезды, словно кием, без промаха загонял шары планет в чёрные дыры луз, они разрывались на вылете, и слепящим потоком новых звёзд осыпали пространство.

И когда на столе остался единственный шар, горящий трепетным голубым светом, незримый в слепящем пламени произнёс спокойно:

– Партия окончена. Ты проиграл. Гея моя!

Вифлеемская Звезда лучами, расчерченными божественным кием, билась в изумрудных границах полотна небесного бильярдного стола, прожигая его хрупкие борта.

Ещё живы были Клеопатра и Антоний. До Рождества Христова оставалось два десятка лет.

Сумеречное сознание тоски и бреда покинуло тело археолога. Он провалился в небытие.

Захи казалось, что он лишь на миг прикрыл глаза.

С недоумением осматривал белые стены, обнаружив себя лежащим на больничной койке.

Над ним склонился атлет в белом халате.

– Как себя чувствуете, Захи?

– Где я?

– В больнице, уже неделю.

– Что со мной?

– Коматозное состояние, но всё уже позади.

– Что с моей группой?

Врач взял со стола газету и зачитал отрывок текста статьи:

«Доктор Захи замыкал нашу группу в тоннеле. Он исчез неожиданно. Мы предположили, что ему стало плохо, и он выбрался наружу. Но на поверхности его тоже не оказалось. Боковые ответвления тоннеля засыпаны породой, сам тоннель заканчивается глухим тупиком. К поиску профессора подключились местные структуры спасателей».

Доктор отложил газету и произнёс:

– Я хочу успокоить вас. Мы уже сообщили вашим друзьям о месте вашего нахождения. Они вскоре будут здесь. Отдыхайте, набирайтесь сил.

Атлет придвинул стул к изголовью Захи, и тихо произнес:

– Вы же – доктор, Захи? Так вот, коллега, у меня к вам убедительная просьба – сохраняйте врачебную тайну. Забудьте обо всём увиденном, это – частная территория.