Тихий Холм

Она закрыла глаза и ссутулилась, напрягая мысли, пытаясь нарисовать в своём воображении дверь, ведущую дальше. Удавалось плохо. Её частичка, называемая Алессой, всё время гасила раздувающееся пламя. Образы неуклюже соскакивали с колеи, как сникают провода, перекушенные стальными клещами. Промучившись с минуту, Хизер открыла глаза и разочарованно застонала, увидев, что комната никуда не делась. Детская спальня загородного особняка Гиллеспи осталась, вся такая реальная и не имеющая брешей.

Впрочем, не совсем. Краски потухли. За эту минуту через комнату прошествовало невидимой походкой великий страж Времени, накрыв её покрывалом забвения. Цвета и блеск заметно потемнели, в углах скопилась пыль. Хизер торжествующе улыбнулась. У неё получалось. Комната разваливалась, открывая путь дальше.

На этот раз она простояла с закрытыми глазами подольше, чувствуя, как по воздуху проносятся тёплые волны, незаметно меняющие мир вокруг. И когда внутренний голос сказал: «Пора!», она разомкнула веки. Стена напротив неё разошлась в стороны и сморщилась, как ткань приоткрытых занавесок. В середине стены появилась толстенная железная дверь, покрытая причудливым заржавевшим узором. Когда Хизер посмотрела на неё, дверь сорвалась с крючка. Добро пожаловать в финал, Хизер.

Прежде чем войти в дверь, она осмотрелась ещё раз. Потому что чувствовала – в спальне Алессы что-то неуловимо поменялось, кроме потускневших красок. Что-то ещё. Ей не составило труда разглядеть, что именно. Во-первых, с пола пропали обрывки бумаг с нарисованными монстрами. Во-вторых, испарилась коллекция бабочек над столом, оставив за собой жухлый зелёный след. И на столе, там, где Хизер положила стопку карт, теперь лежал блокнот. С синей подкладкой и отрывными листами. Отец покупал такие год за годом и постоянно тащил с собой в кармане, используя как записные книжки. Туда же и ложились первые наброски романов. Хизер иногда даже пугала эта его привычка внезапно озариться новой идеей и уйти в себя, начиная лихорадочно исписывать одну страницу блокнота за другой, где бы он ни находился. Потом, когда пыл спадал, он виновато улыбался ей: «Это как моментальная вспышка, Хизер. Я боюсь, что всё забуду, если не напишу». Вот так-то. Теперь один из блокнотов неизвестно как преодолел далёкое расстояние между Эшфилдом и Тихим Холмом и оказался здесь, на столике. Хизер, задержав дыхание, наклонилась над шероховатым листочком с закруглёнными буквами. Записка была короткой и как будто нацарапана в страшной спешке.

Я знаю, что она за этой дверью. Не знаю как… но я это чувствую. И ещё чувствую присутствие там чего-то очень опасного, даже противного. Может быть, это то, что они называют «Богом». Но я должен открыть эту дверь. Достаточно этой ленивой болтовни. «Богом» я не являюсь, но собираюсь спасти её. Нет, не её… их всех.

Отец был здесь. В этой маленькой комнате, в самом донышке мира Алессы, пройдя через все уготованные для него кошмары. Семнадцать лет назад… Хизер уставилась отсутствующим взглядом в тёмное стекло окна, машинально прощупывая через жилетку кулон, подаренный ей отцом. Твёрдый серебристый шар, отголосок прошлых мирных дней, успокаивал и ободрял.

… собираюсь спасти её.

Мог ли он действительно написать это? Пусть не здесь и не тогда, но… Хизер отчётливо вспомнила странный случай два года назад, как сюрреалистический сон – она вернулась из магазина, а отец поджигал свою книгу. Господи, как она тогда перепугалась… Может быть…

Так или иначе, теперь это неважно. Главное – отец не потерял веры и победил, отвоевал у жестокого Бога себя и свою дочь. Хизер тоже не должна была терять дух. Иначе она обречена.

Я знаю, что она за этой дверью.

Хизер прошла через дверь, как прошёл её отец много лет назад. За дверью её ждал длинный коридор, обложенный красными металлическими листами. Красными то ли от жары, то ли ржавчины, то ли от света, исходящего со всех сторон – а может, из-за въевшейся в них крови. Было тихо до жути, но воцарению полного молчания мешал сначала незаметный, но набирающий с каждый шагом рокочущий звук впереди. Словно самолёт, отрывающийся от взлётной полосы.

