Сонмэн

В каземате, освещенном факелами, Клеопатра в окружении союзников стояла перед осужденными на смерть пленниками, закованными в цепи.

– Ирада, – приказала служанке, – поставь перед ними корзину с фруктами.

– Угощайтесь, сегодня я добра, – обратилась она к изможденным заключенным.

Один из них, со страшным шрамом на лице, жёг царицу огнём единственного глаза.

Он скинул крышку корзины. Аромат инжира смутил рассудок лишенных воды и пищи пленников. Еще две жадные руки опустились в корзину, извлекая крупные смоквы. Но тут же вскрики ужасы и грязные проклятья взвились к своду потолка.

Два смертника корчились на каменном полу, опрокинув корзину и давя своими телами благоухающий инжир. Красно-жёлтые и траурно-чёрные браслеты гибких тел аспидов сверкнули тонкими полосками в свете факелов, и змеи, уползая, быстро растворились во мраке каземата.

– Подать вина! – воскликнул изумленный Антоний.

Золотые чаши, наполненные красным вином, отражая пламя факелов, залили цветом крови освещенное пространство каземата.

Гости пили, философски наблюдая аккорды танца смерти корчившихся тел.

Вечерний пир в парадном зале тянулся до утра. Во главе стола в красном хитоне с расстёгнутой пряжкой на правом плече, обнажая могучие мышцы, восседал Антоний, а рядом в изумрудном длинном платье – пеплосе, приталенном золотым поясом, с обнаженным упругим боком смуглого великолепного тела – божественная Клеопатра. Густые волнистые волосы изысканной прической, вплетенной золотой лентой и жемчужными нитями, окольцованной тонкой золотой диадемой, обвитой аспидом, красовались на порочной, мудрой голове безумно обольстительной царицы.

Геркулес на поле боя, Марк Антоний, внешне напоминающий мифического бога, на пиру преображался в Диониса.

Неутомимый виночерпий бесконечно наполнял вином чаши пирующих гостей.

Пьяные ветераны Энобарб и Эрос в честь своего господина устроили импровизированный бой, поражая гостей искусством владения мечом.

И ранние часы безумного рассвета дарили блаженство обнаженным телам Антония и Клеопатры в объятьях изысканных любовных игр.

И новый день, и новые встречи с дружески настроенной смертью.

В кромешной тьме могильного склепа царица вместе со своими союзниками по игре взывала к смерти, предлагая дружбу. И изумленные сподвижники чувствовали движение тьмы и незримые ладони званой подруги, обжигающие леденящей лаской лица.

И снова пир, и Дионис восседал во главе стола.

Но год ожидания пролетел незаметно.

Первого августа в гавани Александрии появился флот Цезаря Октавиана.

Стальная лавина римских легионеров, сметая всё на своем пути, стремительно приближалась к воротам Александрии.

Марк Антоний расстался с Дионисом и просил покровительства Геркулеса.

Облаченный в латы полководец предстал перед своим малочисленным легионом ветеранов, встреченный громогласным возгласом восторга. Открылись ворота, и разящий меч Антония поверг в шок легионеров Октавиана.

Неутомимый воин во главе конного отряда рассеял ряды противника, оставив груды изрубленных тел.

Но слишком неравные силы и предательство пехоты, перешедшей на сторону Октавиана, вынудили Марка Антония вновь запереться в столице.

Октавиан праздновал победу, готовился торжественно войти в Александрию и пленить отступников, поправших римскую добродетель, завладеть несметными богатствами и устроить грандиозный триумф своего вхождения в Рим, сопровождаемый караваном пленных, ведя в золотых цепях полубогов Марка Антония и царицу Клеопатру.

Клеопатра на открытой веранде с колоннами всматривалась в звездное небо.

Мольба, посылаемая Богам, была услышана. Голос стражника доложил:

– Царица, к тебе купец с Кипра с двумя рабами.

– Впусти его.

Она признала долгожданного гостя.

– Александр, ты долго добирался, но волею Богов ты здесь. Показывай товар!

Купец обернулся к рабам в париках, укутанных платками клафт, приказал открыть лица.

