Игры рядом

— увидел, как мои увлеченно трахаются на моей же кровати. Тогда всё и началось.

Тогда мне и стало по-настоящему плевать. На себя. Не на нее.

Когда чувство вины отпускает, в первый момент это всё равно что получить топор в руки после того, как на тебя годами было наложено заклятье не брать в руки ничего опаснее штопального грибка.

Потому я и ввязался во всё это. Сумасшедшим быть легко.

Они все были против меня — против нас. Йевелин лежала в кресле, прозрачная как стекло. Повязку скрывало платье и наброшенная на плечи шаль, и, не зная, что она ранена, можно было удивиться ее вялости. Та ли это шикарная сука? Та, та самая. Иначе бы ее не хотели убить так сильно.

Меня тоже хотят убить, и это роднит нас, Йев.

Я чувствовал на себе тяжелый, мертвый взгляд Куэйда Аннервиля, стоявшего в дальнем углу и не проронившего до сих пор ни слова. Он тоже был безумен, но иначе, чем я. Оказывается, есть разница.

— Довольно, — сказал маркиз потрясающе ровным тоном, будто ножом разрезая густую, как масло, атмосферу. — Сударь, будьте любезны удалиться. Вместе с вашими родственниками. Это семейное дело, и я предпочел бы обойтись без свидетелей.

В одном я был с ним согласен — Ларс и Флейм вполне могли бы вернуться к занятию, прерванному моим появлением. Совсем напрасно они так резво за мной кинулись. Но я останусь.

Не бойся, я останусь.

— Прошу прощения, милорд, но я останусь.

Она посмотрела на меня — впервые с того момента, как я ворвался в зал, услышав крики Дарлы.

Аннервиль тоже посмотрел. Во второй раз, и еще более неприязненно, чем в первый. От его дружелюбия не осталось и следа.

— Мне не хотелось бы повторять.

— Ангус, пусть… останется. Пожалуйста.

Он круто развернулся к жене, уставился на ее губы, словно не веря, что с них могли слететь эти слова.

— Вот как? Тебе, значит, всё-таки нужны защитники?

— Если ты воспринимаешь меня как преступницу, почему же нет?

— Ты и есть преступница! — закричала Дарла, сжимая кулаки.

Запредельный, кто-нибудь, остановите меня, сейчас я ее сам убью…

Аннервиль не взглянул на дочь, только с минуту пытал Йевелин пронизывающим взглядом, потом коротко бросил:

— Хорошо. Это будет твой позор.

Я услышал, как вздохнула Флейм. Я не встречался с ней глазами с тех пор, как ушел из замка. Уже и не встречусь, наверное. Странно, мне совсем не хотелось знать, почему она это сделала. Почему они это сделали. Первый шок прошел очень быстро — тогда я даже не задумался, что слишком быстро — и теперь не Флейм меня волновала. Мне хотелось, чтобы она ушла.

— Отец, но то, что говорит она, это же…

— Помолчи.

— Как ты можешь мне не верить?!

— Дарла, я от тебя устал.

Хлестко прозвучало, надо сказать. Судя по тому, как эта румяная дура примолкла, данная фраза была в их доме чем-то вроде сигнального слова, за которым, очевидно, следовало традиционное рукоприкладство.

Аннервиль сел в кресло напротив Йевелин и взял ее белые руки, безвольно лежащие па коленях, в свои большие холеные ладони.

— Йевелин,