Поворот. Хизер повернула направо на девяносто градусов и увидела, что здесь коридор превращается в нечто наподобие моста над оранжевой пылающей бездной. Пламенеющая масса полыхала внизу, заливая мир ослепительным светом.

Господи…

Хизер, пошатываясь, пошла дальше. Внизу, в сердцевине оранжевого моря, шевелились какие-то крохотные точки. Люди? Откуда они здесь? И как они там могли очутиться? Нет, вряд ли. Надеюсь…

Мост кончился, снова превратившись в закрытый наглухо коридор. Рокот возрастал, распадаясь на несколько повторяющихся звуков. Что-то знакомое. Но Хизер не успела подумать об этом как следует – её внимание отвлёк другой звук, справа от неё. Скрип – тишина – скрип. В проходе было очень темно, поэтому сперва казалось, что красная вентиль водопроводной трубы вращается сама собой. Но присмотревшись, она отделила от темноты костлявую руку и её пупырчатоголового владельца, свисающего вниз головой с потолка. Точь-в-точь как в госпитале.

Кто он такой?

У Хизер не было желания подойти к существу и выяснить это. Он… пугал. Да-да, именно пугал. Даже сейчас, когда её никакими невообразимыми чудищами было не удивить. Что-то подсказывало: не стоит связываться с этим типом. Хизер была в принципе согласна, но очень уж часто Пупырчатоголовый попадался на её пути, не вступая явным образом в контакт. Он прятался от неё, наблюдая исподтишка. Какую цель преследовал этот получеловек-полумонстр в обгоревшей рясе, было известно одному Богу. Богу Тихого Холма.

Скрипящая вентиль и рука, вращающая её, остались позади. Коридор выпрямился и устремился вперёд, к своему концу, в то время как рокот вращающихся лопастей вентилятора возрастал… и казалось, что струи воздуха, пускаемые им, неласково треплют разгорячённую щёку Хизер.

Глава 24

– Что я думаю?

Винсент был взбешен. Он сделал всё, что мог, вылезал из кожи вон, чтобы предотвратить то, что задумала Клаудия. Но не помогло – всё катилось к чертям собачьим, рассыпалось в пыль на глазах. С минуту на минуту сюда заявится девчушка, и он уже будет третьим лишним в этой компашке. Чёрта с два. Он не собирался сдаваться. У него есть ещё козыри в рукаве…

Но, проклятье, почему ему тогда так страшно? Аж коленки дрожат…

– Ну, если ты хочешь знать, то я думаю, что вам обоим нужно умереть, – сказал он, с ненавистью глядя на жрицу, застывшую истуканом у алтаря. – Это было бы весьма мило. Я наконец-то смог бы спать спокойно.

Клаудию это признание удивило не слишком.

– Когда ты потерял веру в Бога? – сокрушённо спросила она только. – Бог жив. Просто посмотри вокруг.

Она повела рукой, и Винсент машинально подчинился его жесту, осмотревшись по сторонам. Ничего утешительного он там не увидел. Некогда золочёные своды молельни покрылись отвратительной бугристой коростой, тут и там с грязных колонн свисали обрывки цепей. Ряды кресел были измазаны в неестественно густой крови. Тьма подступала к месту, которое должно было быть приютом света. Клаудия видела в этом доказательство близости Бога. Винсент же при взгляде на всё это вспомнил ироничные слова Хизер: А я считаю, правильнее будет называть его дьяволом. Вот тут, пожалуй, глупышка была права. Такому Богу лучше не быть, чем быть. Проблема в том, что Он был…

– Я не потерял веру, – вызывающе сказал Винсент. – Я верю в Бога – по-своему. Я боюсь Его и обожаю Его. Но я ещё не потерял ум, как ты.

На этот раз провёл рукой он, но Клаудия не проследила за его движением, а продолжала смотреть на него с ледяным спокойствием. Винсент чувствовал, что слова становятся сбивчивее и истеричнее против воли:

– Посмотри на это! Думаешь, это всё в самом деле изваял Бог? А тебе не кажется, что это просто чьи-то ночные кошмары, может, даже твои собственные, как было с Алессой семнадцать лет назад? Если это действительно работа Бога… то я скажу, что у него плохой вкус!