Книга духов

Они ищут Селию и прежде всего Лидди? Неужели это были ловцы рабов, нанятые наследниками Бедлоу? После стольких лет? Или он вел речь о трейдерах, то есть негодяях, которые рыскали по территории, присваивая то, что им не принадлежало, – лошадей, коров, рабов; двуногая добыча ценилась ими выше всего.

– Где она? – спросила я. – Недалеко?

Йахалла печально, жалостно покачал головой. Он вновь и вновь указывал пальцем себе в один глаз, потом в другой, потом в пол, и я потеряла терпение.

– Что? Где она? Ты хочешь сказать, она… в земле?

– Нет-нет, ни в какой не в земле… Она бежать на землю. – Он обозначил жестом, что уже отработал вознаграждение.

– Послушай. – Я выставила на вид две бутылки, взятые из буфета. – Скажи, где она, и бутылки твои.

Нынче мне стыдно за этот подкуп, но мне, как и моему собеседнику, было на все плевать.

– Я ее не видеть. Йахалла слышит. И ничего больше.

– Что слышишь? Что ты слышал?

– Она, Цветочное Лицо, она бежать, бежать из Сент-Огастина на землю племени.

Немало черных людей, как свободных, так и беглых, жили вместе с семинолами в разбросанных по территории поселках. Видимо, они находились в неволе, однако это было не жестокое рабство, а скорее отношения вроде феодальных. Иногда чернокожие жили отдельно, а за землю отрабатывали или платили оброк, но чаще они с индейцами взаимодействовали более тесно. Сверх этого мне мало что было известно.

– Но где она? Твое племя могучее и большое.

– Ничего не большое. И не могучее.

Когда Йахалла схватился за графин, я промолчала. Позволила ему налить. Смотрела, как он пил. Его кожа, высохнув, сделалась совершенно тусклой; сухая, как бумага, она свисала с костей.

Оставив Йахаллу в гостиной, я стала искать среди бумаг карту территории. Нашла ее и расстелила на пыльном столе. Попросила Йахаллу показать, где, как он «слышал», может находиться Селия; но прежде он забрал бутылки, сунув их себе под мышки.

Слухи о девушке, похожей на Селию, дошли до него в Фернандине, где он торговал стеклянными бусами. И еще он слышал что-то вроде этого недавно, в поселении Волузия.

– А теперь? – спросила я. – Где она теперь?

Но семинол был уже у входной двери.

Благодаря Бефане или без ее участия у меня появилась надежда; и еще мне понадобилось принимать решения.

Селия находилась недалеко, может, совсем под боком, во всяком случае, территорию она не покидала. А значит, она могла вернуться. Но вдруг это не так? Одно дело, если она отправилась к семинолам по своей воле, а если нет? Если ее забрали против воли? Если у нее вообще отсутствует воля, если я своими дурацкими чарами низвела ее до полного безволия?.. Как я старалась убедить себя, что Селия бежала, что она спала и видела, как бы оказаться подальше от Сент-Огастина, потому что в самом деле она никогда не чувствовала себя здесь в безопасности.

Но нет: что, если, что, если, что, если?..

Наконец я поняла, что выбор сводится к двум возможностям:

Я могла сложить руки, понадеяться, что у Селии все хорошо, и ждать, вдруг она вернется. Или следовало разыскать ее и в случае необходимости ей помочь.

Думала я несколько дней; в дело вновь вмешалась трусость. И еще желание спрятать голову в песок, забыть обо всем, что я натворила. Я не обратилась к «Книгам теней» или к другим ведьминым средствам, будь то колдовство или ясновидение; наверное, я боялась того, что при этом обнаружится. Решение я нашла в другом, неожиданном месте – в «Собрании сочинений» святого покровителя и тезки города; там мне попалось такое определение грешника:

«Человек, который из двух благ выбирает меньшее».

Я поняла, что не оставлю Селию. Я буду ее разыскивать. Найду. И, если нужно, помогу ей.

На рассвете мой саквояж был уже упакован; ключ я спрятала в розовом нутре раковины стромбуса, установленной у порога. К полудню я взгромоздилась на лошадь, гнедого мерина, который, как заверял продавец, знал Кингз-роуд наизусть. Медленно, черепашьим шагом, я выехала из города навстречу очищению от грехов. Так мне, во всяком случае, хотелось думать.

Я не была единственным странником в ту осень и зиму, но, прежде чем я услышала о семи семинольских вождях, утекло немало воды.

Да, у семинолов было семь вождей, и теперь они двигались на Запад, потому что им так сказали. И, разыскав подходящую землю (которая бы не подходила белым), они и их соплеменники переселились бы туда, к берегам реки Арканзас. Они собирались оставить собственные земли и всем скопом поселиться среди криков, Людей Войны, с которыми некогда враждовали. Своих черных союзников они должны были покинуть, оставить в наследство. Так распорядился добрый «Король» Джексон.

Его – Джексона – послал во Флориду в 1819 году Монро, чтобы прижать семинолов и выловить беглых рабов, которых семинолы долго укрывали. Это Джексон и осуществил, невзирая на то что Флорида принадлежала Испании. Испания, однако, вела войну на других фронтах и не имела сил противиться.

Представьте себе, что земля – это мяч, которым перебрасываются военные и дипломаты. Испанцы захватывают ее у различных индейских племен, но затем отпасовывают Британии через Парижский договор 1763 года; этот документ кладет конец конфликту, который по одну сторону океана был известен как Семилетняя война, а по другую – как война французов с индейцами. Далее это британская территория, разделившаяся на четырнадцатую и пятнадцатую колонии – Восточную и Западную Флориду; и существует она без бунтов.

Около 1780 года, когда на восточном побережье осела пыль революции, побежденные британцы возвращают Флориду Испании; из Гаваны сюда устремляются прежние ее обитатели. Они правят в этот раз двадцать с чем-то лет, в отличие от британцев ослабив вожжи. Как раз благодаря их беспечности, которой не раз пользовались чернокожие и краснокожие, Джексон сумел вторгнуться во Флориду…

Но теперь, когда цель достигнута, как поступить с туземцами?

Избавиться от них, как же иначе.

Намечаются договора:

В1823 году у ручья Маултри, вблизи Сент-Огастина, тридцать с лишним вождей уступают американцам тридцать с лишним миллионов акров индейской земли. Взамен им дается четыре миллиона акров в глубине материка, чтобы к ним по морю не приплыли союзники или оружие. И они соглашаются не торговать с кубинцами, чьи суда курсируют вдоль берега. Более того, индейцы должны выдать всех рабов, которых у себя укрывают.