Крепкого телосложения мужчина и хрупкая женщина представились глазам царицы.

– Антоний и Клеопатра! – изумленно воскликнула она и приказала: – Готовь корабль к походу.

– Он в тайной гавани и ждёт тебя, царица!

– Иди, мой друг, и жди сигнала.

Марк Антоний с поникшей головой, мощным обликом своим похожий на Геракла, голосом отеческим и грустным прощался с остатками своей элиты полководцев.

– Вы – дети славного Рима, ему служить обязаны. Я оступился, и это боль моя. Я – раб и повелитель своей богини, царицы Клеопатры. Подлостью, трусостью и предательством не запятнан, лишь признаю, что смертельно ранен я стрелой Амура. Идите к Цезарю Октавиану, служите славному Риму! Вы – герои! Много славных дел за вами. И не должны в устах бесславной толпы сената звучать позором ваши имена.

Приглушённый ропот печальных голосов был ему ответом.

– А теперь оставьте меня! Я хочу отдать последний свой долг Риму.

– Эрос, – обратился Антоний к своему оруженосцу, – ты в этом должен мне помочь.

Колесница Зевса Громовержца прокатилась бронзой колес по кремниевым облакам, высекая молнии, чёрная весть упала на землю:

– Марк Антоний покончил собой, бросившись на собственный меч!

Приверженец Цезаря Октавиана, консул Карнелий Долабелла, более известный своим распутством, влюблённый в Клеопатру, тайно известил её о намерении правителя в скором времени отправить царственную пленницу в Рим для участия в своём триумфе.

Клеопатра вручила консулу письмо с просьбой передать Октавиану.

Затем покинула дворец и заперлась с двумя служанками в царской усыпальнице.

Клеопатра лежала на золотом ложе, полупрозрачный калазирис – платье из тонкой ткани, вышитое растительным орнаментом и покрытое сеткой драгоценных камней – розовым цветом окрашивало проступающие контуры изящного тела.

Пурпурная царская мантия – парфира – прикрывала плечи. Над короной, венчающей голову царицы, выступал священный знак фараонов – урей – золотая кобра с раздутым воротником, готовая к броску. Две верные служанки, Хармиана и Ирада, поправляли изысканный наряд божественной царицы.

У свода гробницы, по другую сторону, в тайной комнате, отодвинув в сторону каменный брусок, двое наблюдали за всем происходящим в усыпальнице.

– Она прекрасна! – лёгкий женский шёпот волной восторга коснулся слуха собеседника.

– Да, Клеопатра, это копия твоя, но я влюблён в оригинал.

– Спасибо, мой Антоний! Но нам пора. Александр готовит гребцов и поднимает паруса.

– Прощай навеки, тщеславный Рим, изгнавший меня из Александрии, тебя я оставляю в своем сердце! Пускай судьёй история мне будет.

Лежащая на смертном ложе богиня вздрогнула.

Под сводом гробницы заиграла флейта.

Призрак Птолемея Авлета полупрозрачным облаком стоял в выси над ложем.

Отец Клеопатры извлекал из флейты звук скорби и боли оголённого нерва сгорающей звезды, потерявшей свою орбиту, перебором золотым коснулся урея, кобра стройным телом закачалась словно метроном, отсчитывая секунды, и слепящим сиянием ночи изумрудных глаз заполнила пространство всей гробницы. И струйки яда брызнули из пасти аспида.

Октавиан прочитал письмо, переданное ему Долабеллой от Клеопатры.

Она обращалась в письме с одной просьбой, похоронить её в одной могиле с Марком Антонием.

Октавиан вскочил на ноги и вскоре со свитой приближённых стоял у смертного ложа царицы.

Досада и восхищение величием духа последнего фараона отразились на его лице.

– Марка Антония и Клеопатру поместите в один ковчег погребальный, и пусть встречает Бог Анубис их тела, лишь он судья великим, – скорбно произнёс Цезарь, обращаясь к Долабелле.

Внезапно все находящиеся в гробнице умолкли, привлечённые шумом улицы: