Глаз урагана

т планету, не желая этого… Порой я думаю, не совершаю ли роковую ошибку…

Она осеклась, а у Дины заледенел позвоночник и свело скулы от того, что скрывалось за этой неоконченной фразой и последовавшей за нею многозначительной паузой. И надо было молчать, не выдавать своего ужаса, чтобы какой-нибудь дурацкой репликой или даже прорвавшейся наружу дрожью не подтолкнуть цыганку к непоправимому поступку. А впрочем, что вообще было «поправимым»? Рано или поздно все будет разрушено. Включая, оказывается, и планету. «…Смещение оси вращения… Земная кора лопнет, как кожура гнилого плода…»

"Слоны в посудной лавке, – внезапно пришло Дине в голову. Она могла произнести это только про себя, продолжая разговор в уме. – Каждый из вас – слон в посудной лавке, какими бы всезнающими и добрыми вы ни казались.

И я тоже, но я слаба и потому не могу натворить много бед… Маленький такой, смехотворный слоник из бумаги. Если я что-то и разрушаю, то скорее саму себя. И плачу слишком дорого за каждый разбитый «горшок» или «тарелку»… Мой сын – Последний Здухач, подумать только!.. Последний…"

– Извини, – сказала бабушка Нина. – Я знаю, что это страшная правда.

– Не извиняйтесь, – выдавила из себя Дина. – И спасибо вам за все.

– За что ты меня благодаришь, дочка?

– Как за что? – Она пожала плечами. – За то, что не умерла намного раньше. Насколько я понимаю, возможностей было хоть отбавляй…

Она робко хихикнула, а затем засмеялась, откинув назад голову. Ее смех звучал так, словно ложка скребла по дну кастрюли.

Старуха смотрела на нее, как на сумасшедшую. Дине было безразлично даже это. Она-то знала про себя, что может выдержать и не такое. Сейчас ее психика ставила защитный барьер, и тот, кто понял бы это, дал бы ей посмеяться вдоволь или предложил бы, например, сыграть партию в шахматы.

Но и бабушка Нина, и Цезар оказались слишком суровыми людьми. Милосердие имело в этом доме другое измерение. Милосердие было не сентиментальным чувством, а действием. Подлинное милосердие сейчас умирало в соседней спальне, превратившись в обтянутый кожей скелет…

Одновременно для Дины прояснилось и кое-что другое.

– Я не отдам им своего сына, – сказала она, внезапно обрывая смех.

В ее голосе появилась сталь, закаленная в слезах, и бабушка Нина почувствовала: на этот раз решение окончательное.

– Если так, то я обязана предупредить тебя, что ты скорее всего больше не увидишь мужа.

– Я знаю, – сказала Дина, снова уставившись в стену помертвевшим взглядом.

– А твой сын, может быть, не выдержит долго…

– Я знаю, не повторяйтесь!

– Тогда и тебе не уцелеть.

– Я знаю!!! – закричала она.

Цезар подошел сзади (ох эти его хищные повадки и бесшумная походка!), положил ей руки на плечи. Она вздрогнула; в голове с бешеной скоростью проносились хаотические мысли:

«Вот оно, началось!.. Старуха сама признала, что они – из ЭТИХ. Все маньяки одинаковы. Они кажутся абсолютно нормальными до определенного момента, пока в башке у них не щелкает выключатель и не